В один из полков назначался в командиры 25-летний войсковой старшина Андриан Денисов.
— Это ничего, что еще не приходилось командовать полком, — выслушав, успокоил Платов Денисова. — Все когда-то через это прошли. Главное, чтоб было желание и старание. И не очень велика беда, что нет офицеров. В моем полку тоже их не хватает. Нужно назначать из простых казаков, но не тех, кто умеет угождать, а кто знает и любит службу, умеет показать да потребовать в обучении, а в схватке проявить отвагу да лихость. Людей поначалу в полку будет много: тысяча четыреста душ. Помогу справить обмундирование, подошлю для выучки и нижних чинов, казаков с Дону, они будут закваской в полку. Всему, что нужно для сражения, научат.
Через несколько дней в полк прибыли унтеры и способные казаки, поступило для обмундирования сукно, кожа для седел, ремни на сбрую. Вскоре пригнали и лошадей, не ходивших под седлом, норовистых и злых.
Полк Платова тоже находился вблизи Чугуева, в соседнем с Альбевским селом, полковник почти каждый день бывал у новобранцев, помогал во всем Денисову. К весне новодонцы лихо скакали, владели оружием как заправские казаки, умели дружно ходить в атаку и нападать, действовать в рассыпном строю. Платов строго следил, чтоб в обучении соблюдались суворовские правила, и повторял их:
— В нападении конница врубается прежде и ведет за собой пехоту. И везде строй! Неприятеля и его укрепления никак не бояться! Казак в битве неустрашим! Сам бог сделал его изворотливым, а потому он везде пролезет, как бы ни тщился неприятель его сдержать.
Как-то он устроил полку смотр. Проверил каждую сотню. Потом приказал пройти с песней. Все было бы хорошо, да подвел запевала одной сотни. Затянул разухабистое:
По реке топор плывет
Из города Чугуева.
Сотня в единый голос подхватила:
Ну и пусть себе плывет
Железяка дурева.
— Что это за песня? — нахмурился полковник. — Всякая песня должна смысл иметь да пробуждать человечью душу. А эта так себе: ни богу, ни черту! Запрещаю ее!
В общем полком остался доволен, поблагодарил казаков за службу, Денисову пообещал очередной чин. А через день он вызвал командира полка и, не глядя в глаза, сказал:
— Сдай, Денисов, полк Иловайскому.
— Как, сдать? Почему, ваше превосходительство?
— Я тут ни при чем, Андриан. Так повелел светлейший, князь Потемкин.
Денисова чуть удар не хватил. Платов понял его состояние, посочувствовал:
— Буду у Александра Васильевича, пожалуюсь да попрошу тебе помочь. Моей власти мало.
Матвей Иванович сдержал слово, рассказал Суворову. Тот выслушал, покачал головой:
— Светлейшего сразу не убедишь. Наверняка он решил насолить его дяде — генералу. Уж зело не любит он Денисовых… Ну, да попытаюсь помочь.
Недели через две, возвратясь от Суворова, Платов приказал Денисову:
— Принимай, Андриан, полк. Правда, не свой, другой, но полк есть полк. И готовь его к ратному делу. Желаю удачи!..
Спустя десять лет судьба сведет генерала Денисова с генералиссимусом Суворовым в Итальянском и Швейцарском походах. Отблагодарит Андриан Карпович великого полководца спасением жизни: на руках вынесет из-под обстрела, с того самого места, куда минуту спустя угодит неприятельское ядро.
По весне возглавляемые Платовым полки направились к Очакову. В авангарде колонны шел полк Денисова. Поход был долгим, продолжался почти две недели, и ни один день не обходился без учений: то вдруг откуда-то появлялся невидимый неприятель и его отражали, то казаки сами обрушивались лавой на незримого врага, а однажды Платов поднял среди ночи уставших людей и повел их в атаку в пешем строю с дротиками. Потом объяснил:
— Казак должен действовать не только верхом, но и пеши и уметь владеть укороченной пикой не хуже, чем саблей.
А за два перехода до турецкой крепости Очаков удалось проверить полки в настоящем деле. Под утро, когда войска еще располагались лагерем и готовились к выходу, прискакал казак:
— Турки! Тьма их тьмущая! Никак нам не одолеть!
Нападения ожидали еще с вечера, и дородный Пален, начальник всей колонны, предупредил тогда Платова:
— В пекло без моей команды не лезь, сомнут! Без главных сил тут не обойтись.
Турок действительно было намного более казачьего авангарда. Однако у Матвея Ивановича возник свой план. Он словно забыл предупреждение начальника. Приказал полкам отступать. И увлек за собой часть неприятельской кавалерии. А когда турки оторвались от главных сил, Платов повернул полки и ударил по неприятелю в дротики. Не ожидавшие такого, турки не смогли оказать сопротивления и были жестоко биты.
Преследуя неприятеля, платовский отряд достиг крепости Очаков, у которой уже находились русские войска.
Очаковская крепость являлась опорным пунктом турецких владений на Черноморском побережье. Она была построена в незапамятные времена, Кара-Керман называли ее турки, что означало Черная крепость. Возвышаясь на высоком берегу Днепровского лимана, она надежно охраняла вход в него. С юго-востока тонкой стрелой тянулась к крепости Кинбурнская коса. На ней располагались русские войска, крепость и орудия преграждали турецким кораблям путь в Днепр.
1 октября 1787 года под прикрытием артиллерийского огня на Кинбурнскую косу высадился турецкий десант. Примчавшийся в крепость гонец застал Суворова в походной церкви.
— Ваше превосходительство, там турки! Наши едва их сдерживают!
— Все ли они высадились?
— Никак нет! Половина еще в море!
— Пусть все вылезут, — продолжал молиться Суворов.
Вслед за казаком явился генерал-майор Рек, начальник Кинбурнского гарнизона.
— Я домолюсь, а ты тем часом посылай за подкреплением, — приказал Суворов, продолжая отбивать поклоны. — Да сам к месту сражения несись. Я подоспею позже.
Полководец в единое мгновение оценил обстановку и принял решение. Смысл его состоял в том, чтобы десант не только столкнуть с косы в море, но уничтожить его, используя выгодность положения русских войск.
Сражение продолжалось почти девять часов. Был тяжело ранен отважный генерал Рек, дважды пулей в руку и картечью в бок ранен Суворов. Плечом к плечу с солдатами пехотных полков сражались три казачьих: Орлова, Исаева, Иловайского. В решительный момент казаки внезапно атаковали неприятеля с фланга, врубились в боевой порядок и нанесли серьезное поражение. Турецкий десант был разгромлен окончательно. Из пятитысячного отряда уцелело едва семьсот человек. Среди погибших был начальник десанта бесшабашный Эюбага. А осада Очаковской крепости продолжалась. Хотя светлейший князь Потемкин и был наиглавнейшим среди военных, однако он не был полководцем: не решался взять на себя дело штурма. Не раз Суворов уговаривал его проявить решительность.
— Сия крепость, что зуб негодный, которому одно лечение — долой!
— Солдатская кровь не водица, она дороже всего, а Очаков возьмем измором. И противу Швеции силы нужно приберечь, — отвечал Потемкин.
В июне шведское правительство, опасаясь усиления влияния России в Балтийском море, объявило ей войну.
— Осада погубит людей более, чем штурм, — настаивал Суворов.
Вопреки желанию главнокомандующего он 27 июля предпринял попытку ворваться в крепость.
Было так. Используя внезапность, турки сделали против русских войск вылазку. Находившийся поблизости Суворов во главе пехотного батальона и казаков не только отразил нападение, но и пустился в преследование. Солдаты и казаки были уже у ворот, стоило лишь усилить натиск, чтобы преодолеть сопротивление врага и ворваться в крепость, но от Потемкина последовал строгий — третий по счету — ордер: прекратить бой и отступить. К тому же турецкая пуля угодила в шею генерала. Обливаясь кровью, Суворов вынужден был дать команду отступать.
Взбешенный Потемкин распорядился отправить Суворова в Кинбурн, подалее от Очакова, чтобы более он не мог поступить вопреки его воле.
Подошла зима, в тот год суровая и снежная, с ветрами и метелями. Солдаты и казаки укрывались в землянках, утеплив их камышом. Камыш же служил и топливом, благо его на лимане было в избытке. Подвоз продуктов и фуража осложнялся. Люди бедствовали. Начались болезни. От бескормицы падали казачьи кони.
Но главнокомандующий все же не решался на штурм, надеялся на здравомыслие сераскера. А тут проползли слухи, будто к крепости должна подойти главная турецкая армия и что подступы к ее стенам заминированы французскими минами.
Но были и не только слухи. В конце октября корабли доставили в крепость продовольствие и полторы тысячи янычар. В ней теперь находилось тринадцать с половиной тысяч солдат и триста пятьдесят орудий. Командовал гарнизоном опытный сераскер трехбунчужный Хусейн-паша.
Используя нерешительность Потемкина, он стал предпринимать дерзкие вылазки. В одной турки попытались захватить брешь-батарею, которая накануне ядрами пробила стену крепости. Ворвавшись в расположение артиллеристов, они стали заколачивать в стволы порох, чтобы взорвать орудия.
На помощь артиллеристам бросились солдаты во главе с генералом Максимовичем. Завязалась рукопашная. Орудия удалось отстоять, однако турки захватили наших раненых и самого генерала. Через несколько дней их казнили, головы выставили на стенах крепости. Голова генерала насажена на самый высокий кол.
— Хватит! — вышел из себя Потемкин. — На шестое декабря быть штурму! Разработать диспозицию!
Свинцово-тяжелые облака надвигались с моря. Они плыли так низко, что возвышавшиеся на береговой круче стены и башни крепости цепляли их и окутывались призрачно-живой пеленой.
Ударили орудия. Они били по Очакову, разрушая укрепления, дома, уничтожая защитников. Часть пушек била по стене, чтобы сделать в ней проломы, через которые бы ворваться в крепость. Удачный выстрел угодил в пороховой погреб, и он взлетел на воздух, поражая вокруг все живое. Горели дома, и над крепостью злобно метались языки пламени.