Усадив папу в карету, майор разместился рядом. Он помнил строгий наказ не сводить с сопровождаемого глаз. Приказал верховым иметь наготове оружие.
Кони рванули и понесли экипаж по дороге к Парижу. Новое место, куда Наполеон намерен был упрятать пленника, уже было готово и ждало высокого узника.
Вслед за ними убыла из дворца и охрана папы…
Когда генерал Кайсаров доложил о постигшей в Фонтенбло неудаче, Платов с досады стукнул о стол кулаком. Денщик Степан Пупков даже подскочил.
— Из-под носа увели! Проворонили мы с тобой, Паисий! Не оправдали императорского доверия.
До сих пор император Платову благоволил. Выказывал внимание с самого вступления своего на престол. Александру тогда было 23 года, а о подвигах донского генерала говорили не только в Петербурге, но и по всей России. Платов затмевал славу даже донского атамана Василия Петровича Орлова.
Потом вскоре Орлов умер, ушёл из жизни внезапно. Крепкого, отменного вида казачины не стало в одночасье; ходил, распекал подчинённых, да, видать, переусердствовал. Прилёг и более не встал, отлетела душа к Богу.
Вот тогда Александр и потребовал в столицу Платова. Возвратился Матвей Иванович атаманом войска Донского и в чине генерал-лейтенанта. Так повелел новый император.
И потом Матвей Иванович был на виду, в больших церемониях включался в свиту. Даже удостоил его Александр знакомством с самим французским императором Наполеоном в Тильзите, когда подписывали мир.
— За нами, ваше сиятельство, вины нет, — попытался оправдаться Кайсаров. — Казаки сделали всё, что могли.
— Ах, Паисий, — покачал Платов головой. — Может, нашего греха в сем деле и нет, но не станешь же объяснять императору! Оправдание не к месту.
ОТХОД
Отступившая в пределы Франции немногочисленная армия Наполеона дралась с таким отчаянием и решительностью, что численно превосходящие её в сражениях союзные войска несли большие потери. Казалось, у наполеоновской армии, будто у теряющего силы бегуна, появилось второе дыхание, с которым она обрела новую неодолимую мощь.
Сам Наполеон напоминал распалённого схваткой льва, наносившего порознь удары неприятельским армиям в самых неожиданных местах. Он превзошёл самого себя. Это был взлёт его блистательного полководческого мастерства.
11 февраля 1814 года завершилась победой французов битва при Монмирайле. Против них сражалось двадцать тысяч прусских и русских солдат, их потери составили более трети личного состава.
На следующий день битва при Шато-Тьери завершилась бы полнейшим разгромом союзных войск, если бы Макдональд успел ввести в дело свой корпус, как ему приказывал Наполеон.
13 февраля схватились армии прусского маршала Блюхера и французского Мармона. На помощь последнему поспешил Наполеон. Он наголову разбил у Ващан Блюхера. Его потери составили около девяти тысяч человек.
Даже назревавший в Париже заговор во главе с Талейраном не мог сдержать полководческого порыва Наполеона.
Командовавший союзными войсками австрийский фельдмаршал Шварценберг потерял всякую надежду на успех. В его подчинении находилось по численности вдвое больше сил, но имя Наполеона внушало страх.
— Необходимо перемирие, — заявил Шварценберг. — В противном случае мы потерпим позорное поражение.
Избрав для переговоров не лишённого качеств дипломата генерала Парру, он, прежде чем направить к французскому императору, потребовал:
— Во что бы то ни стало добейтесь перемирия! Только оно может спасти нас. Передайте Наполеону также и это письмо. В нём изложены условия.
Наполеон находился в превосходном настроении, когда ему сообщили о прибытии посланника.
— Кто он?
— Генерал, граф Парру. При нём письмо от главнокомандующего союзной армией фельдмаршала Шварценберга.
— Письмо приму, а посланник пусть возвращается.
— Без вашего ответа, сир?
— Этот толстяк хочет выиграть время, потому и затеял переговоры о перемирии, — усмехнулся Наполеон.
Ему вручили письмо, он бегло прочитал его.
— Ну уж нет! На это я никак не соглашусь, чтобы прекратить боевые действия, — отшвырнул он бумагу. — Я обул сапоги, в которых некогда одерживал победы в Италии. Передайте, что у меня одних только пленных этого австрийского фельдмаршала сорок тысяч да ещё двести орудий. А сколько генералов положили к моим ногам свои шпаги! И чтобы после этого я дал согласие на перемирие? Да никогда тому не быть! За две недели моя армия отбросит союзные войска до Рейна. А от Рейна до Вислы всего один шаг!
Генерал Парру уехал ни с чем.
В следующей битве при Монтре Наполеон, в подтверждение своих слов, снова добился победы.
Дело принимало серьёзные обороты. Обстановка складывалась явно не в пользу союзных войск. Шварценберг поспешил собрать Военный совет, на который пригласил прусского, австрийского и российского императоров. Был и английский представитель лорд Кестельри. Тот прямо заявил, что имеет приказание парламента настаивать на заключении мира, который в настоящее время крайне необходим. Впрочем, таково было мнение большинства. Лишь один Александр возражал.
— Это будет не мир, а перемирие, которое позволит положить оружие лишь временно. Лишь только уйдут из Европы русские войска, как их придётся тут же возвращать за четыреста лье. Я не заключу мира, пока Наполеон будет находиться у власти.
Вновь к Наполеону был послан офицер и снова не был им принят. Наполеон торжествовал.
Каково же было его состояние, когда он услышал о взятии казаками Фонтенбло!
— Казаки уже там? Не может того быть! А как же папа? Неужели он освобождён?
— Нет, сир, его успели увезти, — попытался успокоить его Бертье. Из многих сподвижников, изменивших Наполеону, он, Бертье, по-прежнему оставался верным императору.
— Надеюсь, папа в надёжном месте?
— Не извольте беспокоиться, сир.
— Почему допустили такое? Ведь Фонтенбло — это почти Париж! Я требую изгнать оттуда русских! Передайте Мармону приказ, чтобы он направил против казаков дивизию кавалерии и уничтожил бы их прежде, чем подоспеет к ним помощь.
Подойдя к карте, Наполеон молча уставился на неё.
— Вот сюда, Бертье, нужно направить дивизию. — Наполеон ткнул пальцем. — А затем по берегу реки решительно наступать на юг. Захватить все мосты и места возможной переправы.
Палец заскользил вниз…
В Фонтенбло отряд находился до вечера. Посланный дозор разведал о значительных неприятельских силах, и Платов решил без промедления отходить: дальнейшее пребывание грозило осложнением. Французы были не только на севере, но и на западе, за Луарой, а на востоке находились главные силы, предводительствуемые самим Наполеоном.
Назначив для прикрытия в арьергард полки Иловайского, Платов направил вперёд, к Петивье, бригаду Кайсарова. Однако до города она не дошла: дозор сообщил, что в нём большой французский гарнизон.
Не теряя времени, Платов повернул колонну на юго-восток. Путь преградила река Луэн. Найдя на ней единственный мост, казаки спешно переправились по нему, а мост уничтожили.
Весь остаток дня они находились в пути, с надеждой добраться до местечка Вильнево, где имелся мост через реку Ионну. Но и тут их постигла неудача: мост захватили французские кавалеристы из дивизии генерала Аликса и их передовой отряд уже переправился через реку.
Платов поспешил к Кайсарову. Тот с небольшой высоты наблюдал за растянувшейся колонной кавалеристов.
— Что намерен предпринять? — спросил его Платов.
— Атаковать. Но ежели б поддержали ещё с той стороны…
Платов понял.
— Поддержит Греков. Он как раз находится там. Через четверть часа на французов обрушились не только казаки Кайсарова, но и бригада генерала Грекова. Атакованный с двух направлений, неприятель, неся потери, стал отходить.
Несколько десятков французских кавалеристов было захвачено в плен, среди них офицер. Он сообщил, что колонну возглавлял генерал Жерадо и что он имел задачу обнаружить казаков и начать схватку.
Платов решил опять изменить направление и следовать на Жуаньи. Прибыл генерал Греков.
— Тут, ваше сиятельство, затруднение с пленными получается, — осторожно начал он. — Взять-то их взяли, целых семь десятков, а что далее с ними делать?
— Обезоружить, конечно, раненым оказать помощь. И с собой.
— Мы-то верхи, а пеший, известно, конному не товарищ. Иль их тоже посадить на коней? Да и с харчем затруднение получается.
— Вижу, что клонишь, генерал, к тому, чтоб от них избавиться.
— Получается так. Содержать — казакам в тягость. Отпустить бы их. Отобрать оружие и пусть тикают куда глаза глядят. А для верности лишить их ещё мундиров.
— Возражений нет? — оглядел Платов находящихся в комнате генералов. — Ну, стало быть, так и сделаем. Но только шинелей их не лишать, на дворе не лето. И отпускать не всех скопом, а порознь. И ещё, на всякий случай, взять с них слово, чтоб не смели брать в руки оружия против нас.
— Возьму, — ответил Греков. — Только они и без слова рванут по домам. Война осточертела и французам.
Все эти дни казачий отряд метался между французскими войсками, надеясь найти в их боевом порядке брешь, через которую он мог бы выскользнуть и уйти от опасности.
Оторванный от основных войск отряд Платова испытывал чрезвычайные трудности. Припасы продовольствия, фуража, пороха, ядер и всего необходимого не только для ведения боя, но и для поддержания сил, подошли к концу. Люди и лошади довольствовались, чем Бог пошлёт. Подвижность отряда снизили и заполнившие повозки раненые.
И какова же была радость казаков, когда 15 февраля, словно с небес, подоспела помощь.
Ввечеру к Платову явился военный, в наброшенной на плечи бурке, лохматой папахе. Не отдавая чести, твердо поставленным голосом представился:
— Генерал-майор Сеславин.
— Генерал? Сеславин? — Платов вгляделся в прибывшего. На лице того расплылась улыбка. — Ба-а… Да это вы ли, батенька?
— Так точно, ваше сиятельство.