— Сочту за честь, ваше сиятельство. Я сам хотел о том просить.
— Значит, угадал. А поддержку вам окажет генерал Греков.
Но тут вошёл Иловайский. Под глазами мешки, лицо обросло щетиной, на сапогах грязь.
— Задание выполнил, увёл французов в сторону. Едва сам оторвался, — доложил он устало.
— Вот и слава Богу, — ответил Платов. — А теперь новая задача: крепость нужно брать. Сегодня ночью. Дай казакам недолгую передышку и готовь к делу.
— Какая уж тут передышка…
Платов понимал, что штурмовать крепость без пехоты — дело рискованное. Но обстановка вынуждала.
Подход бригады Иловайского был как нельзя кстати. Ещё с вечера Платов приказал собрать топливо для костров, чтобы с наступлением темноты зажечь их.
— И чем костров будет больше, тем лучше. Пусть Груша думает, что у нас силы несметные.
Казаки постарались. Костров было столько, будто под Намюр пришла целая армия. Ударили по крепости и орудия. Они били, главным образом, по Сен-Пьерским воротам. И не случайно. Платов решил привлечь внимание французов к Сен-Пьерским воротам, внушая им, что главный удар последует с этой стороны.
Днём Платов приказал найти удобный для наблюдения пункт, с которого мог бы руководить штурмом крепости. Такое место нашли: с небольшой возвышенности открывался широкий обзор. В камнях оборудовали укрытие.
Платов перебрался туда ещё до того, как на землю опустились сумерки.
— Придётся начинать твоим удальцам, — сказал он Иловайскому.
Спешенных казаков из бригады Иловайского усилили ещё полком из бригады Грекова и пятью сотнями атаманцев. Всё оружие казаков составили ружья да укороченные пики — дротики.
Используя темноту, казакам удалось приблизиться ко рву, однако французы их обнаружили и открыли стрельбу. Сбросили со стены бочки с нефтью и подожгли. Огонь распространился по земле, освещая цепи наступавших.
Штурмовавшие пробивались к воротам, чтобы через них ворваться в крепость. По ним стреляли из орудий и ружей, не позволяя приблизиться.
А тем временем отряд полковника Шперберга скрытно вышел к противоположной стороне крепости, к Фонтенблоским воротам.
Как и предвидел Платов, их обороняли меньшие силы; основные силы гарнизона находились в южной части. Казакам удалось ворота поджечь. Несколько храбрецов ворвались внутрь крепости, за ними устремились остальные, однако пробиться далеко не сумели. Французы подтянули резерв и оказали упорное сопротивление, отражая все атаки.
Матвей Иванович, находясь на своём пункте, оттуда управлял штурмом, чутко улавливал ритм боя. В ночи явственно слышалась пальба, крики людей. То и дело появлялись вестовые с донесениями. Генерал Иловайский дважды просил подкрепления, и оба раза Платов отвечал отказом.
— Нет резерва, нет! Так и передайте генералу. Пусть воюет тем, что имеет.
Потом примчался гонец от Шперберга. Тот тоже запросил поддержки.
— А вот ему надобно помочь, — сказал атаман и приказал Грекову с остатками бригады поспешить к Фонтенблоским воротам.
Казаки Грекова подоспели как раз вовремя. Проникших в крепость русских французы теснили к воротам. Казалось, ещё немного, и им удастся выбить казаков из крепости. Свежие силы грековцев бросились врукопашную и, опрокинув неприятеля, растеклись по улицам города.
Вскоре французы запросили перемирия, выбросили белый флаг.
На рассвете, бросая у ворот оружие, французы покидали крепость. Всё широкое поле пред рвом и стенами заполнилось безоружным воинством. Вчера ещё оно представляло значительную силу, способную не только сопротивляться, но и атаковать, сегодня же это была просто толпа.
Наконец появился и начальник гарнизона полковник Груши. С ним комендант крепости майор Баньи, другие офицеры. Полковник подошёл к генералу Платову, отвесил поклон и протянул шпагу.
— Оставьте у себя. Мне она ни к чему, — отмахнулся Матвей Иванович.
Французский полковник внимательно оглядел поле и спросил:
— Господин генерал, а где же ваша пехота?
— А вот она, вся на конях.
— Как? У вас только казаки? И нет пехоты? Могу ли я тому верить? — Француз изменился в лице. — Если б я знал, что у стен одни лишь казаки, смею вас уверить, не сдал бы город.
Платов усмехнулся и обратился к переводчику:
— Скажи ему, что у нас есть пословица: «Прежде не хвались, а Богу помолись».
Довольный победой, Матвей Иванович сказал Шпербергу:
— Надо бы послать донесение на имя самого императора. И соответствующим штилем. Займитесь, Константин Павлович.
Прежде чем написать донесение начисто, Шперберг прочитал его черновик:
«Всемилостивейший государь! С победой при Намюре, частию верных вашего императорского величества приобретённою, осмеливаюсь принести всеподданнейшее поздравление. Да возблистают победоносные знамёна Всемилостивейшего государя новою славой на стенах гордой столицы, в побеждении врагов света именем пресветлейшего моего государя и отца! Граф Платов».
Матвей Иванович от удовольствия даже крякнул.
— Ну и мастак же вы, Константин Павлович! С удовольствием приложу к сему руку.
ФОНТЕНБЛО
В тот же день, а это было 4 февраля, Платов вызвал Кайсарова. Разговор шёл наедине. Матвей Иванович объявил, что бригада генерала должна немедленно сняться и поспешить к Фонтенбло.
— Задачу, о которой по сию пору молчал, доверяю выполнить тебе, Паисий Сергеевич. Дело большой важности, сам император поручил. А потому не медли с выступлением и никак не смей задерживаться в пути! Если же придётся вступить в схватку, то на сие привлеки полк, а главными же силами лети к Фонтенбло, в королевский дворец. Выхватишь папу из рук французских супостатов — великая тебе слава и честь. В общем, ни пуха ни пера. Поспешай!
Старинный дворец Фонтенбло, где содержался папа Пий VII, являлся летней резиденцией французских монархов. Это было величественное здание из серого камня, отстроенное ещё в прошлых веках.
Первыми в Фонтенбло добрались казаки полусотни во главе с есаулом Туроверовым. При нём были его верные соратники: Макаров, Севостьян Ночкин, Яков Умнов, или «Яшка-француз». Генерал Кайсаров им приказал во что бы ни стало пробиться ко дворцу и высвободить римского папу, «живым или мёртвым!».
Соскочив с коней, они уверенно, будто бывали здесь не раз, взбежали вслед за есаулом по широким ступеням парадного входа. Распахнули высокую, легко поддавшуюся дверь, шагнули в большой холл с блестящим паркетом и высоким расписным потолком. Благообразного вида слуга шагнул навстречу.
— Что-о? Прочь! — взревел Макаров, хватаясь за саблю.
— Постой, уймись! — сказал Туроверов и спросил у слуги: — Папа где? Укажи, где он пребывает.
Не поняв вопроса, слуга уставился на офицера.
— Объясни ему! — приказал тот Якову Умнову. Яков заговорил по-французски, требуя указать, где находится римский папа, и вести без промедления к нему.
Громкие голоса привлекли внимание управляющего дворцом, заставили его поспешить в холл. Увидев казаков, француз побледнел, однако всё же подошёл, напустив учтивость.
Слуга начал ему объяснять, но Яшка-француз сам вступил в разговор.
— Папа? Вы имеете в виду римского папу? — спросил управляющий. — Извините, но его здесь нет.
— Как нет? — изменился в лице Туроверов. — Где же он? Он здесь! Ведите к нему!
— Сказывай, где папа? Не то вот этого получишь! — Бородач Макаров показал управляющему волосатый, размером с детскую головку, кулачище.
— Стой, Богданыч! — велел Туроверов. — Так где же тогда папа?
— Ещё вчера он был здесь. А потом увезли.
Не веря, есаул потребовал от управляющего провести в помещение, где находился папа. Гремя ключами, тот повёл их к ведущей вниз лестнице, потом по длинному гулкому тёмному коридору и отомкнул в конце его дверь.
Комнатушка ничем не напоминала тюремную камеру: паркетный пол, полированный стол и кресло, даже камин с обгоревшими поленьями, от которых исходил острый запах. На глядящих в сад окнах (они были вровень с землёй) ажурная крепкая решётка.
Помещение ещё не успели убрать, и всё подтверждало, что жилец покинул его недавно.
Не доверяя французу, Туроверов попытался обойти весь дворец, чтобы убедиться в достоверности слышанного. Но не так-то просто это было сделать: комнат и зал было слишком много…
А накануне здесь произошло вот что.
Утром к парадному входу подкатил экипаж, сопровождаемый верховыми. Из кареты вышел майор с двумя дюжими капралами.
Стоявший у двери часовой потребовал от офицера пропуск.
— Именем императора, — произнёс тот, отстраняя ружьё.
— Сюда нельзя! Кто такие? — поспешил на помощь часовому лейтенант охраны.
Майор молча подал бумагу, потребовал:
— Ведите к папе.
Они спустились по лестнице, остановились у двери, где также стоял часовой.
— Там папа, — сказал лейтенант.
Высокий, слегка сутуловатый папа стоял посреди комнаты в чёрной сутане. Он молча уставился на вошедших.
— Ваше преосвященство, вам предстоит дорога, — начал без обиняков майор. — Отъезд через полчаса;
— От имени кого вы говорите? — стараясь не выдать волнения, спросил папа.
— От имени императора Франции. Я должен выполнить его волю.
— Я отказываюсь ему подчиняться. Мной может повелевать только Всевышний! — Пий VII поднял руку с вытянутыми двумя пальцами.
— Ваше преосвященство, на разговоры нет времени. Каждую минуту сюда могут ворваться русские войска, — решительно произнёс майор.
— Пусть будет так. Надеюсь, они проявят большее благородство, чем французские власти. — Упоминание о близости русских войск придало папе надежду и уверенность.
— Тогда, ваше преосвященство, я вынужден применить силу.
В комнату вошли два капрала. Вид их недвусмысленно подтверждал слова майора.
— Не могу допустить, чтобы с вашей стороны была применена к священной особе грубая животная сила. Но я подчинюсь требованию. Оставьте меня и пришлите слугу, чтобы собрать вещи.