Следует упомянуть, что возможности спецслужб и партизанского движения целенаправленно использовались для донесения населению оккупированной и освобожденной территории Украины патриотических воззваний Православной церкви и других конфессий. 15 марта 1943 г., например, 3-е Управление НКВД УССР направило в УНКВД для переправки за линию фронта книгу «Правда о религии в России», сборник «Патриотические воззвания главы Православной церкви в СССР митрополита Сергия», «Обращения митрополита Киевского и Галицкого, экзарха Украины Николая», «Обращение Высшего совета евангельских христиан и баптистов», «Обращение старообрядческого архиепископа, Смиренного Иринарха» (по 100 экземпляров)[229].
После судьбоносных для православия решений о восстановлении патриаршества, удовлетворения ряда других потребностей, насущных для восстановления растерзанной церкви, стала меняться и атмосфера на оккупированных землях. «Различными путями, с удивительной быстротой церковники узнали о приеме председателем Совнаркома СССР тов. Сталиным делегации церковников, …о состоявшемся в Москве соборе епископов, об избрании митрополита Сергия патриархом Православной церкви в СССР, о широкой религиозно-патриотической деятельности Московской патриархии и о сборе церковными общинами на нужды Красной армии», – отмечали сотрудники НКГБ УССР в «Ориентировке о деятельности церковников на Украине в период оккупации…». На освобождаемых землях Украины активизировались церковная деятельность, служение благодарственных молебен, произнесение патриотических проповедей, сбор средств.
К марту 1944 г. в освобожденных областях УССР действовало 2113 приходов РПЦ (более всего в Полтавской – 326, в Киеве и области – 213), 7 мужских (до 100 насельников) и 12 женских (1020) монастырей. Совокупно на оккупированной территории УССР (по данным НКГБ) за период войны открылось около 6500 православных храмов и 45 монастырей. Со времени изгнания оккупантов на этих территориях церковь, по неполным данным, собрала в фонд обороны 2 693 686 рублей[230]. Всего же за годы Великой Отечественной войны православные Украины собрали в фонд обороны 45 млн рублей деньгами и натурпродуктами – из свыше 300 млн пожертвований фронту от РПЦ в целом[231].
Органы госбезопасности продолжали осуществлять неусыпный мониторинг положения в религиозной сфере, включая жизнедеятельность Православной церкви. Так, директива С. Савченко от 21 декабря 1943 г. № 852 предписывала УНКГБ давать сведения о монастырях, их насельниках и «притоке» лиц, желающих принять постриг[232]. Правда, знакомя органы НКГБ с уставными документами о деятельности Совета по делам РПЦ и Совета по делам религиозных культов при СНК СССР, ориентировка НКГБ УССР от 7 июля 1945 г. № 80 предписывала чекистам в оперативных мероприятиях «ограничиваться интересами разведывательной и контрразведывательной работы». Осуждалась практика использования местными органами института уполномоченных этих Советов для прикрытия оперативной деятельности, содержалось требование прекратить контроль за работой уполномоченных по делам религии, запрещалось в беседах с агентурой разглашать совмещение Г. Карповым должностей начальника подразделения НКГБ и председателя Совета по делам РПЦ[233].
Под впечатлением небывалого контраста между довоенной и новой моделями церковно-государственных отношений у части клира даже возникали эйфорические ожидания. Так, священник Русанов (Красный Луч, Ворошиловградская область) высказывал уверенность, что скоро церковь станет частью государства, в школах восстановят преподавание Закона Божьего[234].
Одновременно энергичную оперативную работу «по церковникам и сектантам» развернули и органы госбезопасности. Соответственно, руководство НКГБ УССР ставило перед оперативным составом при работе на освобожденной территории задачи приобретения целевой агентуры среди православного клира, «обеспечения агентурного влияния» в епископальных управлениях и благочиниях в соответствии с директивой НКГБ УССР № 610 г/б от 6 ноября 1943 г., выявления осевшей под «сенью церкви» агентуры спецслужб противника[235].
Даже учитывая склонность советских спецслужб к фабрикации дел против политически нелояльных граждан или по отношению к определенным категориям населения, априори считавшимся враждебными («бывшим людям», к каковым причисляли и духовенство), а также принимая во внимание размах вербовочной работы спецслужб противника, приходится признать определенную обоснованность в контрразведывательных мероприятиях в церковной сфере. Как отмечалось в докладной записке от 17 октября 1959 г. КГБ при СМ УССР на имя начальника Секретно-политического управления КГБ при СМ СССР (в 1957–1960 гг.) генерал-лейтенанта Евгения Питовранова (сына священника), после освобождения Украины главным направлением оперативной деятельности в религиозной сфере стало «выявление в этой среде агентуры немецких разведорганов».
Подчеркивалось, что в 1944–1954 гг. выявлено 4 резидентуры немецкой разведки, «действовавшей под руководством авторитетов Русской православной церкви в Луганской, Полтавской, Житомирской и Хмельницкой областях». В Одесской области обезврежена «церковная» резидентура румынской спецслужбы, в Винницкой, Волынской и Житомирской областях – «резидентура Ватикана» из 12 ксендзов. В этот же период разоблачено и осуждено свыше 100 агентов спецслужб агрессоров среди священнослужителей РПЦ, католической, греко-католической и Украинской автокефальной церквей[236].
Разумеется, нередки были случаи, когда основанием для репрессирования были проповеди «антисоветского содержания», призывы с амвона к сотрудничеству с врагом, что в то суровое время расценивалось как прямая государственная измена. Нелишним будет напомнить и о традиционной практике жестокого обращения с подследственными «попами», стремлении продемонстрировать результат, соответствующий политизированным установкам в оперативной работе. Приказ НКГБ СССР от 1 сентября 1945 г. № 00371 «О результатах проверки агентурно-оперативной и следственной деятельности органов НКГБ Украинской ССР» выявил порочную практику ведения дел и «извращенные методы следствия»[237].
Показательно, что в условиях «нового курса» Сталина в религиозной сфере аресты православного духовенства (равно как католических, так и лютеранских священнослужителей) теперь позволялись исключительно с санкции республиканского НКГБ и только при наличии проверенных компрометирующих материалов «об их сотрудничестве с немецко-румынскими разведкой, контрразведкой и полицейскими органами»[238]. Разумеется, аресты шли, однако за решетку попадали и те клирики, которые, увы, пошли на активное сотрудничество с принципиально христианоненавистническим и террористическим режимом «тысячелетнего рейха».
Так, священник житомирского кафедрального собора Михаил Обертович стал резидентом СД, имел на связи агентуру, которая использовалась по линии разработки антифашистского подполья. В Луганске резидентом гестапо стал благочинный города Анпилогов (бежавший с немцами). В частности, он и ряд священников, ставших агентами гестапо, содействовали нацистам в организации угона граждан на принудительные работы в Германию[239]. Как отмечалось в ориентировке НКГБ СССР от 28 апреля 1945 г. № 62, арестованный в 1944 г. агент гестапо, настоятель Михайловского монастыря в Киеве архимандрит Эразм (Довбенко), «предавал советских патриотов», в сотрудничестве с немецкими спецслужбами обвинялся настоятель Лебединско-Николаевского монастыря в Киевской области игумен Валентин. Ликвидированный в ноябре 1944 г. в Запорожской области скит укрывал дезертиров[240].
Среди арестованных – епископ Черниговский Симон (Иваницкий), проходивший как агент гестапо, и епископ Нежинский Панкратий (Гладков). Епископ Симон, в частности, стал печально известен как составитель специальной молитвы «За Германию, освободившую нашу родину»: «Спаси Господи великую державу германскую, правительство и воинство ее, даруй им победу на сопротивных и сохрани их крестом своим честным…». Епископ Панкратий, молясь о «даровании победы» рейху, в своих показаниях отмечал: «Я, не давая официальной подписки и обязательства работать в гестапо, на деле оказался их сотрудником»[241].
Отметим, что о епископе Панкратии имеются и иные суждения: «Ему как наместнику Свято-Успенской Почаевской лавры принадлежит немалая заслуга в проведении Архиерейского собора (18 августа 1941 г.), принявшего решение о соблюдении верности Московской патриархии, о сохранении Украинского экзархата при временном автономном управлении»[242]. Думается, взвешенную оценку деятельности владыки Панкратия (Василия Гладкова, 1892–1945 (?), обстоятельств и обоснованности его репрессирования можно дать лишь после комплексного изучения источников, включая следственное дело.
«Диким» приходам нарком С. Савченко посвятил отдельную директиву № 1328/с от 22 июля 1944 г. Ее стоит частично процитировать: «По имеющимся в НКГБ УССР сведениям, на территории областей Украины существуют “дикие” приходы, нелегальные монастыри и скиты Православной церкви, не подчиненные Московской патриархии и считающие себя “Истинно-Православной церковью” на том основании, что руководители патриархии “продались” советской власти». Указывалось, что в Харьковской области и в Донбассе распространение получили «подгорновцы», в Херсонской – «прокопиевцы», отказывающиеся от подчинения епископату РПЦ.