Тем временем сотрудники НКВД старались «неформально» получить от Г. Костельника консультативную помощь, одновременно втягивая его в негласное сотрудничество. 3 февраля 1941 г., во время передачи вещей сыну, отец Гавриил согласился поделиться соображениями по истории и современному состоянию греко-католической церкви, всячески уклоняясь, однако, от темы «организационной» работы по ее расколу[464].
По просьбе чекистов 10 февраля 1941 г. богослов написал от руки (на украинском языке) «тайный реферат» на тему «Возможно ли превращение униатской церкви в Западной Украине в автокефальную православную церковь»[465]. В частности, автор не видел смысла в трансформациях церкви в условиях господства политики государственного атеизма: если бы в такой ситуации «какой-либо украинский священник решился бы явно выступить с призывом превратить западноукраинскую униатскую церковь в автокефальную, то остался бы буквально одиноким… его считали бы или сумасшедшим, или мерзавцем, который ради собственного интереса принялся разрушать церковь». Сама подобная идея «преждевременна и нереальна», галичане много пережили за свою историю и не склонны к нововведениям. Не без апломба автор завершал свой обзор словами: «Я писал добросовестно, без всякой натяжки или искажений, осознавая вес нынешней исторической минуты и своей ответственности перед будущим»[466].
Параллельно агентура отслеживала настроения священника и его реакцию на арест сына. Так, 10 февраля 1941 г. «Литератор» сообщил оперработнику Могендовичу: Костельник очень печален, уверен, что под видом милиции сына забрало «ГПУ», хоть тот не виновен. «Это что-то дьявольское, направленное против меня», поведал Костельник агенту, пользовавшемуся расположением самого митрополита А. Шептицкого[467].
О значении, придававшемся спецслужбой фигуре Костельника и комбинации с арестом 20-летнего Богдана, свидетельствует место, отведенное в докладной записке наркому внутренних дел Украины Ивану Серову от начальника Львовского УНКВД Василия Сергиенко от 22 февраля 1941 г. Сообщая о ходе реализации плана Л. Берии «по разложению Греко-католической (униатской) церкви», В. Сергиенко отмечал, что Б. Костельник сознался в том, что в октябре 1939 г. его соученик Джулинский привлек его в молодежную националистическую организацию, где в составе одной из «пятерок» он вел сбор сведений о Красной армии, ее частях во Львове, а также работал инструктором военного дела. Действительно, на допросе 1 февраля 1941 г. Б. Костельник показал, что его одноклассник по физико-математическому лицею Юрий Джулинский еще в 1938 г. предложил ему вступить в молодежную организацию «Черноморцы», а в марте 1940 г. посвятил его в план создания конспиративной организации в школах, а с июня 1940 г. он и сам приступил к сбору сведений о частях Красной армии[468].
Богдан Костельник был приговорен к высшей мере наказания, расстрелян в июне 1941 г. перед отступлением советских войск во время «чистки» тюрем. Надежда на то, что сын жив (его якобы видели на Востоке Украины), проскальзывала в разговорах отца и после войны, хотя он, скорее, понимал, что потерял Богдана.
Сам же Гавриил Костельник на беседе в УНКВД 3 февраля 1941 г. подчеркнул, что долгие годы вел борьбу, направленную на разрыв с Ватиканом и создание Украинской автокефальной церкви. На вопрос, не мог ли бы он лично возглавить автокефальный процесс, Костельник уклончиво заявил, что влияние унии на украинцев-галичан велико, она в их сознании олицетворяет не только религиозные, но и национальные чувства. Кроме того, у него натянутые отношения с А. Шептицким, И. Слепым и их окружением. Г. Костельнику предложили подготовить план «мероприятий по созданию Украинской автокефальной православной церкви». Отмечалось, что священник боится встреч в НКВД, публикации подготовленных им записок. Не удается склонить его к негласному сотрудничеству, используя арест сына: если он виноват, твердил Костельник, судите его, но никаких обязательств на себя брать не буду. Пока жив А. Шептицкий, бессмысленно заниматься ликвидацией унии[469]. К тому же безрезультатно закончились две попытки вербовки Г. Костельника в 1940 г.
Следует отметить, что чекисты, не имея достаточного опыта и квалификации для гибкой и интеллектуальной работы с убежденными и образованными священнослужителями УГКЦ, отдавали предпочтение грубым методам вербовки, использованию провокаций. К примеру, понятный интерес для НКВД – НКГБ представлял священник Иван Котив – по данным «Литератора», карьерист, незаменимый помощник А. Шептицкого. И. Котив, сообщал агент, интересуется женщинами, не прочь выпить в компании, часто в светском платье посещает город, футбольные матчи, следит за прессой, включая газету «Безбожник». Поэтому предполагалось «подвести» к Котиву агентессу «Катю», устроить скандал с «приставанием» к ней митрополичьего секретаря с доставкой его в милицию и созданием вербовочной ситуации. Кроме того, предусматривалась «подстава» И. Слепому агентессы «Писня» для вступления с ним в интимные отношения и сбора сведений о деятельности иерарха либо же для компрометации иерарха[470].
Продолжалась и линия на использование группы священников-москвофилов старой генерации. Планировалось поручить источникам «Зирке», «Степановичу», «Харлампию» и др. вызвать в епархиях УГКЦ антагонизм между приходскими священниками и епархиальными архиереями (противниками сближения с РПЦ)[471].
В годы оккупации Г. Костельник находился во Львове, участвуя в подписании ряда документов, призванных засвидетельствовать лояльность галицкой интеллигенции и клира УГКЦ гитлеровскому рейху. 6 июля 1941 г. вместе с иерархами УГКЦ подписал обращение в поддержку акта провозглашения независимости Украинской Державы деятелями ОУН С. Бандеры. Вошел в Совет сеньоров и до ноября 1941 г. был членом президиума Украинской национальной рады[472]. Принимал участие в создании в 1943 г. (по инициативе структур ОУН Андрея Мельника) 14-й дивизии войск СС «Галичина». Кроме того, как сообщил сам Г. Костельник агенту «Вишнякову», в 1942 г. как доверенное лицо митрополита Андрея и «для сохранения украинского народа», он «мирил» две враждующие фракции ОУН – бандеровцев и мельниковцев, развернувших взаимное истребление[473].
Наличие у органов госбезопасности сведений, которые трактовались как сотрудничество с оккупантами и могли повлечь процессуальные последствия, существенно повышало зависимость священника от властей и ограничивало свободу его «маневра» в церковно-государственных отношениях.
С начала 1945 г., как известно, развернулась мощная кампания по ликвидации Греко-католической (униатской) церкви, в которой большевики усматривали опасного конкурента насаждаемой официальной идеологии, «агентуру Ватикана», да и активная помощь униатов движению сопротивления ОУН и УПА не была для сталинских спецслужб секретом. 25 октября 1944 г. нарком госбезопасности УССР С. Савченко утвердил «План агентурно-оперативных мероприятий по делу “Ходячие”». Ожидая кончину тяжелобольного Предстоятеля УГКЦ, чекисты нацеливали агентуру на изучение завещания и выяснение, кого владыка Андрей назначил своим преемником (как впоследствии выяснилось, еще 22 декабря 1939 г. этот вопрос был решен Предстоятелем УГКЦ в пользу И. Слепого, рукоположенного в архиепископы).
Состояние здоровья Предстоятеля УГКЦ ухудшалось. Как показал допрошенный в УНКГБ 14 апреля 1945 г. лечащий врач владыки – Александр Барвинский, митрополит страдал хроническим ревматизмом, давшим серьезные осложнения на сердце (миокардит). С 1937–1938 гг. обострилась отечность (врач не подтвердил наличия у А. Шептицкого признаков венерического заболевания, которое, по очень интересовавшим чекистов слухам, он якобы получил во время службы в армии).
В последние дни жизни владыка уже не узнавал врача. Ухаживали за ним монахини, признаков отравления А. Барвинский не наблюдал, а вскрытия тела не производилось. По словам врача, сам А. Шептицкий являлся сторонником обособления от Ватикана. В его близком окружении шла острая борьба между епископами Никитой Будкой (пользовавшимося уважением клира) и Иосифом Слепым, которого «ненавидели за его явную политику подчинения Риму» и одобрение политики полонизации Западной Украины. В 1929 г. А. Шептицкий ставил вопрос о своем преемнике в лице брата, архимандрита Климентия, однако это не нашло поддержки в Ватикане[474].
1 ноября 1944 г. митрополит А. Шептицкий скончался, его престол наследовал митрополит Иосиф Слепой, а начальник Львовского УНКГБ Александр Воронин утвердил «План агентурно-оперативного обслуживания похорон Митрополита Шептицкого»[475].
Возобновление оперативных мероприятий по католикам восточного обряда привело и к реанимации разработки Г. Костельника, который (как уже описывалось в предыдущей главе) играл ведущую роль в делегации греко-католиков, выехавших 19 декабря 1944 г. в Москву. О реальных настроениях доктора Костельника можно узнать из донесений конфидента «Вишнякова» (профессора-юриста, состоявшего на связи у начальника контрразведывательного отдела УНКГБ по Львовской области Алексеева), сопровождавшего членов делегации в экскурсии по Киеву (где они побывали проездом, в частности посетив Владимирский и Софийский соборы). Отец Гавриил возмущался преследованием церкви, изъятием ценностей из храмов, возлагая основную вину за это на евреев, которые «за это понесли заслуженную кару. Это проявление высшей справедливости».