У Антипа от этих слов будто крылья выросли. И вот он снова пред атаманом в боевом казачьем строю…
Фельдмаршал Кутузов прибыл в сопровождении верховых. С помощью адъютанта слез с лёгких дрожек и, приложив ко лбу ладонь, оглядел широкое поле с выстроенными полками. Молча выслушал рапорт атамана Платова, протянул руку.
— Это все с Дона?
— Совершенно верно, ваше сиятельство, казачьи полки.
— Сколько же их здесь?
— Двадцать, ваше сиятельство.
— Сколько? Двадцать? Не ослышался ли?
— Никак нет! Двадцать полков и ещё конная батарея о шести орудиях. А шесть ранее прибывших полков уже в деле, с Орловым-Денисовым.
— Спасибо, Матвей Иванович! И вам спасибо, донцы-молодцы! За верность Родине-матушке, за преданность земле Русской! — На глаз фельдмаршала набежала слеза.
Тяжело ступая, Кутузов направился было к строю, но Матвей Иванович вовремя кивнул и дрожки мигом подкатили.
Так, на дрожках, фельдмаршал и объехал долгий строй казаков-ополченцев, начиная с его правого фланга и кончая левым, где находились орудия донской конной батареи. За дрожками ехал верхом на светло-сером жеребце атаман.
— Ну что, Матвей Иванович, в моей памяти наш разговор, — поглядел из-за плеча Михаил Илларионович. — Помню обещание: твои войска, стало быть, ты ими и командуй.
— Дозвольте слово сказать казакам?
Набрав поболе воздуха, Матвей Иванович зычно прокричал:
— Казаки! Вас оторвали от родных станиц, жён ваших и детушек, матерей да сестриц, позвали, чтобы защитить землю нашу от супостата Бунапарта и французов. Забрались они в нашу Москву белокаменную. Да надолго ли? Нет! Можем ли терпеть мы, люди русские, сие надругательство? Никак не можем! Не может быть пощады неприятелю-вору! Всё, я вам скажу, идёт от злоумышленника Бунапарта. Он затеял войну с Россией, повёл на нашу землю войско чужеродное. А чтобы пресечь навсегда зло, надобно схватить проклятого! Схватить, живым или мёртвым.
Матвей Иванович сделал паузу и снова заговорил:
— Я обещал это сделать фельдмаршалу Михаилу Илларионовичу Кутузову. А коль обещал, то вы помогите мне своей лихостью. С вашей помощью, казаки-детушки, мы всё сможем. Мы русские, и мы всё одолеем — так, я вам скажу, гутарил незабвенный Александр Васильевич Суворов. Кто в сем деле отличится и доставит Бунапарта живым или мёртвым, тому от меня награда… Есть дочь у меня, красавица, разлюбезная Анна…
Тут атаман выждал. Воцарилась напряжённая тишина. Все ждали, что же скажет атаман. Даже Кутузов насторожился, вскинув бровь.
— Так вот: быть моей дочери Анне, я вам скажу, женой отважного удальца!
Над строем прошелестели голоса.
— И казак тот не только станет моим зятем, — продолжал Матвей Иванович, — ещё в награду получит… десять тысяч червонцев! Ничего не жаль для России-матушки!
Ряды словно взорвало:
— Ура!
— Слава батьке!
— Смерть хранцузам!
В воздух полетели шапки, зашевелился лес пик. Услышав слова атамана, Антип Завгородний обомлел.
— Ну, Митрич, — толкнул он соседа, — для меня это сказано. Зубами землю буду грызть, а Бунапарта того непременно сыщу и доставлю.
— Слово сказать что птаху выпустить, трудней её словить.
— Ладно. Увидишь. Только будет атаманова дочь моей невестой… Или помру.
— Помереть легче…
— Аль я не казак?
— Казак-то казак, да не тот у тебя сват. А Кутузов, уезжая, заметил:
— Что-то не пойму тебя, Матвей Иванович! Ну червонцы — куда ни шло. Но отдавать дочь неизвестно кому… — Фельдмаршал пожал плечами.
— Чтобы знать казака, нужно им быть. Десять тысяч хотя деньги и немалые, однако ж это деньги. А заполучить дочь самого атамана — это великий приз. Казаки за такую награду из-под земли того Бунапарта достанут.
— Ой ли?..
— Непременно приволокут, ваша светлость, — уверенно ответил Матвей Иванович.
В тот же день Антип Завгородний повстречал сына атамана, Ивана Платова. Тот возмужал, над губой пробивались редкие, такие же, как у отца, чёрные усики. Взглянув на его погоны, Антип опешил: есаул!
— Здорово, станишник! — приветствовал Иван казака. — Аль не узнал? А вот я тебя зараз приметил.
— Вы-то вот какой… — замялся Антип, переходя на непривычное «вы» и не зная, как продолжить разговор.
— Ты в каком полку? У Сысоева? Давай к нам, в атаманский, под крыло самого Платова. — Называть Матвея Ивановича отцом или батей Иван не посмел. Отец ещё при первой встрече предупредил: «Батя я тебе дома, а на службе — генерал, ваше превосходительство».
— Ды-к это-о что? — замялся Антип, польщённый предложением: атаманский полк находился на особом положении, и служить в нём считалось почётом. — Я-то готов, да сотник вот как? Митрич ещё… Мы вместе… Помните-то Митрича?
Иван, конечно, помнил табунщика, который на конном заводе считался знатоком дела.
— И Митрича твоего возьмём…
ПРЕСЛЕДОВАНИЕ
Рассказывали: после того как Военный совет в Филях кончился, взволнованный предстоящим отступлением из Москвы Кутузов в сердцах стукнул кулаком по столу и с угрозой проговорил: «А возмездия французам не миновать! Я заставлю их есть лошадиное мясо!»
И вот теперь, после недолгого пребывания в Тарутино, где русские войска получили подкрепление, отдых, пополнились оружием и боеприпасами, подошло время осуществления задуманного главнокомандующим плана разгрома врага.
Первый удар он решил нанести по удалённому от главных сил французскому авангарду, расположившемуся в пяти вёрстах от русского лагеря. Уверовав в свою силу и безнаказанность, французы никак не ожидали воинской дерзости от русских. Возглавляемый маршалом Мюратом авангард насчитывал в своём составе 26 тысяч человек при 187 орудиях.
Замысел Кутузова состоял во внезапном нападении на расположение противника одновременно сильными группами пехоты и кавалерии по флангам и с фронта во взаимодействии с партизанскими отрядами Дорохова и Фигнера.
Платов в том бою не участвовал. Десять казачьих полков из обходящей группы возглавил генерал Орлов-Денисов.
На рассвете 6 октября казаки внезапно атаковали левый фланг французского расположения. В лагере начался переполох. Тут подоспели главные силы русского отряда. Разгорелось сражение.
Оно продолжалось весь день и завершилось лишь вечером. Победа была полной. Французы потеряли убитыми и ранеными 2,5 тысячи человек, более 1 тысячи пленных, 38 орудий и почти весь обоз. Разбитый Мюрат поспешно отступил к Москве, где находились главные силы французской армии.
Узнав о поражении, взбешённый Наполеон воскликнул: «Идём к Калуге, и горе тем, кто попадётся нам на пути!» На следующий день почти стотысячная армия покидала Москву. За армией, растянувшись на десятки вёрст, следовал обоз, состоявший из 40 тысяч повозок с награбленным добром.
Наполеон намеревался в первом же сражении разбить русских и выйти на южную, идущую через Малоярославец, не разорённую ещё французской армией Калужскую дорогу, и тем спасти армию от голода, но Кутузов разгадал замысел. К Малоярославцу был брошен русский корпус Дохтурова. Туда же были направлены и 20 казачьих полков, возглавляемых Платовым.
Первым на рассвете 12 октября к городу подошли егерские полки. В Малоярославце находилось всего два французских батальона, занявших город накануне вечером. Генерал Дохтуров приказал выбить их. После решительной атаки егеря 38-го полка выполнили приказ. Но тут подошла французская дивизия, и командир генерал Дельзон повёл её на город. Тогда в дело вступили русские полки: 6-й и 19-й. Схватка приняла ожесточённый характер. Дельзон был убит, но город французы сумели занять. Туда для усиления немедленно пошла дивизия Брусье. Кутузов приказал бросить в сражение корпус Раевского. В полдень город от неприятеля освободили, но французы не смирились и ввели свежие силы.
В течение дня город переходил из рук в руки восемь раз и всё же остался за французами. Они потеряли пять тысяч убитыми, русские — три тысячи человек.
В течение всего сражения казачьи полки Платова находились на левом крыле боевого порядка, охватившего с юга город полукольцом. Перед ними была река Лужа, за которой на идущей из Боровска в Малоярославец дороге сосредоточились главные силы французов.
Решив нанести удар по неприятельскому тылу, Кутузов приказал Платову совершить ночное нападение. Соблюдая осторожность, полки переправились через реку и тремя параллельными колоннами двинулись к дороге. В это время по ней к Малоярославцу выдвинулась французская артиллерия.
Неожиданно выскочив из лесу, казаки с гиком бросились на артиллеристов. Сделано это было столь внезапно, что французы не смогли произвести ни одного выстрела. Пятьдесят пушек оказались в руках казаков.
В суматохе и тумане никто не рассмотрел огромную свиту, окружившую самого Наполеона. Тот как раз находился у дороги, прибыв для рекогносцировки.
— Ваше величество, казаки! — всполошилась свита. — Надо уходить!
Наполеон обнажил шпагу, то же сделали и остальные.
— Император в опасности! — послышались крики. Подоспела гвардия.
Казаки отошли к реке, на противоположном берегу которой Платов установил двенадцать орудий. Это была своеобразная ловушка — вентерь, в который казаки затягивали французов. Едва французы вырвались к реке, как по ним ударили картечью…
15 октября французские войска вышли на Смоленскую дорогу. «Скорость, с каковою идёт неприятель, так велика, — доносил начальник штаба русской армии Ермолов, — что без изнурения людей догнать его невозможно».
Наполеон стремился как можно быстрей достигнуть Смоленска, где имелись запасы продовольствия и фуража, где можно было восполнить армию резервами. Чтобы задержать преследующих по пятам казаков Платова, он приказал начальнику арьергардного корпуса маршалу Даву сжигать на пути все уцелевшие сёла и деревни.
Наиболее подвижной силой в русской армии были лёгкие казачьи полки. Двигаясь параллельными маршрутами, они настигали отступающие части врага, наносили внезапные фланговые удары, тормозили движение до подхода основных сил русских войск. «Бить врага без передыха, бить днём и ночью», — требовал Кутузов.