«Мать» секты «мурашковцев» Ольга Кирильчук с вырезанными на коже крестами
«Вероучение секты, допускающее прямое общение с духами, порождает соответствующие обряды, – пишут сектоведы. – Мурашковцы, подобно пятидесятникам, признают крещение Духом Святым. Признаком Божьей Благодати они считают “говорение на иноязыках”… Мурашковцы, чтобы усилить религиозный экстаз, быстрее достичь озарения Духом Святым, во время молитвенных собраний устраивают пляски… Они становятся в круг, напевают определенные мелодии, подражая оркестру. Вроде звуков “тур-бам, тур, бам, бари-бари, бам, ром, ба-ри-бам, господи, Христос, забери меня с собой” и т. д. Они берутся за плечи и в такт “музыке” сначала медленно, а затем все быстрее раскачиваются, приплясывая, ходят по кругу. Темп ускоряется. Затем начинают прыгать, вертеться, кричать, пока в изнеможении не падают в обморок. Мурашковцев за их танцы называли еще сионистами-скакунами». Для изнеможения и повышения внушаемости адептам навязывали многочисленные «посты»[272].
Под влиянием «проповедей» Мурашко в 1936 г. свыше 100 крестьянских семей со скарбом двинулись из Белоруссии под украинские Сарны (нынешняя Ровенская область), где на 200 га земли приступили с строительству «Нового Иерусалима» и к ожиданию прихода Сиона. В казарме (бывшей конюшне) люди антисанитарно жили буквально вповалку, начались болезни, повальная чесотка (объявленная «пророком» «богоугодной»), пошла детская смертность. При этом Мурашко и Кирильчук проживали отдельно, в комфортном доме с прислугой – «дворце Сиона». Практиковались поборы натурпродуктами, одеждой на «жертвенник», устроенный Мурашко.
Адептам секты запрещались общественная жизнь, служба в армии, браки вне своего круга. Следует сказать, что польская полиция быстро отреагировала на деяния «пророка». В 1935 г. он и Кирильчук были арестованы. Еще в 1934 г. Мурашко и Кирильчук прошли стационарную психиатрическую экспертизу и медицинское обследование. У «пророчицы» эксперты констатировали истерические состояния, «истерическую дегенерацию» с впадением в обморочное состояние, реатроактивную амнезию. Помимо штрафа, ее приговорили к 6 месяцам заключения с отсрочкой исполнения наказания.
Мурашко, пришли к выводу врачи, физически здоров, имеет «сильный интеллект и высокие умственные способности», эрудирован. При этом страдает параноей, систематическим бредовым состоянием, отличается чувством собственной «сверхценности», эгоцентричен, все подгоняет под свои главные идеи, хорошо адаптируется в социальных условиях.
Побыв под наблюдением полиции, весной 1938 г. И. Мурашко и О. Кирильчук присвоили кассу секты и бежали в Аргентину, «Новый Иерусалим» перестал существовать. Активность тоталитарной секты возродилась в период оккупации (после «совещания» осенью 1941 г.), ведь создатели «нового порядка» делали все необходимое для насаждения деструктивных духовных явлений. После изгнания оккупантов мурашковцы отказывались от воинской службы, дезертировали, за что ряд их «апостолов» и адептов получил 10 лет лагерей. В январе 1945 г. Григорий Ласкевич пытался зарегистрировать общины мурашковцев, насчитывавших до 100 участников.
До 1947 г. остатки мурашковцев состояли в евангельских христианах-баптистах. Однако присущие подобным течениям крайняя гордыня и прелесть духовная привели к тому, что уже в 1947 г. некая Прасковья Шупеник («Сарра») объявила себя руководителем групп мурашковцев Западных Украины и Белоруссии. В следующем же году появилась «мать славы» Любовь Ушенко (бывшая католичка, взявшая под опеку детей О. Кирильчук), объявившая «второй зов» в ряды секты и призывавшая завершить дело И. Мурашко по «строительству царства Христова». Соответственно, возобновились оперативная разработка и аресты адептов секты[273].
В годы войны произошло «возрождение» и своеборазного течения «малеванцев», попавших в разработку органов госбезопасности. В свое время Кондратий Малеванный в Тараще Киевской губернии провозгласил себя «Христом». Под его влиянием жители окрестных сел распродавали дома и имущество в ожидании Страшного суда, собирались толпами, впадали в экстатическое состояние, пребывали в радостно-возбужденном положении. В 1892 г. выдающийся психотерапевт и психиатр академик В.М. Бехтерев описал психическое состояние основателя секты в статье «Параноик Малеванный как виновник своеобразной психопатической эпидемии». Вышла и книга профессора И. Сикорского «Психопатическая эпидемия 1892 года в Киевской губернии», где описывалось состояние «ненормального молитвенного экстаза» малеванцев – они кричали, падали, «словно сраженные», радовались и жалобно плакали, били себя, до исступления танцевали и т. п.
Спецслужба вынуждена была, совместно с органами внутренних дел, принимать меры к пресечению деятельности откровенно деструктивных сект, прямо несших угрозу здоровью и жизни людей. Среди них – «скопцы» (практиковавшие кастрацию), обряд погребения заживо встречался у «иннокентьевцев-татунистов», в подобных же сектах распространялось доведение до самоубийства, жертвоприношения, запрет на брак и пользование общегражданскими документами[274].
В годы войны закономерно произошла активизация так называемого «религиозного подполья». Впрочем, следует учитывать (не оправдывая сотрудничества с агрессором), что сама довоенная политика властей и свирепые репрессии против церкви создавали предпосылки для перехода ряда представителей клира (в том числе временного) на сторону врага. Не зря ряд исследователей считают сотрудничество части советских граждан с оккупантом «последним актом Гражданской войны 1917–1920 гг.». Разумеется, присутствовали и мотивы мести со стороны безвинно пострадавших в предвоенный период при форсированном построении «мобилизационного социализма». Среди разоблаченной агентуры немецких спецслужб, отмечали документы органов госбезопасности, оказалось немало детей «репрессированных врагов народа», которых целенаправленно старались привлечь к сотрудничеству разведорганы агрессора. Существовали даже организации старшеклассников, потерявших близких в жерновах «большого террора», которые стремились поквитаться с обидчиками… путем уничтожения портретов и бюстов «вождей»[275].
Что же касается участников «церковного подполья», актива различных катакомбных или псевдоправославных течений, то документы НКВД – НКГБ четко указывают на преобладание среди них раскулаченных, зажиточных крестьян, членов украинских национал-демократических партий, участников национально-государственного строительства 1917–1920 гг., антикоммунистического повстанчества 1920-х и начала 1930-х гг., для которых религиозная фронда стала одной из форм «антисоветской работы монархического характера».
Справедливости ради отметим, что активно сотрудничали с оккупантами и отдельные представители аппарата правящей партии большевиков, советской власти и комсомольских органов. Отмечены случаи инициативного предательства руководителей, оставленных при отступлении РККА групп коммунистического подполья. Как сообщали органы НКГБ УССР, на оккупированной территории «часть бывших коммунистов и комсомольцев стала на путь заискивания и выслуживания перед немцами».
Только на Киевщине среди арестованных агентов и пособников врага оказались 62 члена партии и 91 комсомолец[276]. Глава НКГБ УССР С. Савченко в директиве № 2534/с от 21 декабря 1944 г. потребовал усилить оперативную разработку членов ВКП(б) и комсомольских активистов, которые добровольно явились на регистрацию в оккупационную администрацию, пошли на вербовку немецкими спецслужбами и использовались противником для создания лжепартизанских отрядов-«приманок» и внедрения в антифашистское подполье, сотрудничали с абвером, зондерштабом «Р» (органом антипартизанской борьбы и провокаций), румынской контрразведкой Сигуранцей[277].
Стоит подчеркнуть, что оперативно-розыскные мероприятия на освобожденной территории 1943–1945 гг., включая работу по «церковной линии», прежде всего направлялись на выявление агентуры вражеских спецслужб и активных пособников оккупантов, что, согласимся, было целиком оправдано – учитывая и соображения законного возмездия за содеянное, и необходимость обезвреживания серьезных агентурных (разведывательно-диверсионных) позиций, созданных спецслужбами Германии, Румынии и Венгрии перед отступлением. Известно, что, отходя на Запад, противник оставил в Украине до 200 резидентур (2500 подготовленных шпионов, диверсантов, террористов). Всего же в 1943–1945 гг. органы госбезопасности арестовали в Украине по делам «религиозной окраски» 875 человек, ликвидировали 87 религиозных групп и общин[278].
Нельзя не учитывать задач и атмосферы ожесточенного противоборства с еще не сломленным противником и невиданных злодеяний, совершенных оккупантами. Уже предварительное расследование показало, что на той же Киевщине агрессоры уничтожили свыше 100 тыс. мирных граждан, более 121 тыс. угнали на каторжные работы. В психиатрической больнице имени Павлова в душегубках умертвили 485 беззащитных «убогих», врачей, пытавшихся заступиться за несчастных, – и несть числа таким примерам сатанинской жестокости тех, кого наши предки остановили на марше к «тысячелетнему рейху».
Даже «бескровные» формы сотрудничества с врагом в таких условиях карались весьма сурово, а сами правоохранительные органы и спецслужбы не только действовали в экстремальных условиях бескомпромиссного противостояния с претендентами на мировое господство, но и только что вышли из полосы всеобщего беззакония и кровавых, сфабрикованных компаний по борьбе с «врагами народа». Директива НКГБ УССР № 1075 от 21 июня 1944 г. предписывала вести агентурно-оперативную работу для выявления антисоветских элементов… среди инвалидов Великой Отечественной войны!