— Хитрая бестия! — злился Савельев. — Печётся о нас, а на самом деле боится за свою шкуру. Ладно, не хочет добром, решим силой.
На следующий день едва пехотные роты направились к крепостным воротам, из них вырвалась конница. С устрашающим криком, сверкая клинками, всадники неслись прямо на пехотинцев.
— К бою! К бою! — послышались команды. — Всем в каре! Первая шеренга, ружья вскинь!.. Целься!
Прогремел залп, несколько всадников упали, передние кони вздыбились, остальные замедлили бег.
— Вторая шеренга! Целься-я! Вымуштрованные егеря действовали сноровисто.
Ударил второй залп.
А следующие шеренги уже спешно надевали на стволы штуцеров штыки, готовясь вступить с неприятельской конницей в схватку.
Передние конники, понеся от ружейного огня потери, гарцевали перед шеренгами, не осмеливаясь врубиться в строй. А между тем из ворот выезжали новые конники и, не зная обстановки, неслись вперёд, тоже попадая под огонь пехоты.
Неизвестно, как долго бы это продолжалось, если б не казачья конница. Она поднялась из лощины и, обтекая на склоне егерский строй, неудержимой лавой понеслась к воротам.
В следующий миг две силы схлестнулись, началась беспощадная рубка. Ржали лошади, звенела сталь, слышались отчаянные крики…
Так продолжалось совсем недолго. Казаки стали теснить джигитов хана; не выдержав, те начали медленно отступать, оставляя на поле раненых и убитых.
Ворота захлопнулись, из амбразур и со стены зачастили выстрелы…
В тёмную ненастную ночь к Ших-Али прибыл гонец от ханбутая казикумыкского Сурхая.
— Я — уздень Сурхая, родом из того же аула, что и хан. Он повелел мне сказать, чтобы ты на Ага-Мохамеда не рассчитывал, скопец ушёл из крепости Гянджи, и вместе с ним ушло из Муганской степи всё его войско. Ещё Сурхай предлагает тебе объединиться и уничтожить находящийся под Дербентом русский отряд. Хан готов выслать три тысячи всадников. Он торопит тебя с ответом, пока не подошёл со своим войском Кызыл-Аяг. Тогда будет поздно.
— Какой Кызыл-Аяг?
— Разве ты не знаешь, что самый главный русский начальник хромой? У него нет ноги, её оторвало ядром. Вместо неё приделана золотая. Потому он — Кызыл-Аяг… (золотоногий (черк.)).
— Откуда известно, что нога у него золотая?
— Как, откуда? Не станет же такой богатый генерал пристёгивать деревяшку! Непременно золотая!
— Так Сурхай готов прислать джигитов?
— Зачем прислать? Он сам их поведёт, чтобы напасть с тыла на Савелия-генерала. У того отряд небольшой. С ним можно разделаться разом. Ещё он просил, чтобы ты непременно послал письмо к султану турецкому, просил бы помощи, обещая взамен отдать ему город.
Ших-Али послал письмо. В нём он писал, что будет верным и неизменным слугой ясновеликого. Турецкий султан не удостоил его ответом. Зато привезли письмо от Ага-Мохамеда. Он приказывал Ших-Али не поддаваться никаким уговорам, не слушать русских и всеми силами сопротивляться. Однако в помощи войсками отказывал. Писал, что его воины и так чрезмерно утомлены походами и не смогут в полную мощь драться с русскими.
Сестра Ших-Али, красавица Хараджи-Ханум, увещевала брата:
— Твой перс, а с ним заодно и турок боится русских. Ты для них, что мышь для кошки: играют с тобой, пока не попал в когти. Самые надёжные союзники — русские. Царь Ираклий, шемхал Тарки, кади Табасаранский да и многие другие понимают, что русские всегда защитят и помогут в мирных делах. Персидский же сатрап принесёт нам горе. То, что сделал он у себя в Персии, то он сделает и в Дербенте…
День выдался не по-весеннему холодный, ветреный, сеял дождь. Под ногами лошадей чавкала густая грязь. Справа в нависших тучах скрывался совсем близкий и невысокий хребет. Изрезанный балками склон порос лесом и кустарником. По склону белёсыми космами ползли облака. Слева, вдали, лежало море.
Кавалькада выбралась из лощины, и тут Матвей Иванович увидел венчавшую город крепость. Она располагалась на высоком холме, склоны которого круто обрывались в широкую с бурным потоком лощину. Даже издали сооружение казалось мощным и неприступным. В изломах зубчатой стены высились угловатые башни с узкими амбразурами. От крепости, вниз по склону, до самого моря, тянулась высокая стена. За ней, нависая одно над другим, теснились строения города с плоскими крышами. Отступив на четверть версты, параллельно первой шла вторая стена. Она ограждала город с противоположной, южной стороны. Были ещё и поперечные стены, делившие город на три части. Нижняя стена отстояла от берега в трёхстах саженях, и заключённое меж ней и морем пространство представляло пустошь. Вторая внутренняя стена отделяла от города крепость.
— Да-а, — покачал головой Матвей Иванович, разглядывая сооружения в подзорную трубу. — Да-а…
— От одного черкеса я слышал, что Дербент походит на упавшего навзничь человека, — пояснил Савельев, разворачивая план. — Ноги он опустил в море и откинул назад правую руку. Голова же его — цитадель, или крепость, а туловище — сам город.
Матвей Иванович вгляделся в план и увидел «правую руку». Это была ещё одна стена, уходившая от крепости в горы.
— И как далеко она поднимается? — поинтересовался он.
— Сказывают, на сорок вёрст. А в море стены продолжаются на версту.
— Дербент на пути войска, что валун на узкой дороге: ни перелезть через него, ни обойти, — пояснил один из казачьих командиров.
Перед крепостью стояли несколько башен. Едва всадники приблизились к одной, как многократным эхом раскатились выстрелы.
— Господа! Господа! Всем вниз, подальше от греха, — распорядился Савельев.
Укрываясь в складках местности, они проехали по склону горы до самого моря. И на всём пути тянулась сложенная из камней глухая, высокая стена.
Тем временем по горным дорогам и тропам в обход Дербента шёл отряд генерала Булгакова. В нём два полка драгун — Астраханский и Таганрогский, два батальона гренадер Кавказского полка да две гренадерские роты из Владимирского мушкетёрского и шесть орудий полевой артиллерии. Впереди следовали казачьи полки: Хопёрский подполковника Баранова и Терский подполковника Палена-младшего. Напутствуя Булгакова, Зубов предупредил, чтоб 2 мая был на исходной позиции.
К вечеру 3 мая сотня хопёрских казаков капитана Потапова вышла к Дербенту. Заметив их, из крепостных ворот вынеслись всадники, бросились на хопёрцев. Началась рубка.
— Не отходи! Держись! — кричал капитан, заметив, как вдали развернулся в лаву полк, в голове которого нёсся подполковник Баранов.
Казаки врубились в гущу, стали теснить дружину Ших-Али, стараясь прорваться через ворота в город, но сделать это им не удалось. Однако теперь Дербент был блокирован с двух сторон…
Было то предрассветное время, когда на небе ещё светились звёзды, но тьма на востоке дрогнула, горизонт обозначился и угадывалось наступление скорой зари.
Наскоро умывшись, Матвей Иванович спешно оделся и заторопился к коням. Был он в добром настроении, хотя и чувствовал затаившееся волнение. Такое всегда случалось с ним перед горячим делом. А сегодня предстоял нелёгкий штурм Дербента, который в немалой мере повлияет на успех похода. Падёт город — и к русской армии примкнут те ханы, которые ещё чего-то выжидают. Если же город устоит, они выступят грозной силой как союзники Персии и Турции.
Сознавая это, Зубов торопил генералов со штурмом Дербента. 3 мая авангардный Воронежский полк из бригады Римского-Корсакова совместно с гребенскими и волжскими казаками попытался приблизиться к крепости. Но едва вышли из укрытия, как из лесной чащи, с недалёких скал и возведённой недавно дербентцами каменной башни ударили свинцом.
Лесных стрелков гренадеры, егеря да казаки отогнали, но попытка овладеть башней ни к чему не привела. Воронежцы и казаки понесли немалые потери — 25 убитых и в три раза более раненых. Пострадал и сам командир Воронежского гренадерского полка полковник Кравцов.
— Восьмого числа извольте башню сию взять! — повелел Римскому-Корсакову Зубов. — И вы, Платов, тоже за сие отвечаете…
В тот же день Матвей Иванович прибыл к гребенцам. Полк был выстроен, командир Чапсин по всей форме отдал рапорт.
Матвей Иванович неспешно проехал вдоль строя, вглядываясь в казаков. Видел: неудача отразилась на их духе.
— Хороший полк, — обернувшись к Чапсину, сказал он так, чтобы слышали казаки. Потом обратился к ним: — Вот что скажу вам, славные гребенцы. Когда я торопился сюда, к Дербенту, был очень рад, что нашим донским казакам придётся сражаться бок о бок с гребенцами. Все ведь знают, что нет таких препятствий, какие бы вы не одолели. А вот сегодня засумневался в вашей ловкости. Неужто так и не одолеете ту поганую башню?
— Так её ж пушка не берёт! — подал кто-то из строя голос.
Чапсин вздёрнул бровь: «Какой ослушник осмелился прервать начальство?»
— Так то ж пушка! — отвечал Матвей Иванович. — Она, может, и не возьмёт. А казак завсегда осилит! Ту башню, я вам скажу, придётся брать вам вместе с егерями да гренадерами. Нужна от вас сотня самых отважных и умелых, кто не побоится пойти на ту башню с одним штыком. Ещё Суворов сказывал, что пуля — дура, а штык — молодец. Со штыком нужно взобраться по стене на башню, а потом уж через пролом в крыше ворваться внутрь. Есть ли среди вас охотники на такой риск?
— Есть! — ответил стоявший на правом фланге есаул.
— Командир сотни Зачетнов, — назвал фамилию есаула Чапсин.
— Вот, Зачетнов, твоя сотня и пойдёт на ту башню… Но ежели не справитесь…
— Справимся, ваше превосходительство! Непременно справимся!
Как только артиллерия начала палить по башне, казаки, используя лощинки и гребни, подобрались к подножию холма. Ротные колонны воронежцев расположились в укрытии, позади. Это был тот самый батальон Воронежского полка, который не смог взять башню в прошлый раз. Теперь его усилили гренадерами, и командир, ещё не оправившийся от раны полковник Кравцов, поклялся сложить голову, но на этот раз препятствие одолеть.