голосом ненавистного Витаса прервал меня:
— Шеф, сначала сядьте в командирское кресло! Иначе я не активирую протокол взлёта, вы же знаете!
Чёрт! Я потерял несколько драгоценных секунд и не без трепета ожидал, как произойдёт взлёт. Обидно снова потерять опорные башмаки, лишь недавно установленные!
Но по неизвестной мне причине диспетчерская служба космопорта не остановила вылеты. И «Фунт изюма» на удивление спокойно поднялся в небо. Признаюсь честно, я даже не сразу поверил в такую везуху!
Космический Кодекс разрешает входить и выходить из «схлопов» на расстояниях не менее ста миллионов километров от заселённых планет. Это требование связано с угрозой целого ряда возмущений, которые способны вызывать в биосферах планет работающие хронотипические двигатели. Но и сто миллионов — это минимально допустимое расстояние. Обычно капитаны кораблей выбирают точку формирования «схлопа» гораздо дальше от планеты: сто пятьдесят — двести миллионов условно-земных километров. Сейчас же я решил не тянуть с прыжком и задал координаты точки входа в «схлоп» на ближайшем допустимом расстоянии.
Прыжок к двойной звёздной системе Лабаха-Кляузман прошёл вполне удачно. Моя пиратская лоция не подвела. «Фунт изюма» не врезался в кипящие недра планеты и не размазал на субсветовой скорости пару сотен астероидов. Он вышел из «схлопа» окружённый чёрным вакуумом глубокого космоса далеко за орбитой пятой из четырнадцати планет этой системы. Где-то здесь, вдали от заселённых потомками латиноамериканцев планет Звёздный Акапулько и Титикака, я назначил рандеву своим друзьям.
К моменту моего появления в систему Лабаха-Кляузман прибыли уже двое «казаков». Позывные их радиомаяков я поймал сразу же. Антон Радаев — Шерстяной, и Константин Головач — Костяная Голова прибыли каждый на своём корабле. Вот радость-то! Чем больше наша флотилия, тем больший манёвр мы сможем осуществить в последующем.
Примерно шесть часов ушло у нас на обоюдное сближение. В течение этого времени мы поддерживали связь в режиме «конференция» и обменивались краткими репликами, но от обстоятельного разговора воздерживались. Казаки знают, что все важные разговоры должны проводиться только внутри космического корабля.
Шерстяной прилетел на своём «Туареге», более похожим на исследовательскую лабораторию, нежели на боевой корабль. Переделанный из космической яхты, «Туарег» не имел вооружения и бронирования, зато стараниями хозяина был напичкан самой современной биомедицинской техникой. На модернизацию этого оборудования и закупку его новых образцов наша казачья курия постоянно выделяла Шерстяному немалые средства.
Головач, напротив, прибыл на мощном боевом корабле, хорошо известном мне как «Наварин». Сделанный по индивидуальному проекту, этот внушительный летучий мастодонт имел четыре обитаемые каюты — всё остальное пространство занимала разнообразная техника для стрельбы, устрашения и поспешного бегства в случае неудачного устрашения.
«Фунт изюма», «Туарег» и «Наварин» сошлись на двести метров и зависли в полумиллионе километров от оранжево-зелёной планеты-гиганта Кордова.
Облачившись в скафандры, Костяная Голова и Шерстяной прибыли на борт моего корабля. Когда визитёры явились в пост управления, грохоча магнитными ботинками и посмеиваясь над каким-то анекдотом, я с чувством обнял обоих.
— Мы, кажется, не виделись месяцев восемь, — заметил Костяная Голова. — Вы, господин Разорвирубаха, безответственно относитесь к своим обязанностям нашего наказного атамана.
В устах Кости сказанное следовало расценивать как образное выражение радости от встречи.
— Садитесь, братанги, — я указал на диван для гостей. — У нас будет длинный разговор.
Начал я, разумеется, с главного — с инъекции в шею. Радаев внимательно выслушал меня, не мешкая, взял из разных частей тела образцы крови. Обещал подумать, как можно мне помочь.
— Да, Антоша, будь любезен, помоги, — попросил я. — Хотелось бы, знаешь, ещё пожить, поделать добрые дела и прочую чухню, ну и, разумеется, организовать ответную встречу с теми милыми людьми, что устроили мне это… развлечение.
— Я подумаю, — авторитетно заверил Шерстяной. — Посмотрю на этих нанороботов, попытаюсь расколоть код их дезактивации. Если же не получится дезактивировать, подумаю, как уничтожить…
— А чучхэ у тебя хватит? — Константин, как всякий настоящий воин, признавал силу и прямое действие, испытывая глубокие сомнения в реальной пользе науки и любого абстрактного знания вообще. — У тебя ведь все животные в лаборатории подыхают! Ни одна тварь не выживает! А тут ведь не морская свинья! Тут сам наказной атаман в спасении нуждается. Он ведь у тебя тоже сдохнет, как морской свин!
— Чучхэ хватит! Я перед сном каждый раз геном человека повторяю. И сверху вниз, и снизу вверх. Ну, а если не получится избавиться от нанороботов, то мы его мозг пересадим. Только тело надо будет найти.
— Гы! — обрадовался Константин. — В женское тело засунем! — Он повернулся ко мне: — А кто же, Пётр Никодимыч, так грязно над вами надругался?
— Это уже вторая часть моего повествования…
И я принялся рассказывать о своём посещении Корабля дураков и череде событий, последовавших далее. С присущим мне лаконизмом, я уместил всё в двадцать два предложения. Ну, может, в двадцать три… Когда я употребил словосочетание «машина времени», мои слушатели тревожно переглянулись. А когда я объяснил, что именно я планирую предпринять в ближайшее время, Костяная Голова заёрзал на диване:
— Прежде чем сказать, какой ты муд…, в смысле, странный человек, я хотел бы попросить налить мне двадцать капель!
— Валидола?
— «Укуса болиголова»!
— Это мне валидол нужен! — простонал Шерстяной. — После той ахинеи, что сейчас тут услышал.
— Вам обоим не понравился моя байка…
— Горько видеть человека, которого купили на рассказ для прыщавого подростка! — кивнул Головач.
— Как будто ты не изучал физику и не ходил в монастырскую школу подрывной подготовки тюремного типа, — поддакнул Шерстяной. — Я всё, конечно, понимаю! И что ты учился в спецклассе для детей с отягощённой наследственностью! И что физику вам читал Сигизмунд Голодный по прозвищу «Глаза в стакане»! И даже что работа твоего мозга нарушена внедрением разного рода имплантатов! Но… — Антон поднял вверх палец. — Но нельзя же вести себя совсем как идиот!
— Что, собственно, мои братихи, вам не понравилось в моём рассказе? Может, я скупо жестикулировал?
— С жестикуляцией порядок! — отмахнулся Головач. — А не понравилось то, что, во-первых, машины времени не может существовать в принципе, как не может существовать вечного двигателя. А во-вторых…
— А во-вторых, то, что твоя новая подруга, это самое «зеленоглазое такси», смахивает на банальную «подставу» Службы Политической Безопасности, — дополнил Антон. — Ты что, Пётр Никодимыч, не соображаешь, с кем имеешь дело?! Её тебе подвели! Это же спецагент!
Я раздал всем по фляге «Укуса болиголова». Перед собой, как полагается, поставил сразу две. Мои гости глотнули напитка и на минутку погрузились в созерцание собственного внутреннего мира. От этого необычного хлёбова внутренний мир меняется очень быстро и всегда непредсказуемо.
— Молодец, Шерстяной! Хорошо сказал! — похвалил после паузы своего друга Константин. — Настоящий паллиатив получился!
— А что это такое? — не понял Антон.
— Как тебе сказать… Толком и сам не знаю, но слово очень уж нравится… Я лишь хочу сказать, что нашему драгоценному наказному атаману подгрузили красивую тётку-спецагента, и он с потрохами купился! А у этой зеленоглазой красы была одна задача — стать любовницей атамана и раскрыть весь наш курень. А потом «спецы» нас повяжут по одному! Под шуршание юбок.
— Я вовсе не был её любовником! И весь наш курень не собирался ей раскрывать!
— Это что же получается?! Ты её вытащил из Корабля дураков, а интимным другом так и не стал?! — ужаснулся Антон.
— Вот именно!
— Никодимыч, ты только никому об этом не говори, — попросил Константин. — Не позорь казацкую породу, а? И мы тоже никому не скажем.
Я даже сплюнул от негодования:
— Эх! Не понять вам духовных отношений между представителями разных полов!
— Не понять! — кротко согласились оба. Я поднялся и скомандовал:
— Кур-р-рень, равняйсь!
Шерстяной и Костяная Голова живо подскочили с диванчика, спрятав недопитые фляги с «Укусом болиголова» за спины.
— Смир-р-на! Прения считаю законченными!.. Теперь скажу, как будет. Шерстяной остаётся на борту «Туарега» и приступает к исследованиям взятой у меня крови. Кроме того, в его обязанности входит охрана «Наварина». Костяная Голова остаётся на борту «Фунта изюма» и вместе со мной направляется в Звёздный Акапулько. Там я забираю Наталью Тихомирову и возвращаюсь с ней на корабль. Костяная Голова осуществляет моё прикрытие. Вопросы, предложения и пожелания будут?
— Ещё по фляге «болиголова»! — синхронно гаркнули казаки.
Мы рванули к Звёздному Акапулько. За время перелёта я обсудил с Костяной Головой особенности предстоящей операции. Она не казалась особенно сложной, но требовала определённой готовности к возможным неожиданностям. Константин заявил, что ему совершенно необходимо изучить географию планеты и попросил предоставить для этого отсек с мини-баром, столом для стриптиза и льдоделательной машиной. Я отправил его в одну из гостевых кают палубой ниже.
В новую идентификационную матрицу корабля я ввёл реквизиты звездолёта и владельца. «Фунт изюма» превратился в «Паолей Циом», а сам я сделался Мордехаем Шлагбаумом, специалистом по невербальной психолингвистике сексуальных девиаций. Последние события вынудили меня стать крайне недоверчивым к окружающему миру. И перед выходом из корабля я не поленился должным образом экипироваться.
Я надел бронированные трусы из нанохитина, укрепив на талии сталинитовыми подтяжками. Сверху навесил абляционную подложку на основе прорезиненного керамина. Поверх подложки я закутался в своё неизменное селенитовое сари. Нацепил на голову защитный шлем с золотыми рогами и фрагментами активной брони. Островерхую шапку из мохнатой чешуи персефонского сома решил пока не надевать — в жарком климате Звёздного Акапулько подобный головной убор неуместен.