Разумеется, собрал я и рундук в дорогу. В платиновый чемоданчик с толстыми стенками сложил «походный набор казака» — носогубный фильтр для защиты от отравляющих веществ; компенсаторные очки-хамелеоны, позволяющие не ослепнуть при использовании лазеров и световых гранат. Да! И, само собой, многоразовый всеразмерный боевой презерватив повышенной прочности с обсадными колечками, усиками и шипами! При выходе из строя носогубного фильтра и очков его можно натянуть на голову и использовать вместо них, хотя это вовсе не главное предназначение презерватива. Ещё он мог пригодиться в качестве перчатки при анатомировании высокотоксичных трупов или сапога, для передвижения в экологически неблагоприятном районе. Кроме того, данное резинотехническое изделие вполне можно использовать и по прямому назначению. Как говорил в монастырской школе тюремного типа наш фельдфебель-урядник: «Любовь приходит и уходит, а сифилитическая гангренозная саркома остаётся до следующего медосмотра!»
В потайное отделение рундука я спрятал «чекумашу» и двадцать патронов к ней. В принципе, должно хватить для того, чтобы перед смертью испортить настроение любому жизнерадостному дебилу.
После благополучной посадки в космопорте Звёздного Акапулько я пригласил Константина Головача в пост управления и в последний раз его проинструктировал:
— Ты постоянно поддерживаешь со мною связь по закрытому радиоканалу. Если только связь пропадает, ты в течение пяти минут пытаешься связаться со мной по резервной частоте. Если сделать этого не удаётся, ты цинично стартуешь с космодрома и совершаешь перелёт на триста километров к югу, на побережье Саут-Оушен. Твоя задача — сесть на территории поместья и дождаться, когда я поднимусь на борт вместе с Наташей Тихомировой.
— Сделаем, господин наказной атаман! — Костяная Голова обдал мои обонятельные рецепторы мощным выхлопом «Слезы новобранца». — Координаты виллы «Покахонтас» в бортовой компьютер уже введены, так что сядем прямо на задний двор! Я же пилот-экстремал! Надеюсь, опорные башмаки у тебя, батяня-комбат, установлены, и мы не опрокинемся?
— Не опрокинетесь. Если ты сам его не опрокинешь!
— Я не опрокину! У меня же есть чувство горизонта круглой планеты!
На том и разошлись.
Электрокар домчал меня до здания космопорта. В чистом небе высоко над головою висели два светила — привычная глазу жёлтая звезда и багровый карлик, который, правда, вовсе не казался карликом. Их свет щедро проливался на окружавший меня мир и мою собственную спину. Несмотря на ветерок, создаваемый движением электрокара, во время езды по бетонной сковородке посадочного стола пришлось изрядно вспотеть.
Я вошёл в здание космопорта, распространяя бодрящий аромат мужских феромонов. Пословицу, предписывавшую настоящим казакам быть всегда «злыми и вонючими», следовало в ту минуту понимать буквально. Таким вот злым и вонючим я предстал перед офицером таможенной службы. Обычно они не интересовались поклажей прибывших на планету лиц, но тут таможенник вдруг пережил вспышку любопытства. Должно быть, его смутил мой платиновый рундук.
— Откройте, пожалуйста, ваш багаж.
Я, разумеется, открыл.
Офицер с немалым изумлением извлёк оттуда портрет Зигмунда Фрейда:
— Что с лицом этого человека?
— Саркома, рак кожи. Короче, гнил заживо…
— Вонял, наверное?
— Не знаю, не нюхал. Это было давно, в двадцатом веке.
— Да что вы говорите? А чем же он знаменит?
— Разработал теорию, которой объяснял, почему нравственные уроды являются уродами. И попытался доказать, что нормальные люди тоже должны быть нравственными уродами.
— Как же он смог до такого додуматься?
— Так он же сам являлся уродом! Посмотрите на его рожу! Списал своё учение с самого себя и своей родни.
— Чрезвычайно интересно. А почему вы возите с собою этот портрет?
— Я специалист по психоанализу.
— Потрясающе! — восхитился офицер. — А про что это наука?
— Наука о вашем поведении. Я могу в два счёта доказать, что вы моральный, нравственный и психологический урод, вырожденец и девиант. И предложить способ излечения ото всего этого. Разумеется, за ваши деньги!
Таможенник тупо смотрел мне в глаза. Спросил всё же:
— А от этого можно излечиться?
— Нет, конечно. Можно просто лечиться.
— А смысл?
— А смысл в том, чтобы клиенты платили мне деньги.
— Здорово!
Он заглянул ещё раз в мой рундук, вынул наушники, набор элементов памяти с записанными на них трудами Фрейда. Затем откровенно зевнул и махнул рукой. Валяйте, дескать!
На обширной площадке, заполненной сотнями роботизированных такси, я уселся в экипаж и дал команду двигать в сторону Саут-Оушен, на виллу «Покахонтас».
Периодически выходил на связь Константин Головач — в наушниках, спрятанных под шлемом с рогами, я слышал его вибрирующий от возбуждения голос: «Шеф! Ответь, сколько будет дважды два!»
Я прибыл к воротам поместья «Покахонтас». Робота-такси отпускать не стал, поскольку планировал скоро отправиться на нём назад. Вилла выглядела в точности как на проспекте, который Натс рассматривала в офисе риэлтерской компании «Тихуана-Пердольпек». Вернее, забор выглядел также. Гипсово-белая бетонная стена с металлическим ограждением поверху, прекрасные чешуйчатые ворота, переговорное устройство подле. Самой виллы я видеть из-за забора не мог. Оттуда же, из-за забора, доносился ровный гул океанского прибоя. Пахло морской солью, ещё чем-то экзотичным. Захотелось на пляж, желательно нагишом и желательно под бочок Натс…
С присущей мне предусмотрительностью я огляделся. Вилла «Покахонтас» располагалась в ряду прочих построек аналогичного назначения и класса. Справа и слева — бетонные стены, закрывавшие доступ к другим виллам. Дорога, по которой подъехал робот-такси, тянулась вдоль этих стен чёрным удавом. На противоположной стороне построек не было. Только громадные кактусы, покрытые большими, с тарелку размером, цветами. Я не поленился перейти дорогу и отломил от мясистых колючих стеблей три огромных цветка.
Костяная Голова, услыхав в переговорном устройстве моё сопение, встревожился:
— Господин наказной атаман, вы чего там делаете? С вами всё в порядке?
Я объяснил, что рву цветы.
Спрятав цветы за спину, я нажал кнопку переговорного устройства. Долго никто не отвечал. Наконец, из динамиков донёсся хорошо знакомый голос:
— Сэмми, я вас вижу! Вы вернулись!
Интересно, как бы она могла меня видеть, если бы я не вернулся?
Щёлкнул замок. Створки чешуйчатых ворот свернулись, подобно пергаментному свитку.
Я шагнул на территорию резиденции. На переднем дворе ласково шумел фонтан, вокруг которого располагался чудный садик с диковинными растениями и громадными глыбами песчаника и гранита, нарочито поставленными под невероятными углами. Сама вилла тоже радовала глаз — мраморный цоколь, большие проёмы голубых кристаллиновых окон, часть кровли прозрачна. Красотища!
Входная дверь оказалась открытой. Холл имел стеклянную крышу, его опоясывала галерея, по которой при моём появлении застучали невидимые подошвы. И через пару секунд мне навстречу спустилась Натс.
— Сэмми! Всё-таки вернулся! Космический дророман отыскал дорогу назад!
Я поставил на пол платиновый рундук и выпростал из-за спины руку с цветами:
— Вот, наломал пару кактусов… Здравствуй, что ли!
Натс бросилась мне на шею и поцеловала в щёку. Тут я заподозрил, что она действительно рада меня видеть.
— Чудесные цветы. Сейчас я их поставлю в вазу, и мы пойдём, искупаемся в океане…
— Ты купаешься в океане?! Ты уверена, что там нет никаких опасных рарапынгов и чапчериц?!
— Нет, опасных рарапынгов и чапчериц там точно нет! Все местные купаются в океане. Я уже познакомилась с соседями слева и справа.
Она умчалась по коридору. А я неспешно прошёлся по холлу, присел на большой изогнутый диван перед прозрачным столиком. Диван тут же чуть-чуть откинул спинку и подкачал воздух в подушку под поясницей.
В наушниках прорезался голос Константина:
— Шеф, слышу ваши разговоры! У неё… м-м… красивый голосок. Может, возьмём её в хор казачек нашей расстрельно-пулемётной команды?
— Отстань, образина!
Опять послышались лёгкие шаги, и через пару мгновений Натс поставила на столик высокую вазу с принесёнными мною цветами. Села напротив, заглядывая мне в глаза.
Я почувствовал, что краснею. Ого! Я, оказывается, ещё и романтик! Хорошо хоть, что латентный!
— Я действительно очень рада, что ты приехал, — сказала Натс. Очень трогательно это прозвучало.
— Мы одни? — на всякий случай уточнил я.
— А ты думал, я сразу притащу кого-нибудь в свой дом?
— Что за манера отвечать вопросом на вопрос! Русские люди так не разговаривают!
— Хорошо, я учту, — она улыбнулась. — Мы одни. Здесь никого нет.
— Меня зовут не Сэмми, — сказал я. — Моим друзьям и единомышленникам я известен под именами Иван Караваев, Иван Объедалов и Пётр Разорвирубаха. Друзья меня иногда называют Иваном, а иногда Петром.
В наушниках заверещал Константин:
— Что ты делаешь?! Как ты можешь себя расшифровывать?! Ты же с потрохами себя сливаешь! Старый пень!
Натс на секунду задумалась:
— Наверное, это большой секрет?
— В общем-то, да.
— А меня тоже зовут не Натс…
— Давай попробую догадаться. Тебя зовут Наталья Александровна Тихомирова…
— Откуда ты узнал?!
— Да за последние дни много чего случилось. Отыскались люди, готовые пойти на всё что угодно, чтобы заполучить тебя в свои руки.
Она молчала, напряжённо глядя на меня.
— Можно задать вопрос? — полюбопытствовал я. — Ты, в самом деле, жила в двадцатом веке?
Она ответила долгим взглядом. Затем, аккуратно подбирая слова, ответила:
— Странно слышать такой вопрос от тебя. Сэмми! Ты, правда, ничего не помнишь?
— А… мы были знакомы?
— Вообще-то да.
— А… мы были близко знакомы?
— Можно считать, что близко.