Асфальтированная дорога уступила место едва уловимой колее, тянущейся между валунов. Линия горизонта перестала отдаляться от глаз. Далеко впереди прибрежный остаток суши резко взмывал вверх, образуя скалы и ограничивая обзор. Машина, казалось, ехала к тупику. По лицам хлестал колючий дождь. Останавливаться в пустой и тоскливой глуши не хотелось, поэтому Платон гнал до конца, до тех пор, пока была возможность проехать. Он надеялся, что океан будет красивее, чем его холодные сени.
– Я другое представляла, когда читала «Моби Рика», – расстроилась Лия.
До этого она почти всю дорогу молчала, но даже сейчас старалась не выдавать чувств.
– Попали под ураган, ничего страшного, он может закончиться в любой момент, – успокаивал Платон.
Погода действительно может быть переменчивой. Нагреваемый солнцем воздух охлаждался на темной стороне Земли, до которой было рукой подать, и за счет разницы давления и температур начинал хаотично циркулировать, образуя порывы ветра и облака, создавая в небе грозовые фронты воинственных туч. Платона и Лию то едва не сдувало с сидений, то заливало дождем. Привычный к безмятежному солнечному теплу кабриолет очутился не в своей стихии, он ничем не мог им помочь – крыша не закрывалась, а с недавних пор и задняя часть машины была вдребезги разнесена, вода заливала багажник, покуда его крышка безвольно торчала вверх. Приходилось все чаще останавливаться, чтобы укрыться от ветра, и оглядываться назад, чтобы ловить лицом остатки тепла низкого солнца. Но в неподвижности голова Лии сразу начинала болеть, и приходилось снова ехать вперед в этой последней и решающей гонке со смертью.
Линия горизонта приблизилась на расстояние километра. Огромная, на всю ширину обзора, возвышающаяся над окрестностями скала известила об окончании длинной, растянувшейся через весь континент дороги. Машину трясло на камнях, и в какой-то момент колеса просто застряли. «Норд Шеви» причалил к своему последнему пристанищу, как севший на мель корабль к месту своей вечной стоянки. Двигатель в очередной раз заглох и наотрез отказывался заводиться.
Платон и Лия оказались посреди мертвых скалистых пустошей, еще и поднимающихся вверх, на самом краю земли. Кое-где лежали вырванные ветром деревья, прогнившие от дождей. Где-то стояли еще не упавшие, но черные и ужасные, как сама смерть. В безрадостном царстве едва освещаемой солнцем земли странно пахло. Приносимые ветром нотки соли вселяли надежду.
– Чувствуешь? – вскричала Лия. – Это запах моря!
Старушка воспряла духом и впервые за многие километры проявила чувства, оживив тем самым и душу Платона. Пока она радуется, пока улыбается, жизнь продолжается и никакое самое большое зло мира не может испортить такой момент.
Путники вышли из автомобиля и медленно побрели к поднимающейся перед ними скале. Справа и слева, докуда хватало глаз, каменная равнина возвышалась, закрывая собой горизонт, и только запах подсказывал, что далеко внизу томится вода. Цель была близка, буквально на расстоянии вытянутой руки, но старые ноги не слушались приказов молодых душ и с трудом осиливали подъем. Если в молодости Платон с Лией не задумываясь прошли бы столь короткий путь, то сейчас он оказался для них невозможным. Спустя сотню метров они обессиленно сели на камень.
– Что с нами стало… – простонала Лия.
Два престарелых создания уже переступили ту черту возраста, за которой восстанавливаются силы. Они чувствовали себя пробитыми паровыми котлами, теряющими всю мощь просто на ровном месте. Они с любовью смотрели друг на друга, на старые немощные тела, представляя вместо обманчивой внешности образы молодых, красивых и сильных людей, какими были семь тысяч километров назад. Они держались за руки и понимали, что уже нет возможности ни вернуться назад, ни продвинуться вперед.
Платон был согласен умереть здесь и сейчас, но его любовь к Лие была сильней его слабости. Меньше всего в жизни он хотел, чтобы очередной приступ убил жену за несколько сотен метров до ее заветной цели. Он окрылился своими чувствами и буквально воспарил над землей. Видя, что у Лии начинает побаливать голова и что она пытается улечься на подъеме перед самой великой мечтой, Платон не смог ничего с собой поделать – он вскочил на ноги и, найдя в себе самые последние силы, взял любимую на руки. Началось долгое восхождение.
Он спотыкался о камни, рвал изношенные ботинки и бил ноги в кровь, но продолжал идти вверх, всеми порами чувствуя запах моря. Падал на колени, но поднимался и продолжал нести Лию. Вся злоба и ненависть мира не смогли бы помешать ему черпать энергию из своей любящей души. Он медленно, но неотвратимо двигался к цели, вызывая улыбку на лице немощной женщины. Перед самой вершиной он подвернул ногу и больше не мог на нее наступать, пришлось ползти по холодной скале и тянуть за собой жену. Как раненные солдаты на поле боя в войне со смертью, они добирались до линии фронта, где их ждало подкрепление. Последние несколько метров до края скалы Платон кричал, разрывая связки, но тянул за собой любимую, у которой уже совсем разболелась голова и отнялись ноги. Еще один рывок, и они на вершине, у самого края света.
Лия заставила себя широко раскрыть глаза и поразилась увиденному. Перед ней до самого неуловимого горизонта лежало живое море. Темные волны пенились у подножия скалы, на вершине которой лежали двое уставших, но достигших своей цели стариков. Всюду блестела вода, переливаясь бесконечной глубиной оттенков синего цвета. Грозные тучи еще недавно проливались свинцовым дождем, но, полностью выдохнувшись, были разогнаны ветром, и над океаном показалась самая прекрасная в мире вещь. Радуга. Она росла прямо из водной массы и уходила высоко в небо, чертила насыщенную всеми красками дугу, а солнце осветило край Земли, до самого предела, куда могли дотянуться его ласковые лучи. Из посветлевшей ненадолго воды, дразня радугу, выпрыгнули киты.
Лия вздрогнула, будто почувствовала вспышку сверхновой, грянувшую в ее голове. Самые настоящие морские животные летели над волнами. Два прекрасных создания, наверняка влюбленная пара, изда́ли игривый звук и поприветствовали радугу фонтанами, пущенными из голов. С неземным достоинством, грациозно они вернулись в привычный им мир бурных волн.
– Все как в твоей любимой книге, – окрыленно сказал Платон.
– Да, – из последних сил проговорила Лия.
– А чем она, кстати, закончилась?
– Не знаю, я не дочитала.
– Тогда пусть ее конец будет таким, – предложил Платон, заливаясь слезами. – Мы сами его написали.
Не зная, что Лия больше не может что-либо произнести, он потянул ее к морю. Вниз со скалы вело подобие извилистой тропинки, спускаться по которой не составило большого труда, достаточно было просто аккуратно съезжать и следить, чтобы любимая не ударилась о какой-нибудь камень. Несколько ловких движений, и они будут у кромки воды, у самого синего моря, соленого, как слезы Платона, глубокого, как мера его любви.
Волны ласково бились о берег, вспениваясь на краю укромного каменистого пляжа между неприступными грядами скал. Вода была все ближе, и наконец двое измученных путников смогли ощутить ее ледяное прикосновение. Это было прекрасно. Это было за гранью жизни и смерти. Радуга продолжала смотреть на них, а жизнерадостные киты резвились в небольшом отдалении.
Платон продолжал словно парить над миром, отпустив от себя всякий страх. Жаль, что не сделал этого раньше, но хорошо, что смог хотя бы сейчас. Он нашел старую лодку, прибитую к берегу бог знает когда. С прошлой эпохи здесь видимо не ступала нога человека, а суденышко все колыхалось на волнах, зацепившись носом за край скалы. Платон аккуратно уложил любимую так, чтобы она могла видеть море, а сам уселся позади и оттолкнулся от края Земли. Повез Лию к мечте.
Волны подняли лодку и стали качать ее, как заботливая мать свое дитя. Теперь путники были в распоряжении стихии воды, и солнце тактично осталось за краем высокой скалы, на которую с таким трудом недавно поднялся Платон. Но все трудности миновали, остались далеко позади. А впереди ждало вечное счастье, оберегаемое китами. Лодка плыла к бескрайним просторам моря, а дружелюбные создания приветственно поднимали плавники, обдавали фонтаном брызг и даже выпрыгивали из воды прямо над головой Платона, салютуя своему гостю, машущему им в ответ.
Старик просто витал над волнами и уже не понимал, какая часть океана состоит из его горьких слез. Может быть, весь океан, может быть, до Платона здесь был сухой край. Он гладил лицо любимой и продолжал надеяться, что ее прекрасные голубые глаза вновь откроются, а девичья улыбка заменит собой зашедшее солнце и вновь озарит счастьем весь мир. Платон склонился над Лией в надежде, что его отчаянные объятия помогут дать ей жизнь, но все было бессмысленно.
В момент наивысшей боли он захотел избавиться от тяжести бытия. Он проклял весь мир и себя. Он приплыл к самому краю мира, умоляя Господа закончить его страдания. Сухими мертвенными губами он произнес:
– Лия, я люблю тебя. Ну где же ты, смерть? Вот он я! Готов!
Здесь вечный отдых для меня начнется.
И здесь стряхну ярмо зловещих звезд
С усталой шеи. – Ну, в последний раз,
Глаза, глядите; руки, обнимайте!
Вы, губы, жизни двери, поцелуем
Скрепите договор с корыстной смертью! –
Приди, вожатый горький и зловонный,
Мой кормчий безнадежный, и разбей
О камни острые худую лодку!
– Красивые стихи, – прозвучал голос Лии.
Посреди окутавшей океан темноты ее слова прокатились сильнее грома, рокотавшего где-то вдали. Тот самый родной и любимый голос из прошлой жизни, унесенной великим концом, великим разломом судьбы. Или нет?
– Чувствуешь, как свежо? – вновь сошло с ее уст.
Платон не мог поверить своим ушам. Он трогал теплую руку любимой, всматривался в темноту перед собой, но ничего не мог разглядеть. Только соленый воздух обдавал со всех сторон, бил брызгами по лицу и никак не хотел униматься. Тьма обратной стороны Земли была всеобъемлющей, а лодка, подхваченная невидимым бурным течением, уносилась все дальше от границы вечного дня к вечной ночи.