. В августе того же года проводились комплекс агентурных мероприятий и наружное наблюдение за прибывшей в Киев делегацией Антиохийской церкви и Ливанским митрополитом Ильей Карали. Особое внимание было уделено посетившей Киев в августе же 1954 г. делегации Болгарской православной церкви во главе с Патриархом Кириллом и в составе трех епископов, причем до прибытия болгарских гостей органами КГБ осуществлялось прослушивание телефонных разговоров митрополита Иоанна с Патриархом Алексием, прослушивание покоев экзарха («Святого» в зашифровке 1-го отделения 2-го спецотдела КГБ УССР).
Лишь за июль – август 1955 г. чекистам довелось «обеспечивать» приезды в Киев делегаций Александрийской, Румынской, Польской и Болгарской православных церквей, Германской евангелической церкви, Протестантской церкви Канады, Англиканской церкви, Евангелическо-лютеранской церкви Дании.
Тревогу контрразведчиков вызвала встреча с митрополитом Иоанном прибывшего в Киев в мае 1954 г. «представителя УАПЦ и общественности Канады», председателя Канадского общества культурных связей с Советским Союзом адвоката Василия Свистуна[675], ранее посетившего Москву и имевшего там беседу с председателем Отдела внешних церковных сношений Патриархии, митрополитом Крутицким и Коломенским Николаем (Ярушевичем). Эмиссар, отмечалось в документах, «был известен» КГБ СССР как «ярый националист и сторонник автокефалии» православия в Украине. Как доносил кураторам из КГБ источник «Омега», 26 мая 1954 г. В. Свистун был принят митрополитом Иоанном – по просьбе упомянутого Г. Корчевого поговорить с гостем «минут 15». Однако в ходе состояшейся трехчасовой встречи В. Свистун весьма напористо повел разговор, выражая возмущение прекращением богослужения на украинском языке в Андреевской церкви, безбрачием епископата, наименованием «Русская» в названии Православной церкви, с чем категорически не могут примириться «канадские» украинцы.
Как сообщал уже 5 июля 1954 г. источник Одесского УКГБ «Петров», митрополит Иоанн в беседе с Патриархом Алексием пересказывал слова В. Свистуна: «у нас, украинцев, самое ненавистное слово – это русский». В беседе же с митроплитом Иоанном, сообщал «Омега», гость стал склонять экзарха к составлению ходатайства перед Московской патриархией («в целях улучшения духовного общения с украинцами», проживающими за рубежом) о переименовании парафий в УССР в «Украинскую православную церковь» под юрисдикцией РПЦ. В блокноте Свистуна составили карандашный проект письма, завизированный управляющим делами Экзарахата протоиереем Николаем Скоропостижным. «Все равно это не пройдет», – пояснил потом владыка Иоанн отцу Николаю свое спокойное отношение к инициативе гостя. И хотя Патриарх не придал значения этому случаю, а обращения В. Свистуна (год спустя) о судьбе «начинания» ничего не дали, агенты-священнослужители Киева и Львова вынуждены были долго пояснять В. Сухонину и другим сотрудникам КГБ причины такой уступки. О происшествии было доложено 14 июня 1954 г. заместителю председателя КГБ СССР К. Луневу[676].
Нередко информация КГБ об общении с представителями зарубежных церквей носила острый характер. Как пример можно привести «Спецзаписку о враждебных проявлениях со стороны высшего духовенства», подготовленную в КГБ УССР заместителем начальника Одесского УКГБ полковником Юферовым 20 сентября 1954 г. Как сообщалось, 26 августа в Одессу из Москвы прибыли Патриарх Московский Алексий I и другие иерархи РПЦ, Патриарх Антиохийский и всего Востока Александр III, митрополит Илья Карам, а также влиятельный секретарь Предстоятеля РПЦ Даниил Остапов с сыном Леонидом.
Александр III, сообщали источники КГБ, заявил о «полной свободе совести в Советском Союзе», где «столько народу молится, видно, что они искренне верующие. Для Америки Советский Союз страшен, они его боятся». «Я стою только за коммунизм», – заявил Илья Карам в беседе с Алексием I. Однако, доносил «Петров», Патриарх, митрополит Лениградский и Новгородский Григорий (Чуков) и Д. Остапов «своим поведением стремились создать обстановку, отрицательно влияющую на мнение о Советском Союзе Александра III и его митрополитов». В частности, Патриарх рассказал о публикациях в прессе антирелигиозных статей. Говоря о возрождении широкой антирелигиозной пропаганды, он отметил: «Если бы был Сталин, то он бы смог отклонить этот не вовремя поставленный вопрос». Местные же власти выслуживаются перед Центром, ведут «грубую агитацию» против церкви, применяют репрессии и увольняют верующих учителей. Мнение Патриарха горячо поддержал и присутствующий академик В.П. Филатов. Митрополит Григорий (Чуков) с согласия Патриарха подготовил в адрес Г. Карпова «злобного характера письмо», выражавшее «протест духовенства против антирелигиозной пропаганды»[677].
В разгар хрущевского наступления на веру на заслуженный отдых неожиданно отправили и самого В. Сухонина. Формально полковника подвели под принятый по инициативе Н. Хрущева 15 января 1960 г. Закон СССР «О новом значительном сокращении Вооруженных Сил СССР» (на 1,2 млн человек, то есть на треть). О связанных с этим многочисленных личных драмах служивых людей написано немало, хотя само сокращение почти 6-миллионной Советской армии и переброска ресурсов на улучшение благосостояния общества было насущной задачей – всего же в 1958–1960 гг. тремя волнами армию сократили на 3,2 млн человек.
В. Сухонина уволили по состоянию здоровья как негодного к воинской службе в мирное время, с правом ношения воинской формы одежды и в связи со значительным сокращением личного состава силовых структур. Показательно, что перед увольнением с заслуженным контрразведчиком беседовал лично председатель КГБ при СМ УССР (в 1954–1970 гг.), генерал-лейтенант Виталий Никитченко, пришедший в госбезопасность с партийной работы в рамках «хрущевской оттепели».
Думается, отставка В. Сухонина произошла в рамках кадровых перемен в органах государственной «опеки» РПЦ и религиозной сферы в целом. С одной стороны, с 1959 г. Н. Хрущев развернул новое наступление на церковь, само существование которой категорически не укладывалось в программу форсированного строительства коммунизма до 1980 г. (официально закрепленной в новой Программе КПСС, принятой в 1961 г. на XXII съезде КПСС). Это требовало прихода в органы церковно-государственных отношений новых функционеров, прошедших школу партийно-советской работы, а также корректив в стиле работы спецслужбы (с хрущевских времен согласие на негласное сотрудничество с КГБ становится почти обязательным условием получения епископского сана). Поощрялось ренегатство священнослужителей. Печальную известность получили бывший профессор Ленинградских духовных школ, изверженный из сана протоиерей Александр Осипов, и отлученный от церкви бывший преподаватель Саратовской семинарии и кандидат богословия Евграф Дулуман.
Назначенный вместо генерал-майора КГБ в отставке Георгия Карпова (личного выдвиженца И. Сталина, председателя Совета по делам РПЦ в 1943 – феврале 1960 г.) партийный работник Владимир Куроедов сразу же повел дело к усилению жёсткого контроля над духовенством и руководством Московской патриархии. Совместно со ставленником Н. Хрущева, председателем КГБ при СМ СССР (1958–1961 гг.) Александром Шелепиным новый «обер-прокурор» (в 1960–1984 гг.) уже в апреле 1960 г. добился от Патриарха Алексия І согласия на устранение с должности председателя Отдела внешних церковных сношений и от работы во Всемирном совете мира митрополита Крутицкого и Коломенского Николая (Ярушевича). 24 ноября 1960 г. владыка Николай в беседе с представителями ЦК КПСС поставил вопрос о «фактах физического уничтожения Православной церкви… В настоящее время ведется явная линия на уничтожение церкви и религии вообще, и более глубоко и широко, чем это было в 1920-х годах…»[678]. Иерарха тихо вывели на пенсию, 13 декабря он скончался в полной изоляции в Боткинской больнице[679].
После отстранения от власти Хрущева (в день Покрова Пресвятой Богородицы, 14 октября 1964 г.) откровенные гонения на православие сменились более утонченными действиями. В августе 1970 г. заместитель председателя Совета по делам религий при СМ СССР В. Фуров направил записку в Отдел пропаганды ЦК КПСС «Об итогах перестройки церковного управления и работе по усилению контроля за деятельностью религиозных объединений», где подводились итоги «церковной реформы» за 10 лет: «Во-первых, коренную перестройку церковного управления, отстранение духовенства от административных, финансово-хозяйственных дел в религиозных объединениях, что лишило их власти и подорвало авторитет служителей культа в глазах верующих; во-вторых, восстановление права управления религиозными объединениями органами, выбранными из числа самих верующих, что полностью соответствует требованиям советского законодательства о культах; в-третьих, перекрытие всех каналов благотворительной деятельности церкви..; в-четвертых, ликвидация льгот для церковнослужителей в отношении подоходного налога, обложение их как некооперированных кустарей, прекращение государственного социального обслуживания гражданского персонала церкви, снятие с профсоюзного обслуживания церковных активистов, роспуск и ликвидация профорганизаций в религиозных организациях..; в-пятых, ограждение детей от влияния религии, в результате теперь полностью прекращено привлечение подростков к участию в церковных хорах и к сослужению духовенству; в-шестых, перевод служителей культа на твердые оклады, независимо от совершенных ими количества богослужений и обрядов, ограничение материальных стимулов духовенства, что снизило его активность…»[680].
Получается, что «обер-прокурорство» Г. Карпова (на которое, собственно, и пришлась работа Сухонина по «церковной линии») оказалось не самым худшим периодом для церковно-государственных отношений. За время же правления Никиты Сергеевича (точнее, 1958–1963 гг.) в стране закрылось свыше 4000 храмов. В. Куроедов в докладе на Всесоюзном совещании хлестко характеризовал работу своих предшественников: «Совет непоследовательно проводил линию партии и государства в отношении церкви и скатывался зачастую на позиции обслуживания церковных организаций. Занимая защитнические позиции по отношению к церкви, вёл линию не на борьбу с нарушениями духовенством законодательства о культах, а на ограждение церковных интересов»