знаков жизни, кроме дыхания. Попасть в мир, где ничего не решаешь, а можешь лишь наблюдать случайные образы подсознания, это ли не прекрасно? Эффект, который невозможно получить от алкоголя, ведь в любом случае вплоть до наступления тошноты и головокружения ты остаешься в сознании, один на один со своим горем. Другое дело – сон, сладостный сон. Возможно, в грезах он смог бы встретиться с дочкой, женой, и не пришлось бы пока умирать, не пришлось бы приближать свой конец быстрее всех жителей дома. Всех этих соседей, слишком счастливых, слишком довольных жизнью, слишком радостно играющих со своими детьми.
Олег поймал себя на мысли, что достаточно глубоко погрузился в себя, и с учетом закрытых глаз и монотонного звука телевизора вполне мог бы заснуть, если бы это было возможно. Но, насколько он знал, все эксперименты в Медицинском управлении заканчивались комой участников. Они-то, конечно, засыпали, но обратно не возвращались, оставаясь безвольными овощами, застрявшими между жизнью и смертью, между всеми известными измерениями.
Усиленно пытаясь забыться, Олег пролежал на диване целую вечность. Иногда казалось, что он начинает проваливаться, но это скорее было самовнушением, чем приливом реального сна. Весь отведенный на отдых период между рабочими сменами он не сдвинулся с места и не открыл глаз – выполнил программу максимум, доступную современному человеку, ведь сон как таковой исчез после Великого разлома. За выпуском новостей следовали развлекательные шоу, песенные конкурсы, боксерские матчи и вновь свежие новости, ничем не отличавшиеся от предыдущих. И все это оставалось на периферии сознания, не позволяя потерять концентрацию. Чем плотнее он закрывал глаза, тем явственнее ощущал напряжение мышц и активность каждой клеточки тела. В конечном счете он забросил безнадежные попытки уснуть и просто лежал, пытаясь понять, в чем смысл его горькой жизни, смотрел в пустой потолок. А потом зазвонил телефон.
Очевидно, незнакомец на другой стороне провода знал, что Олег дома, и продолжал безостановочно вызывать абонента, демонстрируя выдержку и терпение, какими славятся все офицеры внутренних органов. Мужчине пришлось открыть глаза, и яркий свет добавился к остальным раздирающим сознание раздражителям, нервно глумящимся над остатками человечности, подобно вандалам в дорогом магазине или, чего еще хуже, «детям свободы» с улиц городов.
Комната сжимала пространство четырьмя стенами, будто испытывала мужчину на прочность, постоянно увеличивая давление. Словно на большой глубине преодолевая слишком сильное морское давление, Олег поднялся и сел. Ближайшая звенящая трубка телефона нашлась под диваном, раскрыв свое присутствие тянущимся по полу белым проводом. Он поднес аппарат к уху, но не произнес ни слова – сказалась полицейская выучка. Хитрость и предосторожность требовали не раскрывать себя раньше, чем это сделает собеседник.
– Олег Орлович? Это Лавр, – раздался знакомый голос.
Мужчина кивнул, но потом, одумавшись, утвердительно ответил на вопрос.
– Я знаю, у вас выходной, но Геннадий Степанович захворал, если вы понимаете, о чем я (в своей среде они так говорили о перепивших, то есть нализавшихся вусмерть), а Евгения Павловна сейчас с семьей в отпуске – уехала на водные процедуры в небоскреб «Сатурн», что через дорогу.
– Давайте ближе к делу, – не сдержался Олег, рассерженный на то, что его отвлекли от самоуничижения и попыток не сойти с ума раньше, чем придет его смерть. – Чего ты хочешь?
– Вам надо явиться в офис, – прямо ответил собеседник.
В нотках его голоса слышалось напряжение и тайный страх, который, возможно, еще даже не был известен ему самому, но опытный Олег заметил этот очаг разгорающегося беспокойства.
– У нас код красный. Два преступника подняли на уши полстраны, – продолжил голос на другом конце провода. – Фрибургские коллеги сказали, что бандиты очень опасны и направляются к нам.
– Погодите. Чего же они сбежали из такого идеального города? В нашу глушь, – удивился мужчина, поднявшись с дивана и намотав на руку достаточную длину провода, чтобы ходить по квартире.
– А черт их знает. Еще ходит слух, что они из ячейки «Детей свободы».
– Тогда понятно. Поехали в столицу наводить смуту.
– Вот и я о том же. Поэтому код красный, – тараторил собеседник, будто куда-то опаздывал.
Он даже запыхался.
Олег надел серый пиджак и зашагал по своей крохотной комнате. Промежуточными целями его пути были диван, затем шкаф слева, телевизор и кухня у противоположной стены, входная дверь с тумбочкой справа и, наконец, снова диван. Он наматывал круги как по стрелке, так и против нее, чтобы жизнь казалась разнообразнее.
– Ну а «Дети» что? – спросил он после долгих раздумий под звуки тяжелого дыхания в телефоне.
– Активизировались, – ответил Лавр. – Видите ли, кому-то не нравятся карточки на еду… Дураки. Не понимают, что без карточек еды им вообще не дадут.
– Наверное они хотят вернуть торговлю за деньги, чтобы каждый мог покупать сколько хочет? – предположил Олег, закатывая глаза от бестолковости собеседника.
– А-а-а, – сообразил звонивший. – Только откуда же возьмется столько товаров, чтобы каждый желающий мог покупать сколько хочет? Такое только во Фрибурге было и ни к чему хорошему, как видно по двум преступникам-беглецам, это не привело. Ладно, мы, конечно, сами кого хочешь подслушаем, но в любом случае нельзя терять бдительность. Это нетелефонный разговор. Кто знает, насколько глубоко эти твари внедрились в органы.
– Поработать из дома по видеосвязи, я так понимаю, тоже нельзя?
– Разумеется, – сказал собеседник. – Максимальная секретность, объявлен всеобщий сбор.
– Ждите, сейчас подойду, – по-офицерски твердо сказал Олег и повесил трубку.
В тот же момент он выключил телевизор, и комната наполнилась тишиной, разбавленной тем не менее внутренним голосом и кровавыми безутешными воспоминаниями. Ох, если бы мозг можно было выключить кнопкой пульта. Не пришлось бы бежать так далеко от себя.
Мужчина открыл створки массивного шкафа и увидел свое печальное отражение в зеркале. Осунувшееся лицо с длинными морщинами, как у перезрелого плода, говорило своему владельцу о наступлении заключительной перед старостью жизненной стадии, когда в теле еще остаются силы, а память и интеллект достигают высшей точки перед неотвратимым падением в бездну пенсионного слабоумия. Седина окаймляла его редкие волосы, как венец голову триумфатора, победившего всех в боулинге. У ног лежал бессмысленный наградной шар бессмысленной игры, заполняющей бессмысленную жизнь. Глядя в свои пустые глаза, он, как обычно, гадал, что же он оставит после себя и как быстро забудется близкими после смерти. Олег втянул живот и застегнул пуговицы на пиджаке. Затем поднял руки к лицу, схватил пальцами обе щеки и чуть растянул их в стороны и вверх, изображая улыбку. Получилось фальшиво.
– Сойдет, – сказал он и направился к выходу.
Автоматизм отточенных за целую жизнь движений сопровождал его всю дорогу сначала по первому коридору, потом по второму и далее к лифту. Но нет, он в последний момент решил свернуть на лестницу – если расстояние в семь этажей в любом случае придется преодолеть, то лучше тряхнуть стариной и размяться на ступенях в глупой попытке удержать за хвост молодость, давно его сбросившую, как саламандра.
Он привычно тратил все расстояние на самокопание, не обращая внимания на проходившего мимо смиренного работягу – одетый в грязный костюм уставший курьер доставлял большую посылку высокопоставленным жителям небоскреба, отдавая свою жизнь ради мизерной зарплаты. Доступ в лифты для чернорабочего был закрыт – ими пользовались только добившиеся высоких постов вельможи, ценившие свои жизни выше жизней бедняков. Поэтому работяга и тащил тяжеленую коробку по лестнице в надежде заработать себе на еду. Уже испытавший на своей шкуре всю сложность и несправедливость жизни, он испуганно вытянулся в струнку при одном только виде хмурого человека в характерном для офицера сером костюме. Непривычно было наблюдать всесильного работника Главного управления в столь презренном месте, как лестница, отчего становилось еще страшнее. Один его взгляд мог создать неописуемые проблемы, поэтому знакомый с произволом некоторых полицейских курьер почтительно поклонился в страхе навлечь на себя праведный гнев. Смотрел себе под ноги, следуя по-над стенкой, изображая раболепие, не догадываясь, насколько офицеру на него наплевать. Олег не любил унижать оказавшихся ниже его людей и вообще уже перестал ловить тунеядцев и мелких преступников, дожидаясь пенсии и смерти, но начальство ценило его за богатый опыт и былые заслуги, оказанные обществу задолго до трагического происшествия с женой и дочкой, после которого он и решил пустить свою жизнь под откос.
Погруженный в одни и те же мысли об утрате семьи Олег пришел к офису на третьем этаже. Его поприветствовал неизменно сидевший у входа охранник и сразу же отворил широкие красные двери, всем своим мрачным видом напрашивавшиеся, чтобы их покрасили в черный. Раздался скрип механизмов, и Олег оказался в святая святых службы государственной безопасности и защиты от внутренних врагов. В круглом просторном зале радиусом в десять метров стояло несколько овальных столов и высоких белых стульев. По высокому потолку из центральной лампы расходились тонкие лучи, словно нарисованное солнце, освещавшие каждый участок пола под ногами, а множество вентиляторов создавали потоки свежего воздуха, закаляющие тело и бодрящие дух. По нестандартной форме помещения было понятно, что его оборудовали в ущерб соседним управлениям и министерствам, ютившимся на этаже. Работников заменяли кинескопы видеосвязи, расположенные на их столах. Несмотря на то, что в офисе могло поместиться полсотни человек, Олега приветствовал только начальник, все остальные коллеги наблюдали за происходящим в зале с экранов, физически находясь у себя дома.
– Рад, что вы так быстро откликнулись на мой зов, – сказал высокий мужчина тоже в сером костюме, выше двух метров ростом.