Иловайский подсел к столу, стащил с головы папаху.
— Никак дело предстоит? — спросил осторожно.
— Предстоит. Балабин что-то задерживается… Да вот, кажется, и он, лёгок на помине.
В дверях выросла фигура: Балабин из атаманского полка, плотный, даже несколько грузный, с пухлым лицом.
— Балабин-второй явился, — представился полковник. Платов в ответ кивнул головой.
— Ну вот, кажется, и всё. — Матвей Иванович откашлялся и с твёрдостью в голосе продолжил: — Главнокомандующий Михайло Ларионович приказал сей ночью провести разведку неприятельских позиций, что за речкой Колочей. И дело это предстоит выполнить вам.
Стоявший за спиной отца Иван подмигнул Балабину и указал пальцем себе в грудь. Тот неопределённо повёл бровью. Тогда Иван склонился над плечом отца:
— Назначьте, батя, и мою сотню. Очень вас прошу. — Как все казаки низовья Дона, где родителей особо почитают, он обращался к отцу уважительно, на «вы».
— Что? Засвербило? Сколь раз сказывал, чтоб не смел давать подсказки! — повысил голос Матвей Иванович.
— Виноват, — тяжко вздохнул Иван.
— Виноват… — Матвей Иванович недовольно крутнул ус. — Ладно уж, возьми и его сотню. Потом доложишь, как она была в деле. А теперь послушай, что делать далее…
В назначенный час, выслав вперёд дозоры, полк Власова и сотни атаманцев Балабина тронулись в путь. До Колочи дошли быстро.
Речка Колоча неширока, но за долгие тысячелетия промыла глубокое ложе, и берега её круты, обрывисты — не всюду переправишься.
Полк Власова сразу же ушёл, как приказывал Платов, в сторону деревни Беззубово. Ушли дозоры и из полка Балабина: два — по обе стороны Колочи вниз по течению до самого впадения её в Москву-реку, а ещё один, дальний дозор, возглавил Иван Платов. Напутствуя его, Иловайский посоветовал: — Непременно захвати Кирсанова. Может пригодиться.
Степан Кирсанов не силён в боевых делах, зато грамотен и, главное, умеет говорить по-французски. Отец его — казак зажиточный, сына учил в Петербурге.
Рассказывали про Степана случай, как однажды он удил рыбу и повстречал иностранцев: неподалёку от Аксайской станицы шёл тракт из Петербурга на Кавказ. Вышли двое из кареты, стали у Дона и переговариваются по-французски, интересуются, какая дальше будет станица и далеко ли до постоялого двора. «У того вот парня спроси», — указал один на Степана. «Да как же я спрошу, если он по-нашему не понимает?» — возразил второй. А Стёпка в ответ им по-французски: так, мол, и так, господа, дорога идёт далее на Ейск, а до постоялого двора десять вёрст. Те ахнули. «А чему удивляться? — напустил серьёзность Стёпка. — У нас каждый казак гутарит по-французски».
Прежде чем начать двигаться, Иван определил, кто что должен делать, как подать сигнал при опасности, кто старший в дозорных разъездах. Сам остался в ядре с полутора десятком казаков.
Ночь выдалась не по-летнему свежей: кони резво шли по дороге. Настороженно вслушиваясь в шорохи, казаки то и дело придерживали их. Иногда Иван приказывал остановиться, гукал в кулак по-совиному. И в ответ подъезжали связные от боковых дозоров. «Всё спокойно», — докладывали.
— Это пока спокойно. Смотрите, чтобы самим в силки не угодить.
Под утро на землю опустился туман. У реки он плотный, однако дозор заметил на противоположном берегу костёр. Спешившись, казаки скрытно приблизились, залегли. Иван прикинул на глазок ширину реки: пять десятков сажен. И глубока, вброд не перейти. У костра вырос человек, помаячил и опять пропал. Француз!
— Будем брать! — решительно сказал Иван. — Пикет их в отдалении, переплывём и схватим.
— Вымокнем зараз, Иван Матвеев, — возразил Степан.
— Не вымокнем. Я знаю способ. — Иван, согнувшись, поспешил назад, к коням, там объявил: — Хорунжий с пятью казаками остаётся здесь, на берегу, должон прикрыть нас ружейным огнём. А всем остальным расседлать коней!
— Ты что придумал, есаул? — опешил Степан. — Ведь вымокнем!
— Заладил своё: «Вымокнем, вымокнем…» Вот и я о том, чтоб, значица, не вымокли. Рассёдлывай!
С лошадей полетели сёдла, сбруя.
— А теперь всем снять порты и остальное, чтоб нагишом быть, в чём мать родила.
Иван первый стащил с себя чекмень, сапоги, чакиры с алым лампасом.
— Может, подштанники оставить да рубаху споднюю, — передёрнул плечами Степан. — Дюже зябко.
— Всем как я! Брать саблю да дротики. Ружья оставить.
Иван накинул на голое тело ремень сабли, взял пику и, сверкнув ягодицами, лихо вскочил на коня.
— За мной!
Конь неохотно вошёл в воду, фыркнул. Иван вцепился в его гриву. И остальные казаки плыли таким же способом. Раньше, когда были мальчишками, им не раз приходилось переплывать Дон. А уж он-то пошире этой реки.
Выбравшись на берег, казаки направились к неприятельскому пикету. Они двигались с той осторожностью, какой наловчились в играх с детства. И выросли у костра внезапно, словно спустились с небес на крыльях вместе с конями.
Увидев перед собой обнажённых всадников, французы оцепенели. Один из них бросился было к карабину, но ближний казак ткнул его пикой, и тот, ойкнув, остался лежать.
— Мсье, — произнёс Степан на чистейшем французском. — Вам тихо следовать с нами. И ни звука! Не то всем секир-башка. — Казак угрожающе потряс пикой.
Безропотно повинуясь, французы поднялись и в окружении голых всадников направились к реке…
В половине шестого утра генерал Сорбье подал на батарею команду:
— Огонь!
Ударила пушка. В рассветной тиши румяного утра выстрел прогремел гулко. Звук его, многократно повторенный эхом, прокатился над сонными полями и угас где-то за лесом.
И тотчас загрохотало. Казалось, с неба обрушились сотни молний, и гром от них расколол не только тишину, но и землю, содрогнувшуюся от разрывов. На русские позиции градом обрушились ядра. Сражение началось.
Первыми в него вступили полки корпуса Богарнэ. Накануне молодой генерал, пасынок Наполеона, обращаясь к отчиму, сказал:
— Мой император, у той вот деревни сосредоточивается русская пехота. — Он указал в сторону изб Бородино. — Только прикажите, и деревня станет нашей.
Наполеон снисходительно улыбнулся:
— Не надо, Евгений. Оставь сие на завтра. Это не займёт много времени.
К Богарнэ он питал отцовские чувства. Наполеон женился на вдове казнённого генерала и усыновил Евгения и его младшую сестру Гортензию. Теперь Евгению тридцать лет, и он генерал. У него такие неё острые, как у матери, черты лица, а смуглость кожи явно указывала на унаследованную от неё креольскую кровь.
Жозефина была первой любовью Бонапарта. Три года назад он расторг с ней брак, теперь у него вторая жена — Мария-Луиза, но Евгений по-прежнему его приближённый, вице-король Италии, командует корпусом.
Под прикрытием артиллерийского огня войска Богарнэ первыми двинулись на Бородино. Используя туман, они охватили деревню полукольцом. Приблизившись, бросились со штыками наперевес на русские позиции.
В первом донесении Богарнэ сообщил, что командир полка генерал Плозони ворвался в деревню Бородино, что схватка была жестокой, сам генерал погиб, но деревня в руках французов.
Наполеон был готов наградить пасынка за эту радостную весть. Падение Бородино заставит Кутузова подтянуть сюда силы с других направлений, что, естественно, ослабит центр и левый фланг русских. А именно там будет нанесён главный удар. Там должен возникнуть успех сражения.
В Бородино находились гвардейцы лейб-гвардии егерского полка, которым командовал полковник Бистром.
— Братцы! Стоять насмерть! Ни шагу назад! — размахивая саблей, полковник повёл своих подчинённых навстречу атакующим. — Позади нас Москва-матушка!
Матвей Иванович с опушки леса наблюдал за жестокой схваткой в объятой огнём деревне. Видел, как французы обходили с севера егерей, пытаясь отрезать их от моста через речку Колочу. От волнения он кусал губы, сжимал кулаки, с трудом сдерживаясь, чтобы не скомандовать казакам «на конь!» и очертя голову броситься на помощь.
Подскакал генерал Иловайский:
— В лесу казаки Грекова атаковали неприятеля в дротики. Побили и в плен до полусотни схвачено.
— Отправьте пленных подалее вглубь. Не до них. — Платов продолжал наблюдать за разгоревшейся у Бородино схваткой.
Там кипело вовсю. Теперь по французским полкам били русские орудия с Курганной высоты, где оборонялись солдаты Раевского.
— Дозвольте мне, с полком, а может, и с двумя, — опять подал голос Иловайский. Сейчас он больше походил на лихого есаула, чем на умудрённого боями генерала.
— Ты, часом, не свихнулся, Николай Васильевич? Или близок к тому? — не повернув головы, ответил Платов. — Проверь лучше полки да отводи их на то место, куда указал светлейший.
Теснимые французами, солдаты отходили к Колоче, лежавшей в низине и скрытой обрывистыми берегами, к мосту.
По малочисленности отходивших солдат Матвей Иванович понял: остальные остались там, у деревни. Нет, не живые, — мёртвые, потому что знал: в таком бою русский солдат не щадит себя, забывает об опасности, и мысль о плене не только противоестественна, но исчезает совсем. Её заменяет иное чувство: ожесточённость. Паники не было, егеря отходили, построившись в каре, отбиваясь штыками от наседавших французов. Те, словно синие волны, накатывались на боевой строй гвардейцев.
Мост через реку Колочу обороняла команда гвардейского экипажа из трёх десятков матросов. Главным среди них был мичман Лермонтов. Барклай-де-Толли приказал ему: после отхода русских войск мост сжечь. Однако выполнить эту задачу матросы не смогли: все они легли у моста, и французы ворвались на левый берег реки. Перед ними открывалась высота у Горок с командным пунктом Кутузова.
На помощь Барклай бросил бригаду егерей полковника Вуича из 24-й дивизии и 1-й егерский полк полковника Карпенко. Одновременно по переправившемуся через мост неприятелю открыла ураганный огонь артиллерия. Удар егерских полков был столь стремительным и яростным, что французы не смогли устоять. Линейный полк французской армии был уничтожен. Остатки сбросили в реку. Вскоре запылал и мост.