– Ох, не нравится мне все это, – сказала Лия.
– Там должны быть документы о заключенных, – предположил Платон. – Только так можно узнать о Шпильмане.
– Или нарваться на надзирателей.
– Тут уж не угадаешь.
Не оставалось ничего иного, как зайти в замок. В отличие от своего яркого фасада, дворец принцессы внутри походил скорее на дворец дракона. Из маленьких окон и узких бойниц пробивалось минимум света – как раз столько, чтобы заметить препятствия и не расшибить себе лоб, ни на йоту больше положенного для выживания в помещении. Одна маленькая комнатка тянулась за другой, и легко было заблудиться в их лабиринте, поэтому Платон крепко держал руку Лии, чтобы их ничто не смогло разлучить. Несмотря на запутанную планировку, больше похожую на детский аттракцион, всюду стояли совершенно серьезные вещи – железные сейфы, ржавые нары, столы с забытыми на них дубинками и даже оружейные шкафы, правда, пустые. Пахло сыростью и веяло ужасом полицейского участка в духе Фрибурга – судьба опять привела беглецов в обитель работников внутренних органов. Но если в прошлый раз Платон с Лией сбежали из такой жуткой обстановки, то теперь сами сюда пришли и продолжали продвигаться внутрь. На закате лет их уже не так сильно пугал возможный арест, ведь на другой чаше весов лежало гипотетическое спасение и надежда на счастливый остаток жизни.
– Аккуратно, тут острый угол, – говорил Платон, чтобы его любимая не поранилась.
Они прошли несколько комнат в поисках записей и картотек, но в итоге наткнулись на нечто гораздо более ценное – на живого человека, бледной тенью сидящего за столом возле самого большого окна замка с видом на центральный аттракцион. Незнакомец смотрел в их сторону, но не делал резких движений. На нем была черная форма, какую Платон с Лией видели у надзирателей в фильмах, в руках он держал бутерброд, а на столе теплилась кружка чая.
– Мародеры?! – крикнул он, больше напугав себя, чем пришедших к нему гостей. – Стоять, а то буду стрелять!
– Тише, не надо, – успокоительным тоном протянул Платон, будто пытался усыпить бдительность чужака. – Мы ничего не украли. Просто ищем одного человека.
– Боюсь, тут я вам не помогу, – сказал тюремщик, продолжив есть бутерброд. – Все надзиратели разбежались, как только пришла новость о революции.
– Просто так бросили свой пост? – удивился Платон, немного отойдя от темы.
– А что тут ловить? – пожал плечами человек за столом. Он был очень толстым, с заметно выступающим, усыпанным крошками животом. – С одной стороны отсюда – война, с другой – океан, конец света. Вы же знаете, мы тут на самом отшибе. Никто не захотел бездействовать, пока в опасности их семьи, дома́ и имущество. Все побежали к родным.
– А вы почему остались?
– Мне некуда идти. Так уж сложилось. – Он выпил немного чая, а потом добавил: – Если вы не ищете меня, а меня никто не знает и, следовательно, никто не может искать, то сожалею, больше никаких работников не осталось.
Незнакомец отвернулся от стоящих в дверях стариков. Уже изучив их повадки, понаблюдав за ними из окна и рассмотрев вблизи, он понял, что два дряхлых путника не представляют опасности. Он положил бутерброд на замасленный листок на столе, поднял карточную колоду, лежащую рядом, и продолжил раскладывать пасьянс.
– Нам не надзиратели нужны, а один заключенный, – ответил ему Платон. – Мы ищем Шпильмана.
Карты разлетелись из рук незнакомца – так резко он сжал пальцы и сам дернулся от испуга. Один только звук этого имени мог навлечь кучу проблем. Но потом он помотал головой, чтобы сбить с себя лишний страх – обстоятельства изменились, охранники разбежались и всем было плевать на старый режим.
– Ну да, – с ностальгией произнес надзиратель. – Раньше за одно это слово вас бы арестовали, а теперь все полетело к чертям. Шпильман… Да-а… – Он будто вдохнул воздух свободы после долгого заточения. – Сидит у нас. Только ума не приложу, зачем он вам нужен.
Незнакомец с подозрением заглянул в омраченные темнотой глаза стариков. Несмотря на безобидный вид, он был непрост и мог смело арестовать или даже убить чужаков. В революцию и не такое возможно, особенно посреди усеянной трупами, брошенной всеми тюрьмы. Одно неверное слово, и этот толстый добряк может повести себя иначе. Он запросто мог быть безумцем.
– Мы с ним играли в шахматы по радио, – соврал на ходу Платон, почувствовав, как по затылку потекли струйки пота.
С одной стороны, он должен был сказать максимум правды, чтобы знакомый со Шпильманом надзиратель не заподозрил вранья, с другой – нельзя было выдавать свои истинные цели. Платон ляпнул наугад и попал в точку.
– Хм, шахматы по радио, – повторил его слова незнакомец. – Странно, нам он сказал то же самое, когда у него нашли радиоприемник… Некоторые надзиратели в это даже поверили. Тем не менее ради партейки в шахматы в тюрьму не едут.
Платон почти растерялся, но только присутствие Лии продолжало вселять в него уверенность, что все получится. Она взяла его вспотевшую руку.
– Разумеется, мы не за этим сюда приехали, – начал выкручиваться старик. – Просто в войне сгорел наш дом, и мы бежали куда глаза глядят. Вот по пути наткнулись на вашу тюрьму и вспомнили о старом знакомом.
Слушая это вранье, надзиратель собрал и перемешал рассыпавшиеся по столу карты и, держа их в правой руке, левой взял бутерброд.
– Какую чушь вы несете. Думаете, я поведусь?
Он сказал это настолько спокойным голосом, что стало страшно, вдруг он действительно маньяк. Но, не дожидаясь ответа от обескураженных гостей, продолжил:
– Вам повезло, что мне пофиг. Вот если бы тут были другие надзиратели, вам точно пришел бы конец. А я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Ваш Шпильман должен быть в подвале в другой стороне двора. Увидите, там яркая надпись. Деду повезло, что был не его черед кататься на каруселях, когда началась заварушка.
Платон с Лией уже вышли в соседнюю комнату, обрадовавшись своему чудесному спасению, но обернулись для последнего вопроса.
– Так почему же аттракционы не отключили? – спросил старик.
– Не знаю… А почему я сидел тут, в ста метрах от всех этих заключенных, и не смог заставить себя пройти это расстояние, чтобы кого-то спасти? – задал риторический вопрос надзиратель. – Собственные метры важнее чужих.
Он даже не посмотрел в сторону двери, где уже исчезли фигуры гостей, а принялся методично и аккуратно раскладывать новый пасьянс.
Платон и Лия пулей выскочили наружу, чудом не стукнувшись ни о какие углы в мрачном лабиринте административного здания, прежде называвшегося замком принцессы. Позабыв о преклонном возрасте, они так быстро бежали, будто помолодели, обрели второе дыхание. Они летели навстречу судьбе. Вот он, самый важный момент всей жизни, финальный рубеж. Платон с Лией добрались до него, словно герои древних сказаний, сокрушившие все преграды и дотянувшиеся до звезд. Они пришли к цели, к разгадке Великого разлома, сулящей всевозможные чудеса, из всего множества которых они несомненно выберут излечение Лии. Все или ничего в партии покера с самой судьбой. Шесть тысяч километров назад они пошли ва-банк, и теперь во флопе им выпал туз – судьба играет неспешно, с выдержкой в целую жизнь. И вот сейчас настал решающий момент раскрыть карты и узнать, какие лежали рубашкой вверх в центре стола с самого начала партии, с того далекого момента, как юный Платон услышал от Шпильмана: «Я знаю все».
Это был окрыленный полет через весь луна-парк. Лица прикованных к аттракционам мучеников не могли отвлечь на себя внимание или испортить настроение. Привязанные к каруселям старцы в любом случае бы погибли – так думал Платон, держа за руку свою любимую. Они пробежали через округлый двор со стальными лесами огромной горки, уворачиваясь от балок. Сухая земля была покрыта тонким слоем отделившегося от нее песка, и желтые клубы поднимались от каждого шага. Это место было достойно съемок вестернов с перекати-полем или фильмов о восстании мертвецов, благо последние имелись в изобилии. Настоящий неприкрытый цензурой постапокалипсис без декораций. А в самом центре событий, на сцене летящей жизни, как всегда, Платон и Лия.
Они без труда нашли вход в подвал – одинокая дверь с открытым замком болталась на ржавых петлях. Вниз вела деревянная лестница без перил. Нерешительный уличный свет встречался со светом лампочек, поэтому спускаться можно было без страха упасть и свернуть себе шею за несколько метров до цели, но тысячи километров, целая жизнь, поставленная на кон, вынуждали быть осторожными. Спустившийся первым Платон подал руку жене и аккуратно провел ее на твердый пол подвала. Сгорая от нетерпения, желая как можно скорее закончить свой долгий путь, они бросали взгляды по подземелью, на длинный ряд железных решеток с сидящими за ними людьми, на угол охраны без единого человека и на стену с ключами от всех замко́в. В камерах было темно, но заключенные, прячась от любопытных глаз, внимательно рассматривали гостей, уже придумывая хитрый план своего вызволения.
– Выпустите нас! – на удачу крикнул какой-то голос.
Чем искреннее и безобиднее он казался, тем меньше хотелось ему доверять.
– Осторожно, – прошептала Лия Платону. – Не будем забывать, что они преступники. В тюрьму строгого режима не попадают за воровство газет.
Вместе с мужем она аккуратно ступала по коридору, зажатому между решетками. Из-за каждой высовывались освещенные руки стоящих в тени людей и пытались дотянуться до незнакомцев, поэтому Платон с Лией держались ровно по середине, в считанных сантиметрах от кончиков чужих пальцев. Шум движений и гомон голосов постепенно переходили в сильный гул. Каждый решил высказаться о наболевшем, перекрикивая соседа. Они так просили их выпустить, что не вселяли в путников ничего, кроме страха сразу же быть убитыми. Все лица оставались во мраке камер. Даже если бы Платон с Лией знали, как выглядит нужный им человек, они бы его не увидели.
– Станислав! – крикнул Платон. – Станислав Шпильман!