Стало понятно, почему оттуда так сильно воняло. Я взяла Платона под руку, неловко прижимая его к себе все сильнее, еще не до конца доверяя распинавшемуся перед нами водителю грузовика.
– Меня столько пичкали байками про этих тварей, что, увидев вас, зачем-то прыгающих на дороге в сотнях километров от любых городов, я определенно решил, что вы не можете быть обычными людьми. Методом исключения я пришел к выводу, что вы те самые монстры со злополучной заправки, которая уже была видна с моего водительского сидения, выглядывая из-за деревьев. – Он старался рассказать свою версию так быстро и нервно, будто внутренний палач должен был вот-вот казнить его за попытку убийства. – Я бы, конечно, мог просто промчать мимо, но как бы я ехал дальше, зная, что неведомые твари могли запрыгнуть на мой прицеп? Ведь вы так дико прыгали… Представив, как они забираются в хвост состава и медленно двигаются по контейнерам к моей кабине, я решил сделать то, что сделал. Уже проносясь мимо вас, я увидел стоящий на заправке автомобиль и понял, что вы можете быть цивилизованными людьми, случайно оказавшимися в этих краях. – Он резко замолчал и тоном провинившегося озорника добавил: – Простите.
Не скажу, что я могу, как открытую книгу, читать всех людей, но этот слегка постаревший водитель не вызывал отвращения или страха, и, если отбросить в сторону крайне неприятный инцидент, мы чертовски зависели от этого мужичка. Решив, что пора хоть что-то сказать в ответ, я произнесла:
– Не думаю, что внутри остались живые. Там стоит такое зловоние, будто все умершие воскресли и умерли вновь.
Я смогла выдавить из себя вежливую улыбку, отточенную на воспитателях детского дома и учителях всех мастей. Притворство успешно подействовало, и напряжение между нами медленно исчезало, обстановка стала располагать к решительным действиям, чем мы моментально воспользовались. Сначала получили воду, а затем выпросили у водителя вкусную жареную индейку, причем ситуация выглядела так, как будто он сам предложил нам поесть. Мужчина с выпирающим между подтяжками животом только и бегал между первым прицепом с собственными пожитками и скромной, накрытой нами поляной на капоте кабриолета. Наш неудавшийся убийца столь легко повелся на мои манипуляции и намеки, что даже знавший меня Платон, удивлялся обходительности водителя фуры, не понимая, что тому это всего лишь внушили. Такие вот мелкие женские хитрости, поднимающие настроение и спасающие от голодной смерти в очередной, уже тысячный раз.
– Он такой добрый и учтивый, – сказал мне Платон.
– Ну да, ну да.
Я отвечала, причмокивая сочной индейкой и запивая компотом – очень дорогими деликатесами, взятыми дальнобойщиком с собой в дорогу, в его первый и последний рейс перед пенсией. Весь отсек за его кабиной ломился от пожитков, так что мы просто отъели лишнее, без каких-либо угрызений совести. Прямо скажу, это было не вкуснее того спасительного поедания жареных под капотом птиц, но на второе место пикник возле старой заправки я бы поставить смогла. Но так как все прекрасное рано или поздно заканчивается, наш ланч в глуши под открытым небом подошел к концу и пришла пора просить водителя о более серьезных вещах. Тут уже Платон перестал прятаться за моей спиной и по-мужски обрисовал сложившуюся вокруг нас обстановку – мы сбились с дороги, потратили весь бензин, пребывали в катастрофической ситуации и все такое. Мой парень на жалость давить не умел и все могло обернуться плачевно, если бы его собеседником не был такой же простой и доверчивый человек.
Недолго думая, дальнобойщик согласился подбросить нас до ближайшего большого города – Хезенбурга, решив этим добрым поступком окончательно скинуть с себя оковы вины за попытку сбить двух безобидных людей. Он знал, что в одном из пары десятков прицепов лежат железные цепи, которыми можно было надежно прикрепить кабриолет к хвосту автопоезда, и побежал их искать, смешно держа руки поджатыми возле груди. Большими пальцами он оттягивал и отпускал подтяжки, громко хлопая ими по животу. Мы, наслаждаясь компанией первого живого человека за многие километры пути, стали откатывать машину к хвосту груженого дорогим товаром состава. Мы продолжали двигаться с единственным в мире домом, который могли считать сугубо своим. Тогда я впервые подумала, что кабриолет стал ближе сердцу, чем любая моя бывшая комната. Верный попутчик, который никогда не бросит и не предаст… если не забывать его заправлять.
– Интересно, – сказала я, – где мы найдем бензин?
– Думаю, это не единственная в мире машина с таким двигателем, – ответил Платон. – А раз так, значит есть и места, где их заправляют. Особенно в больших городах.
– Разве твой отец не рассказывал, что коллекционеры скупают старые автомобили и просто любуются ими на своем заднем дворе или в гараже?
– Да, но, чтобы машина туда доехала и смогла сделать кружок вокруг дома по праздникам, в ней должен быть бензин… теперь уж я это знаю.
Платон ответил расстроенно, полный смущения от созданной им ситуации. Я попыталась его подбодрить:
– Да ладно, если бы ты знал про топливо и загодя им запасся, мы бы проехали дальше этого богом забытого места, не встретились бы с добрым дальнобойщиком-альтруистом и, возможно, умерли бы с голода. Так что твои косяки всегда нам во благо.
Спешу уточнить в своем ежеградуснике, что я пыталась сказать нечто романтическое, но получилось не очень.
Прикрепив под бампер машины найденную водителем цепь, мы стали ждать, пока он отгонит двухсотметровый состав чуть дальше, чтобы его конец поравнялся с нами. Так как отражения в боковых зеркалах грузовика на таком расстоянии были очень мелкими, а глазомер у нашего спасителя неидеальным, вся операция походила на грубую хирургическую работу. Вначале он решил остановиться, когда до конца оставалось еще два прицепа. Мы махали руками, показывая движение чуть вперед. Дальнобойщик на таком огромном расстоянии нас не понимал.
– Надо было договориться об условных знаках, – сказали мы почти в один голос.
После длительной пантомимы водитель догадался проехать дальше и проскочил на добрую сотню метров, а так как сдавать назад с двадцатью колесными прицепами было попросту невозможно, нам пришлось катить машину далеко вперед. Но зато не пришлось больше ничего показывать. Заняв нужное место, мы прикрепили конец нашей цепи к торчащему из хвоста состава фаркопу. Можно было ехать дальше.
– Дай ему сигнал, – сказала я, усевшись на пассажирское сидение.
Платон отошел в сторону от машины, чтобы его было видно в зеркало заднего вида в самом начале состава и довольно поднял большой палец руки. Наш спаситель высунулся из кабины, тоже махнул в ответ и поехал. Последовал грохот натягивающихся друг за другом железных сцепок и весь состав тронулся в путь так быстро, что Платону пришлось догонять кабриолет и запрыгивать внутрь, не открывая двери. Было опасно, но я не могла сдержать смех, радостно хохоча, пока его голова болталась где-то между моих колен, а ноги торчали выше руля.
Потом он занял свое место и вцепился в руль, помогая машине на поворотах и нажимая на тормоз в нужных местах, чтобы не врезаться в автопоезд. Мы снова были в пути, как два беглеца, как два путешественника, как парень с девушкой, как инь с ян. Сытые, утомленные солнцем, вялые, как две рыбы, оказавшиеся на берегу, не понимающие, что их ждет впереди. А там все было туманно – черный прицеп полностью загораживал дорогу. Зато мы могли видеть разнообразные пейзажи по сторонам. Но, пресыщенные яркими красками и невероятными образами далеких гор, близких холмов, глубоких оврагов и длинных рек, мы все сильнее погружались в себя. Платон внимательно следил за дорогой, чтобы не врезаться в несущий нас вперед автопоезд, а я записывала эту историю. Иногда его рука гладила мою, иногда было наоборот. Мы ехали три сотни следующих километров разморенные удачей, как укротители грозной опасности путешествия, которым все оказывалось по плечу. Словно завороженные собственными успехами, чувствовали пойманную нами волну и даже мысли не допускали с нее соскочить. Держались за руки, улыбались и знали, о чем думает каждый из нас.
Вокруг начали появляться далекие признаки цивилизации. Вечнозеленая природа медленно растворялась в сером бетоне. С каждым новым километром она отдавала все больше пространства творениям рук человеческих, прощаясь с редким проезжавшим мимо грузовиком. Если бы водитель фуры сидел рядом, то назвал бы местность отдаленным пригородом Хезенбурга, но мы догадались и без подсказок. На низкой скорости неповоротливого автосостава, петляющего по дорожным развязкам, мы увидели знак с названием города и указатель. Конец поездки уже был не за горами, но от окружающей нас цивилизации остались только руины – развалины старых зданий и разбитые участки дорог, ведущих порой в пустоту чистого поля или тупиков, заканчивающихся в многометровых грудах мусора, словно киты возвышающихся над ровной гладью земли. Им не хватало только бьющих из головы фонтанов воды, а земле недоставало синего и бирюзового цветов, как в моей любимой книге про китобоя. Но ничего не поделаешь, приходилось обходиться малым. Океан – в тысячах километров от нас, а его рукотворное подобие из гор мусора – рядом, на расстоянии вытянутой руки. При должном воображении в этих бесформенных силуэтах можно было увидеть все что угодно.
Пока я щурилась, размышляя, кого еще можно вообразить вместо китов, руины дорог с горами мусора стали сменяться очертаниями более свежих зданий, уже не разрушенных, но все еще безлюдных, как необитаемые острова в бескрайнем океане. Оставалось лишь поражаться, на сколько километров тянулся пригород индустриального города, и можно было только представить, какой мощной и развитой агломерацией он был до Великого разлома. Полчища безликих строений стояли немыми свидетелями давних событий, не в силах что-либо о них рассказать, окружали собой оставшийся город, словно ореолом былого величия. Во второй раз за поездку я захотела сфотографировать эту контрастирующую с живой природой картину, но за неимением фотоаппарата попыталась зарисовать на чистой странице журнала для техосмотров. Этот неряшливый, быстрый набросок мало кому может описать захватывающий дух пейзаж из мертвых творений рук человечески