– Степан слово дал за всех казаков, что долг вернет, – вступился за брата Флор. – Дуванить ещё будет что, гулевая путина только началась.
– Мои казаки слова воронежцам не давали, – гнул своё Очерет. – Их надо удовольствовать.
Упрямство черкаса вывело Разина из себя. Он крепко, так что подпрыгнула посуда, ударил кулаком по столу и вскочил на ноги.
– Раз так! – вскричал Степан Тимофеевич. – Не буду я вашим атаманом, ищите себе другого! Берите хотя бы Очерета!
Черкас побледнел и потянулся рукой к ножу на поясе, но Разин и не думал с ним биться. Опрокинув стол и скамью, он сбежал с крыльца и устремился к крепостным воротам. За ними на пологом берегу пировали казаки и гулящие люди. Своего атамана они встретили оглушёнными криками радости и налитой всклень чарой зелена вина.
Стоящий неподалёку от воеводской избы Максим услышал, как старый казак Однозуб молвил сам себе:
– Загулял Степан Тимофеевич не на один день. Знать, разобидели атамана соратники…
Максима сильно мучил голод, уже день у него во рту не бывало даже сухарной крошки, а вокруг так зовуще пахло варёным и жареным. Непроизвольно ноги понесли его к поварне, перед которой он и встал, глядя в её приоткрытую дверь, за которой шипело и шкварчило.
– Что стоишь, как сирота? – сказал мужик, появляясь на пороге поварни. – Жрать хочешь?
Максим сглотнул слюну и кивнул.
– Держи! – мужик вынес ему в глиняной чашке большой кус дымящегося мяса и ломоть хлеба. – Вина налить?
– Я хмельного не пью, – ответил Максим и вгрызся зубами в говядину.
– Ну, тогда жри! – обиделся мужик и ушёл в поварню.
Максим утолил голод, подошёл к бочке с водой, отодвинул ладонью в сторону мусор и напился. Мимо него прошли ближние люди атамана, которых вёл Васька Ус. Они решили извлечь Разина из загула, в который он мог впасть вместо того, чтобы идти к Чёрному Яру на астраханских стрельцов. Рядом с другими есаулами шёл черкас Очерет, соратники понудили его повиниться перед Стенькой. Максим вспомнил, что Разин наказывал ему быть близ него, и пошёл за ними следом.
Появление Разина на казацком пиру добавило гульбе пыла и жара. Каждый казак норовил протиснуться к атаману и выпить с ним оба два заздравную чару. Стенька не отказывался, пил, не закусывая, наконец, по общему требованию всех казаков и гулящих людей, его усадили на днище большой бочки, чтобы он был виден каждому. Там его и нашли явившиеся к нему с повинной есаулы и старшины. Казаки дали им дорогу и, погалдев, затихли.
– Что надо? – сказал, встав на днище бочки, Разин. – Живите сами по себе, а я стану простым казаком. Не мешайте мне жить, как я хочу!
Ус и Фрол шпыняли Очерета, чтоб тот молвил покаянное слово, но упрямый хохол отмалчивался. Тогда вперед выступил Корень.
– Не держи обиды на сердце, Степан Тимофеевич, – с чувством произнес есаул. – Пожалуй казацкое войско и нас, твоих побратимов, своей атаманской властью. А мы тебе дозволяем владеть нашими головами и казной так, как ты пожелаешь. Веди нас, хоть на Астрахань, хоть на саму Москву!
Разин протянул руку, и тотчас же в неё вложили чару.
– За вас, казаки! – произнёс атаман и выпил единым духом зелено вино. – На что вы мне нужны? – сказал он, отирая усы ладонью. – Утомили вы меня, друзяки, ковы на меня строите, нет у меня на вас надёжи! Уйду я от вас! Меня сегодня к себе грамоткой святые соловецкие старцы позвали, просят, чтобы я опростал их монастырь от боярской осады. Мыслю, я им нужней, чем вам. Ну, какой с вас прок? Святые старцы мне за мои великие грехи прощенье у Господа вымолят, а какого добра ждать от вас? Ступайте от меня подале и решайте, кому быть атаманом!
Казаки жадно прислушивались к каждому слову своего предводителя и начинали всё более и более волноваться.
– Не время, Степан Тимофеевич, считать обиды, – сказал Васька Ус. – Не держи на нас зла. И помни, что обещал всему казацкому войску. Ты за него в ответе!
И тут внезапно на то место, где стояли есаулы, упал откуда-то сверху вихревой столб и ослепил всех на миг, взбаламутив песчаную пыль. Люди перестали видеть друг друга, ослеп и Стенька, и знакомый голос явственно раздался в его ушах:
– А что ты обещал мне, атаман? Не вздумай отрекаться! Вона что удумал, какие такие соловецкие старцы тебя поманили! Ты мой, Стенька, на всю твою жизнь…
Разин почувствовал, что его покидают силы, и опустился на днище бочки. А вокруг него бушевали над казацким станом уже десятка два вихревых столбов, поднявшихся от земли до внезапно появившихся туч, которые начали стрелять молниевыми высверками, громыхнул гром, пошёл холодный дождь с градом, и люди начали разбегаться в разные стороны. Фрол и Ус бережно сняли Разина с бочки и, взяв под руки, повели в крепость.
Максим от непогоды убежал на берег, под густые ветки больших вётел, прижался к стволу дерева и стал смотреть на взбаламученную, расходившуюся белопенными волнами Волгу, на которых то исчезала из виду, то поднималась на гребне волны утлая лодка с двумя людьми. «Не выгребут, – сожалея о несчастных, подумал Максим. – Какое здесь, однако, проклятущее место, всего день минул, а сколько смертей успел повидать». Он отвернулся от реки и, привалившись спиной к дереву, сел на корточки.
Буря ушла так же внезапно, как и набежала. Засияло солнце, и мириады дождевых брызг на траве и листьях деревьев отразили его свет так ослепительно ярко, что, глянув вокруг, Максим невольно зажмурился. Он посмотрел на Волгу, она ещё вскипала волнами, и увидел, что в нескольких саженях от берега качается лодка, а в ней лежат два человека. Максим быстро снял сапоги и штаны и кинулся в воду. Люди были живы, но совсем обессилели, он начал их тормошить. Это помогло, первым опомнился молодой парень.
– Не приведи Господь такое видеть, – стуча зубами, сказал он. – Поехали с батей поснимать снасти, и такое узнали!
– Что, чудо-юдо в сетях запуталось?
– Какое там чудо-юдо! Тянем сеть, а там человек с проломанной головой. Оглянулись, а по Волге косяком мертвяки плывут, и прямо на нас. А как волны расходились, то и они, показалось, ожили: один рукой машет, другой на волне стояком встает. Откуда они взялись?
Максим понял, что это были стрельцы, казнённые на Денежном острове, но парню ничего не сказал. Он встал и посмотрел на Волгу. Она была пуста.
Максим устроился на ночёвку под навесом за атаманской избой. Надёргал себе охапку сена с воза, лёг на неё и тотчас уснул, будто в полынью провалился. Едва начало светать, как его нашёл и растормошил Федот. Максим с неохотой раскрыл глаза и заулыбался: нос и губы попутчика были расквашены чьим-то крепким кулаком.
– Видать, ты весело погулял?
– Не помню, что и было, – сказал Федот. – Проснулся верхом на заборе, как на коне. А ты как?
– Жду, когда Разин к себе позовёт.
– Беда у меня, Максимушка, – искательно произнес Федот.
– Что стряслось?
– Голова потрескивает, как переспелый арбуз. У тебя нет в долг с пяток полушек? Я тебе с первого же дувана верну, вот те крест!
– Чудно, – сказал Максим. – Был ты для меня попутчиком, а теперь захотел стать дорогим другом.
– Как так? – удивился Федот.
– А так. Раз деньги у меня просишь, я мыслю, что без отдачи, значит ты и есть дорогой для меня друг.
– Тебе смешки, – обиделся Федот. – У меня же с головой беда, спасу нет! Дай, брат, денег, я тебе ещё сгожусь.
Максим ослабил завязку своего кошелька и вытряс оттуда пять полушек.
– Бери. Что окрест слышно?
– Атаман велел забрать всё вино у гуляк и запереть в амбар, – ответил Федот, засовывая полушки за щеку.
– Тогда на что тебе деньги? – удивился Максим. – Вина же нет.
– Молод ты ещё, парень, и не знаешь, что амбар с вином не псы стерегут, а люди, с ними всегда можно договориться!
Повеселевший от полученных денег Федот вприпрыжку побежал похмеляться, а Максим повытряс из головы сено и выглянул из-за угла избы. На крыльце голый до пояса стоял Разин и пил из большого кубка огуречный рассол. Он ещё не успел крепко загулять и смог остановить себя, памятуя, что его ждут у Чёрного Яра астраханские стрельцы.
– Это ты, синбирянин? А ну, поди сюда!
Максим приблизился к крыльцу, поднял глаза на атамана и поразился могучей стати его тела. Разин был не очень высок ростом, обычно одежда скрадывала необычно широкий размах его плеч, но голяком атаман ошарашивал всякого своей видимой мощью, и равных ему по силе казаков не было.
– Ты старой веры держишься? – спросил Разин.
– Чту веру отцов, – ответил Максим и перекрестился двуперстно.
– Как Твёрдышев? Не натёр купеческий хомут тебе холку?
Вопрос смутил Максима, и он промолчал.
– Парень ты хоть куда, – сказал Разин. – Иди ко мне в денщики, мне нужны для посылок сметливые люди.
– Мне нужно в Синбирск, – ответил Максим, догадываясь, что быть близ атамана смертельно опасно.
– Ты что, по Твёрдышеву заскучал? – усмехнулся Разин. – Так мы скоро будем там, вот от князя Львова примем стрельцов, которых он привёл из Астрахани, и пойдём на верховые города.
– Мне невесту надо вызволить от помещика, – торопливо сказал Максим. – Он её в неволе держит.
– Вон, оказывается, какие у тебя дела, – задумчиво произнёс Разин. – А может, ты всё врешь? Я решу, как с тобой быть. А пока не пропадай и будь подле меня.
Чуть позже, когда Разин оделся по-походному, к нему начали подходить есаулы и старшины, они приглядывались к своему атаману, в каком он нраве с утра и что от него можно ждать – ругани или ласкового слова.
– Подняли войско к выходу?
– Казаки коней седлают, – сказал Ус. – А пеших посадили на струги и лодки.
– Корень! Веди казаков! – велел Разин. – А я пойду Волгой. Любим!
На зов атамана явился молодой с улыбчивыми глазами казак.
– Атаманствуй, Любим, на Царицыне. Всех посадских людей поверстай в казаки, пусть живут по вольному казацкому обычаю.
– Добро, Степан Тимофеевич, так и сделаю, – весело сказал казак. – Все будут казаками, до последнего пономаря!