Сама не столь велика, Екатерина предпочитала мужчин крупных. Один Потёмкин чего стоил: медведя подай и того сломит. Ручищи — как кувалды, голос — что иерихонская труба, а что лишён глаза, то не в счёт. «Ты где, полковник, остановился в столице?» — спросила Екатерина, когда он кончил рассказывать. «В казачьей слободе, ваше величество». «В следующий раз непременно останавливайся у меня во дворце. Для такого молодца покои найдутся». Потёмкин, крякнув, произнёс что-то невнятное…
А потом вспомнился Павел и встреча с ним в Михайловском замке. Тогда Матвея Ивановича доставили к государю прямо из Алексеевского равелина, что в Петропавловской крепости. За четыре года ссылки он поседел, одряхлел и почти ослеп. С трудом узнал Павла: громогласного, лобастого, с тяжёлой челюстью. «Ну что, генерал, попугал я тебя?» — спросил он. «Попугал, ваше величество», — ответил Матвей Иванович. Асам подумал: «Ещё б немного, и отдал бы Богу душу». Но промолчал. «Да ведь я ж люблю тебя», — произнёс государь. Получив от Платова согласие возглавить казаков в походе на Индию, одарил недавнего узника бриллиантовой табакеркой…
Вот и пойми после этого царствующих особ! На уме одно, на языке другое. Все на одну масть. Мягко стелят, да жёстко спать…
И Александр, учтивый, любезный, обворожительный на балах и приёмах, был совершенно иным с подчинёнными. Даже Наполеон обнаружил это двуличие. Он потом писал, что русский император — человек несомненно выдающийся. Обладая умом, образованием, он легко вкрадывается в душу, но доверять ему нельзя: у него нет искренности.
Когда однажды Матвей Иванович услышал от одного близкого офицера это высказывание, он, хотя и признавая правоту слов, тревожно воскликнул: «Что вы! Что вы! Откуда вы взяли такое? Наш император помазанник Божий. Почти святой человек. Не сметь так о нём отзываться!»
…Скрипел под полозьями снег, ходко бежали лошади, позади слышался бойкий перестук копыт полусотни охраны. Подмораживало, мороз пощипывал щёки и уши.
Матвей Иванович поглубже укутался в тулуп. После еды приглушённый скрип полозьев и мерные удары копыт убаюкивали, и незаметно для себя Матвей Иванович впал в дремоту, а потом и заснул. Когда проснулся, на чёрном небе мигали звёзды.
Скакавший рядом адъютант дал о себе знать:
— Не замёрзли, ваше сиятельство?
— Нет, — ответил он, однако ж вздохнул всей грудью, чтобы отрешиться от сна.
Вся недавняя обида улетучилась, будто её и не было. Мысли занял предстоящий рейд. Он вспомнил строгое предупреждение о соблюдении тайны: чтобы о том, что едут выручать палу, никто до последнего часа не знал.
Вспомнил предупреждение Барклая, что в крепости Намюра сильный гарнизон, и прежде чем двигаться дальше, обязательно надо овладеть крепостью.
«Легко сказать, — вступил в диалог с Барклаем Матвей Иванович, — до Намюра эвон сколько вёрст! И до него придётся повоевать». «А вы, граф, не ввязывайтесь в незначительные схватки. Всякие там на пути засады и заслоны обходите. Главная цель — Фонтенбло». «Это понятно, Михаил Богданович, но на войне случается всякое…»
Возвратились глубокой ночью, но едва подъехали к штабной квартире, как окна засветились, и Матвея Ивановича встретили Кайсаров и Шперберг.
— Когда изволите допросить пленного? — спросил Шперберг.
— Какого пленного?
— Французского капитана, которого приволок Туроверов.
Озабоченный новой задачей, Матвей Иванович совсем забыл о разведывательном дозоре, возглавляемом есаулом.
— Схватил-таки? Капитана? Ну, молодец Туроверов! Надобно его и казаков отметить, чтоб повадно было другим. Займитесь, Константин Павлович.
— Слушаюсь, — ответил Шперберг.
— А французского капитана отправьте в Главную квартиру, он надобен там. У нас теперь другая задача.
ЛОВКИЙ МАНЁВР
Прежде чем идти на обед к императору, Матвей Иванович направил к Шпербергу нарочного, чтобы предупредить о предстоящем выступлении.
— Скачи, не теряй ни минуты! — строго наказал он казаку. — И передай, чтоб сразу же готовились к маршу. Шперберг и Кайсаров знают, что нужно делать.
Когда генерал возвратился, был уже вечер, однако командиры полков находились в штабе.
— Ждём ваших указаний, — сказал Кайсаров.
— Не ждать надобно, а дела делать, — сурово ответил Матвей Иванович.
— А все готовятся к выходу. По сигналу немедля выступят.
— Ив обозе о том знают?
— А то как же! Приказал, чтоб они не мешкали. Так что ждать их не будем. Только куда предстоит путь?
Матвей Иванович промолчал. Будто не слышал.
Убрав тяжёлую бархатную скатерть (чтоб не мешала писать на бумаге), поставили свечи. Командиры уселись за большой стол. На главном месте Платов, слева Кайсаров, справа Шперберг.
— Прежде хочу спросить гарнизонного начальника: выставлено ли охранение города? — Матвей Иванович посмотрел на Иловайского.
Тот поспешно поднялся.
— Так точно! На всех дорогах выставлено. А к северу послан разведывательный дозор во главе с Туроверовым.
— Смотри, Осип Васильевич. Ты за это дело в ответе.
— Не извольте беспокоиться.
— Теперь о предстоящем. — Матвей Иванович бросил взгляд на Шперберга. — Сколько казаков могут выйти? Где рапортичка?
Полковник поспешно достал из папки листок, положил пред генералом. Кайсаров услужливо двинул подсвечник.
Водя пальцем по бумаге и шевеля губами, Платов стал неторопливо читать. В рапортичке был указан численный состав девяти полков.
В предыдущих сражениях они понесли немалые потери. Даже атаманский полк, который Платов берег и направлял в дело лишь по крайности, имел вместо десяти сотен, немногим более шестисот человек. В других же было лишь половина численности, а Тептярский полк состоял всего из полутора сотен всадников. Не полк, а эскадрон! Весь же отряд имел не менее трёх тысяч казаков при шести орудиях.
— Сил, конечно, маловато. Особенно жидковат Тептярский полк, — вздохнул Шперберг.
— А что Тептярский? Плохо воюет? — подал голос скуластый майор, сидевший поодаль.
— Я не о том, — ответил Шперберг. — Людей у вас мало, Дамир Шакирович.
— А где их взять? Сколько есть, с теми и воюем, — запальчиво ответил майор.
Тептярский полк состоял из чувашей, живших в Башкирии и исповедовавших мусульманство. Командовал ими майор Турупов, человек горячий, вспыльчивый, но вояка первоклассный. Да и подчинённые под стать ему: удальцы!
— Что численность маловата, так она всегда была такой, — тоном примирения произнёс Платов. — Воюют не числом, а умением.
Он простуженно закашлялся.
— Как дела с артиллерией? — перевёл взгляд на Карпова. — Есть ли ядра?
Генерал Карпов хотел подняться, но Платов махнул рукой: сиди, мол.
— Орудия исправны, ядрами накануне пополнились.
— Стало быть, к выступлению готовы?
— Совершенно точно, — подтвердил артиллерийский начальник.
— Тогда внимательно слушайте и запоминайте. Шперберг подвинул к Платову карту, офицеры достали карандаши, листы бумаги.
— Выступаем завтра поутру. Идём на Намюр, что в стороне Парижа.
Дальнейший путь, боясь раскрыть тайну боевой задачи, Матвей Иванович не стал указывать. Сказал, что первой, в авангарде, выступит бригада Кайсарова, атаманский полк, как всегда, будет находиться подле него. Потом пойдут полки Грекова, а уж в арьергарде бригада Иловайского, ей придётся прикрывать отряд с тыла.
…К полуночи разведывательная партия есаула Туроверова удалилась от города вёрст на пятнадцать, когда услышала гул и топот приближающейся колонны.
Поспешно съехав с дороги, казаки укрылись в густом кустарнике, напряжённо вслушиваясь и вглядываясь.
Вначале прошагали дозорные охранения, спустя немного послышался цокот копыт. Долетела французская речь. Потом мерно прошагал строй.
— Рота, — заключил Туроверов.
За ней вторая… Третья… Четвёртая. Тяжело проскрипели колёсами орудия. Их насчитали шесть. Обгоняя колонну, промчался верховой.
— Никак батальон с пушками, — высказал догадку урядник Макаров.
— Если бы только один… На подходе ещё один. Слышишь? — Туроверов сейчас больше доверял слуху.
Мимо затаившихся разведчиков промаршировал ещё один батальон.
— Антонов, — подозвал есаул казака, — немедля скачи к генералу Иловайскому. Передай, что к городу идёт французский полк с пушками. Не попадись только. И ещё скажи, что ежели схватим «языка», немедленно доставим.
— Передам, — пообещал казак и растаял во тьме. Командир меж тем подозвал урядника Макарова.
— Надобен «язык», Макарыч.
— Возьмём, — невозмутимо ответил тот. — Надобно брать на привале. Там легче уволочь.
— Угу, — согласился командир. — Только чином поболее.
— Какой попадётся. В темноте разве узришь?
— А ты будь поближе к голове колонны, там начальство, больше шансов.
Урядник Макаров, а с ним Севостьян Ночкин, Яшка-француз и ещё двое казаков отделились от немногочисленной партии разведчиков. Соблюдая осторожность, поехали неподалёку от дороги, стараясь не отстать от головы колонны.
Через полчаса до них долетела команда по-французски. Колонна стала.
— Привал, — произнёс вполголоса Яшка.
— Ну, а теперь за дело, — объявил урядник и поспешно слез с коня. — Ночкин, Умнов, Зюзин! За мной!
Командир батальона капитан Дюпель был человеком неробкого десятка. Ему, старому вояке, приходилось сражаться в Италии и Пруссии, сумел он целым и невредимым выбраться из российской передряги, повезло на Березине и во многих других сражениях. Он слыл бесшабашным человеком, не ведающим страха.
Объявив привал, он слез с лошади, прикурил трубочку и засеменил к тёмным кустам. Всю дорогу он маялся животом и теперь спешил в спасительное одиночество. За ним увязался было по обязанности ординарец, но он приказал отстать: не хватало, чтоб подчинённый торчал подле него.
Расстегнув пряжку панталон, он только присел, как невидимые сильные руки подхватили его и, выбив изо рта трубку, зажали рот. Всё произошло так неожиданно и быстро, что он не успел даже вскрикнуть. Потом удар по голове, будто обухом хватили, и капитан потерял сознание.