Атаман Платов — страница 67 из 71

— Казак я, казак, — объяснял Прохор. — Донской я… В Париже — Сена, в Расее — Дон… Понимаешь?

— До-он, до-он, — улыбался бородач и показывал на колокольню собора.

Чернявая красотка вызывающе посматривала на Прохора. «Ах, шельма! Такую бы приласкать!» — промелькнула у него грешная мысль. Прохор озорно подмигнул, и она в ответ залилась смехом. Потом бесцеремонно ухватила его под руку и увлекла с собой…

Вернулся Прохор в полк на рассвете. В висках ломило, на душе было муторно.

— Дратву-то хоть купил? — спросил хорунжий.

— Купил, только шут знает, где её задевал, — соврал Прохор.


Однажды Матвей Иванович попал на Елисейские поля, где располагались бивуаком казачьи полки» В сопровождении начальников обошёл лагерь.

— Дозвольте, ваше сиятельство, стихи в вашу честь прочитать? — выступил вперёд есаул.

— А, Котельников! — узнал Матвей Иванович. — Стихи? В мою честь? Оные нужно слагать в их честь, — указал он на окруживших казаков.

— И они не обойдены высоким словом.


С Оки, за Днепр, за Неман, Вислу,

Чрез Одр, чрез Ельбу и чрез Рейн

Преплыть вперёд, противу смыслу

Свирепого врага за Сейн,

Верхом в доспехах с казаками,

Без суден целыми полками;

В ночи без звёзд и без дорог

Скакать чрез степи, горы, скалы,

Сквозь лес, стремнины, чрез каналы,

Признайтеся! — никто б не мог…


Казаки затихли, слушали казацкого поэта, излагавшего стихами то, что ими было пережито.

Когда Котельников кончил, Матвей Иванович подошёл к нему, обнял:

— Спасибо, есаул, уважил. Спасибо, что прославил казачью удаль и отвагу, преданность людей Дона. Хорошо, скажу я вам. И много ль у тебя сложено?

— Целая тетрадь, ваше сиятельство.

— Непременно их нужно пропечатать. Вы, есаул, потом о себе напомните.

В том же году Матвей Иванович помог Котельникову отпечатать книжечку в военно-походной типографии. Дальнейшая судьба автора была трагична. Разуверившись в религии, он выступил против церкви, был судим. Отбывал наказание в Шлиссельбургской крепости, а потом его сослали в Соловецкий монастырь, где он и умер.

Однажды внимание проезжавшего по улице Матвея Ивановича привлекла огромная толпа.

— Что там такое? Разузнай! — приказал он адъютанту Кириллу Грекову.

— Там статую Наполеону стаскивают, — доложил есаул.

Посреди широкой Вандомской площади возвышалась высокая мраморная колонна со статуей Наполеона. От статуи во все стороны тянулись канаты, закреплённые на воротах.

— Приготовиться! — пронеслась команда. — Опускай!

Люди стали вращать вороты, статуя дрогнула. Повиснув на канатах, слегка раскачиваясь, стала медленно опускаться.

— Бра-а-во! Бра-а-во! — прокатилось над площадью. Матвей Иванович вдруг вспомнил, как несколько дней назад он сопровождал в свите Александра. На площади у колонны император тогда остановился, взглянул на статую своего врага и сказал:

— У меня, пожалуй, закружилась бы голова на такой высоте.

— Да, да, — согласились окружавшие его французы, поняв намёк…

Свергли не только статую. Через несколько дней Наполеон подписал в Фонтенбло отречение от власти, простился с гвардией и был препровождён на остров Эльбу.

В  АНГЛИИ


В час пополудни 25 мая 1814 года находившаяся во французских водах английская эскадра снялась с булонского рейда и легла курсом на Дувр. Свежий попутный ветер надул паруса, и корабли стремительно резали острым форштевнем упругую волну. Впереди — гордость британского флота новейший линейный корабль «Непреодолимый», его вёл первый адмирал герцог Кларенский. На судне находились высокие гости: русский император Александр, его сестра — великая княгиня Екатерина Павловна — и король Пруссии. На следующих за линейным кораблём фрегате, бриге и корвете размещалась свита, где был и Матвей Платов.

Он стоял на капитанском мостике и видел, как удалялась бухта, по склонам в беспорядке лепились дома города, в стороне, ближе к мысу, серым пятном выделялась береговая крепость с чёрными зевами орудийных амбразур. На высокой мачте реял флаг.

И в бухте, и на выходе из неё покачивались на волнах суда, вдоль их бортов застыли шеренги матросов.

Два месяца назад, сломив последнее сопротивление наполеоновской армии, союзные войска подошли к Парижу… «Столица Франции припадает к вашим стопам», — вручил ключи Александру мэр.

На французский престол вступил король Людовик XVIII из ненавистной народам династии Бурбонов. Наполеона ждала ссылка на остров Эльбу в Средиземном море.

Тогда-то и последовало приглашение от принца-регента Англии российскому императору посетить островную державу. В 1811 году король Георг III впал в помешательство и ослеп, управление перешло в руки его старшего сына.

Приглашение было со стороны английского правительства жестом признательности тем, кто кровью и жизнью своей спас их страну от нашествия. Вручая приглашение, английский посол передал, что в числе гостей желательно видеть предводителя казачьего войска атамана Платова.

О казаках в Англии ходили легенды, их считали решающей силой в разгроме наполеоновской армии. Это делалось не без скрытого умысла: русская армия как бы шла не в счёт. Предлагали наподобие казацких отрядов создать британские подразделения.

Особую известность казаки и их атаман приобрели после блестящих побед в заграничном походе, в последних битвах при Альтенбурге, Веймаре, Лейпциге, Франкфурте. Из Гамбурга в Лондон отплывали купцы, чтобы договориться со своими коллегами о торговле. С ними Матвей Иванович и послал с депешей к русскому посланнику князю Ливену казака-нарочного Александра Землянухина.

Когда в Лондоне появился самый что ни на есть настоящий казак с берегов Дона, да ещё тот, что служил под началом самого Платова, восторженности жителей не было границ. Едва появлялась закрытая карета с торчащей над крышей пикой, как экипаж окружала толпа, и дальше путь продолжался с большим трудом. Каждый хотел взглянуть на живого казака.

Вот как описала его внешность в одном из номеров газета «Морнинг Кроникл»:

«Рост казака около шести футов; он сильного и коренастого телосложения, и хотя у него суровая воинственная наружность, но лицо довольно выразительное и доброе… Борода у казака длинная, кудрявая и седая; волосы на голове менее седы, зачёсаны назад, на шее около шести дюймов длины; а на лбу острижены коротко и ровно. Одежда его состоит из синего кафтана и шаровар, сшитых из толстого сукна, и широких сапогов с круглыми носами. Руки казака необыкновенной ширины и с короткими пальцами, но он с большим искусством владеет оружием, состоящим из пистолета, ружья, сабли и длинной пики, и, по-видимому, вовсе не чувствует их тяжести».

Через несколько дней Землянухин посетил английский парламент.

— Перед вами, высокочтимые господа, донской казак, — обратился к членам парламента спикер палаты. — Это один из тех российских воинов, кои вселяли в Наполеона страх и ужас. Такие, как он, повергли и уничтожили доселе считавшуюся непобедимой французскую армию. Посмотрите на этого убелённого сединами воина. — Председатель картинно вскинул руку в сторону стоявшего на возвышении у трибуны Землянухина. — Этот человек пренебрёг своими немалыми годами, оставил домашний очаг и полетел на поле брани, заслышав зов ратной трубы. Все его помыслы сводились к единственной цели: защитить родную землю от врага.

— Как называется это оружие? — послышались вопросы. Любопытствующие показывали на пику.

— Сколько французов он поразил этим оружием? Ему перевели. Казак ответил:

— Изничтожил сей пикой трёх офицеров и мелочи несколько четвериков.

— Что такое мелочь? И что такое четверик?

На помощь пришёл сопровождающий Землянухина офицер. Он пояснил, что казак в сражениях поверг тридцать девять человек.

Рассказал казак парламентариям, как воевал ещё под началом самого Суворова, ходил с ним через Альпы. А когда позвали защищать Россию от наполеоновского нашествия, он с двумя сыновьями записался в донское ополчение. Воевал под началом Платова.

В тот же день в окрестностях города выстроили всадников, коим Землянухин должен был преподать уроки казачьей тактики и владения пикой. Никогда ещё он не выступал в роли учителя, да ещё пред иностранным строем. Триста всадников — это почти казачий полк! Но он не сробел. Подъехал к строю, откашлялся в кулак, подражая батьке-атаману.

— Переводи-ка на свой аглицкий, — сказал переводчику. — Мудреным наукам, по которым воюют генералы, я не учен. В сражении держусь обычаев дедов наших да отцов. А их главным правилом было: врагов-супостатов бить нещадно, изнурять их не токмо днём, но и ночью, нападать спереди, и с тылу, и с боков. Но прежде надобно о враге всё узнать: сколько его да где расположен, где силён, а где послабже. Выведав — смело нападай, не оглядывайся!

Землянухина предупредили, что поблизости в укрытии затаился «неприятель», которого нужно найти и «изничтожить», действуя при этом так, как делают в бою казаки.

— Ну что ж, это мы зараз. Поперву, стало быть, нужно выслать дозоры, чтоб знать о супостате необходимое.

В сторону затаившегося «неприятеля» поскакали дозорные. Вскоре они вернулись.

— Обнаружен!

— А ежели обнаружен, терять время не будем, — отвечал Землянухин и зычно скомандовал: — На конь!

За отрядом поскакала свита. Все видели, как отряд врезался в гущу «неприятеля», как пятидесятитрёхлетний казак, волчком кружась на лошади, ловко орудовал пикой, сбрасывал с седла одного за другим противников.

— Ведь вы действовали совсем не так, как объясняли, — упрекнул его после «сражения» один дотошный наблюдатель. — У дозорного вы спросили только о месте нахождения отряда, не поинтересовались его численностью.

— Объясню, — не растерялся Землянухин. — Чтоб не терять на разговоры время, мы сразу нападаем и истребляем супостата, а уж опосля по убиенным да поверженным узнаем, сколько их было…