– Разве я был не прав? – спросил он, обращаясь к Алёне.
– О чем это ты, Иваныч?
– Да о том, что водить тебе рать великую.
Алёна засмеялась:
– Не велика рать, коль от стрельцов бежим.
– Лиха беда начало. Будет тебе и рать, – заверил дед Пантелей. – А бежим… Порой и отойти не мешат, чтобы потом ударить спудно.
– Будет тебе, – отмахнулась от него Алёна, – тут бы с тремя сотнями управиться.
– Управишься и с тыщей.
– Погоди, – остановила деда Пантелея Алёна. – Никак дозор вернулся.
На полном скаку к Алёне подлетел старший дозора Сенька Рыхлов.
– Стрельцы справа от нас, – выпалил он. – Затаились, ждут чего-то.
– Далеко?
– Верстах в трех.
– Не спускай с них глаз, пока не пройдем, – распорядилась Алёна. – Хотя постой! Я поеду с тобой, сама хочу глянуть.
Передовой дозор темниковских стрельцов наткнулся на становище. Как донесли князю Щеличеву, разбойных было немного. Они отдыхали: кто спал, кто ладил сбрую, кто чинил одежду.
– Наглые воры, кость им в бок! Живут привольно, ничего не страшась, но это им даром не пройдет, – заскрежетал зубами князь. – Степан! – позвал он сотника темниковских стрельцов Степана Афанасьева. – Скачи к князю Леонтию, передай, чтобы стал на тракте, нас дожидаючись, скажи, мол, ватажка разбойная объявилась.
– А как же моя сотня? – спросил Афанасьев, недоумевая, почему отсылает его князь, когда предстоит дело.
– Не пекись понапрасну, сотню я под свою руку приму, а ты поторопись!
Сенька Рыхлов вывел Алёну прямо на разбойный лагерь. На подходе к нему их встретили мужики из дозора. Они рассказали Алёне, что стрельцов сотня, не более, а приготовились они побить мужиков какой-то ватажки.
– Что за ватажка? – спросила Алёна, но ей никто не ответил, так как подобраться ближе к лагерю никто не смог. Слишком густо стрельцы стояли вокруг разбойного лагеря.
– Иван, – поманила Алёна пальцем одного из дозорных, – скачи за допомогой. Передай Зарубину, пусть приведет свою сотню. Да поспешай! Не ровен час начнут стрельцы… – и, махнув рукой, она отпустила дозорного.
Сенька Рыхлов залез на верхушку сосны. Оглядевшись, он тут же начал спускаться.
– Что там? – встревожилась Алёна, глядя на запыхавшегося Сеньку.
Тот, ловя жадно ртом воздух, выпалил:
– Плохо дело, матушка. Недалече отсель стрельцы стоят лагерем. По кафтанам темниковские, должно. Васька Щеличев, поди, токмо сотню отрядил, чтобы мужиков побрали, а сам с останним войском на подхвате стоит.
– Это худо, – сдвинула брови Алёна. – Ну, а ватажники чего? Видел?
– Стан их немного виден.
– Ну и что?
– А ничего. Кулиш, поди, варят. Им не до стрельцов, чай.
– Да-а-а, – протянула озабоченно Алёна, – шли стрельцы про нас, а наскочили еще на кого-то.
– Должно, так, – пожал плечами Сенька.
– Делать-то что будем? – спросил кто-то из мужиков.
– Перво-наперво упредить ватажников надобно.
– Да как упредить-то, стрельцы кругом, – прервал Алёну один из дозорных, за что получил крепкий тычок в бок.
– Пройти в стан все же надо, – продолжала Алёна.
– Дозволь мне! – вызвался Сенька.
– Иди, – согласилась Алёна. – Передай, чтобы выходили в эту сторону. Хоч нас и четверо, да поможем, чем сможем.
Рыхлов понимающе кивнул головой и исчез в зарослях. Прошло еще немного времени, и тишину леса нарушил одинокий выстрел.
«Нарвался-таки Сенька на стрельцов», – мелькнула мысль. Но это был не Сенька. Князь Щеличев подал сигнал стрельцам, и те, выскочив из-за деревьев, бросились на ватажников.
До Алёны донесся шум схватки, выстрелы, крики, звон сабель.
– Разреши, допоможем! – подошел к Алёне молодец из дозора. – Сил нет слушать такое.
– Успеешь, – строго глянула на него Алёна. – Время твое еще не приспело. Сложить голову просто, сложишь, коль охота, но не теперь.
Время шло, а бой не стихал.
«Молодцы ватажники! – одобрила их мысленно Алёна. – Славно дерутся, коли до сих пор еще не побиты!»
Позади, в глубине леса, послышался треск сучьев от множества ног.
– Наши идут! – обрадованно воскликнул один из дозорных. – Теперь-то уж мы потешимся.
Среди деревьев замелькали мужики сотни Ивана Зарубина. Они бежали плотной толпой.
Князь Василий Щеличев, окруженный десятком стрельцов, стоял на краю поляны и наблюдал, как сотня рубится с ватажниками.
– Дармоеды, сволочи! – ругался он, видя, что стрельцы никак не осилят десятка два ватажников, сбившихся в кучу.
– Бабы пузатые! Раскоряки! – кричал князь. – Кто же так рубится? Э-эх, горе-вояки! Чего стали? – обернулся он к стрельцам охраны. – Помогайте! Вон того вора, – показал он на высокого могучего молодца, отбивавшегося от десятка стрельцов длинной жердиной, – живьем повязать. И вон того тоже.
Стрельцы бросились в общую свалку.
Но вот из тех же кустов, где только что укрывались стрельцы темниковские, на поляну выскочили мужики. Их было много. Стрельцы, попав под двойной удар, смешались, побросав бердыши, запросили пощады.
Князь Щеличев, никем не замеченный, заполз в заросли.
«Откуда их черт принес? Воры, шарпальщики!.. И я, дурак старый, с этими торгашами в свару полез, – досадовал он на стрельцов, – сотню положил. С кого теперь за побитых стрельцов спросить?» – сокрушался князь. Он осторожно раздвинул колючие ветви и высунул голову. Со стрельцами было покончено. Десятка три из них, безоружные, окруженные мужиками, стояли, понуря головы. Основная же масса разбойных стояла тесной толпой, в центре которой сошлись двое. Князь всмотрелся пристальнее и, разглядев тех, кого так шумно приветствовали разбойные, от неожиданности даже ойкнул:
– Вот те и на!.. Федька Сидоров! А рядом с ним баба, в черной одежде, с саблей – вор-старица! Мы на нее всем войском идем, а она – змея подколодная, нам навстречу. Ну, ничего! Попомню я им это. Все попомню: и стрельцов убиенных, и куст этот, черт бы его побрал!
– Вот ты какая! – отодвигая мужиков в стороны, чтобы лучше рассмотреть Алёну, удивленно воскликнул атаман. – В другоряд жизнью тебе обязан.
Раздвигая, расталкивая мужиков, в середину толпы протиснулся Поляк. Увидев Алёну, он было бросился к ней и замер, встретившись с жестким взглядом строгих глаз.
– Вот, брат мой, – обнял Поляка за плечи атаман, – спасительница наша. Кто бы мог подумать, что так свидеться придется. Знать, судьба! Неси подарков: камни, жемчуг, все неси…
Однако Алёна их остановила:
– Не спеши, атаман! Время подарками одаривать еще не приспело. Уносить ноги надобно, пока стрельцы не всполошились да не двинули на нас всем коголотом.
– Так побили стрельцов! – выкрикнул кто-то из толпы.
– Одних побили, ан недалече отсюда еще две сотни стоит, а на тракте еще три сотни да конных рейтаров сотня. Так что рано еще победу славить. Погостили у вас в стане, – улыбнулась Алёна, – пора и честь знать.
Когда Алёна, Иван Зарубин, Федор Сидоров, Поляк и еще десяток мужиков подошли к стрельцам, те насторожились.
– Здорово, мужики! – громко сказала Алёна, но ответа не услышала. – Чего такие хмурые? Не ожидали, что мужики побьют вас? Ништо. Побили ноня и впредь бить будут. Не все вам мужиков мордовать. А ну, признавайтесь, кто ходил весной на Христорадиевку? Ты? – ткнула она пальцем в бородатого стрельца. – Ты ходил?
– Ходил, – сознался бородач.
– Выходи! Кто еще был на засеке?
Вышло еще двое.
– Больше нет смелых, как я погляжу!
Стрельцы молчали, тревожно озираясь по сторонам.
– И ты был? – обратилась Алёна к молодому, растерянно вертевшему головой стрельцу.
– Нет! Вот те крест небесный, не было меня там! Я токмо на Троицу взят в стрельцы.
– Кто с тобой еще был в стрельцы поверстан?
– Федька вон, Степан, Вертяш, Первун, Савелий и еще Петро Черных.
– Выходи!
Молодые стрельцы вышли, боязливо озираясь на стоявших кругом разбойных.
– Игнат, зови христорадиевцев, суд вершить будем, – распорядилась Алёна.
Христорадиевские мужики собрались быстро, они уже догадались, зачем их позвали, и держались настороженно.
– Вот, – показала Алёна на стоявших стрельцов, – обидчики ваши, кровь пролившие отцов и братьев ваших, спалившие Христорадиевку дотла.
Христорадиевцы загудели.
– Порешить всех!
– Посечь, как мужиков наших посекли!
Алёна подняла руку, призывая ко вниманию:
– Кто в защиту сказать хочет? – обратилась она к мужикам. Никто не вызвался.
– Что ж, кончайте с ними – и по коням! – махнула рукой Алёна.
Суд вершился скоро. Только лязг сабель о тело да выкрики падающих под смертельными ударами стрельцов нарушали тишину, воцарившуюся на поляне.
– А вы, – кивнула Алёна оставшимся в живых стрельцам, – запомните это и другим передайте, что не будет пощады кровопивцам и душегубам, мстится народ, и месть его страшна.
Вскоре поляна опустела. Только два десятка перепуганных до смерти стрельцов стояли здесь ни живы ни мертвы.
С трудом продираясь сквозь заросли, на поляну на карачках выполз князь Щеличев. Стрельцы бросились к нему.
– Чего глаза выперли? – напустился на них князь. – К ворам перекинулись!
– Помилуй, князь! – молодые стрельцы повалились Щеличеву в ноги. – Не своей охотой жить остались! Неповинны!
– На дыбу, железом каленым, углями измену выжгу! – пинал сапогами стрельцов рассвирепевший князь, вымещая на них злобу.
Алёна и Федор ехали рядом, колено в колено.
– Мы что, за народ не стоим? – горячился Федор. – Токмо богатеев животы шарпаем, гостей, детей боярских, стрельцов також побиваем, коль доведется. Добро пошарпанное, чай, не прячем, делимся, одариваем кой-кого.
– О чем и речь-то. Ну, одарили вы одного мужика, зажил мужик справно, за вас молясь, а останние как же? Хлебом из лебеды по весне перебиваются, пухнут с голодухи, притеснения терпят всяческие, а бояре да князья – те богатеют на горе народном. Отобрали вы у них добра малую толику, а они с мужиков своих шкуры сдерут, а свое возьмут, да еще с лихвой. Вот и выходит, что, делая добро одному, вы зло приносите многим, – рассудила Алёна.