— Послушай, Дэйв, — сказал Билл Брент, зная, что Митчам может битый час колебаться, прежде чем примет решение, — ты знаешь, что можно сделать только одно: задержать «Комету» в Уинстоне до утра, дождаться двести тридцать шестого и заставить его локомотив протащить «Комету» через тоннель. А потом надо дать «Комете» лучший паровоз, который только можно достать на другом конце тоннеля, чтобы он дотащил ее до пункта назначения.
— И насколько она задержится?
Брент пожал плечами:
— Часов на двенадцать, может, восемнадцать, кто знает.
— Восемнадцать часов… «Комета»? Господи, такого еще не случалось!
— Раньше много чего не случалось, — сказал Брент с непривычной ноткой ужасной усталости в резком, уверенном голосе.
— В Нью-Йорке обвинят нас. Они переложат всю вину на нас!
Брент пожал плечами. Месяц назад он счел бы подобную несправедливость немыслимой; сегодня он был готов к этому.
— Считаю… — в отчаянии сказал Митчам, — считаю, что нам больше ничего не остается.
— Вот именно, Дэйв.
— О Господи! Почему это должно было случиться именно с нами?
— Кто такой Джон Галт?
В половине третьего ночи «Комета», приводимая в движение стареньким маневровым паровозом, остановилась на запасном пути станции Уинстон. Кип Чалмерс бросил недоверчиво-гневный взгляд на горстку прилепившихся к пустынному склону горы хибарок и ветхую лачугу станционного павильона.
— И что дальше? За каким чертом мы здесь остановились? — проревел он и позвал проводника.
Когда поезд пришел в движение после аварии, к Чалмерсу вернулось привычное ощущение безопасности и его страх превратился в ярость. Он чувствовал себя так, будто его надули, заставив бояться понапрасну. Его попутчики не покидали своих мест в вагоне, их слишком сильно тряхнуло, и теперь они не могли уснуть.
— Сколько еще будем торчать здесь? — бесстрастно переспросил проводник в ответ на вопрос Чалмерса. — До утра.
Чалмерс недоуменно уставился на него:
— Мы проторчим здесь до утра?
— Да, мистер Чалмерс.
— Здесь?
— Да.
— Но вечером у меня предвыборный митинг в Сан-Франциско!
Проводник не ответил.
— Почему? Почему мы должны торчать здесь? Почему, черт возьми? В чем дело?
Терпеливо-размеренным тоном, в котором звучала презрительная учтивость, проводник детально описал ситуацию. Но Чалмерс много лет назад, в начальной школе, в средней школе, в колледже, усвоил истину, что человек не живет исходя из разумных соображений, да и не нуждается в этом.
— К черту тоннель! — прокричал Чалмерс. — Думаете, я допущу, чтобы меня задерживали из-за какого-то вонючего тоннеля? Вы хотите нарушить жизненно важные государственные планы из-за какого-то тоннеля? Скажите машинисту, что к вечеру я должен быть в Сан-Франциско и он должен довезти меня туда!
— Каким образом?
— Это ваша работа, а не моя!
— Но это невозможно.
— Найдите способ, черт побери!
Проводник не ответил.
— Думаете, я допущу, чтобы ваши технические проблемы повлияли на национальные интересы? Вы знаете, кто я? Скажите машинисту, чтобы начал движение, если ему дорога работа!
— У машиниста свои приказы.
— К черту приказы! Сейчас я отдаю приказы! Скажите ему, чтоб ехал! Немедленно!
— Может быть, вам лучше поговорить с начальником станции, мистер Чалмерс, я не полномочен ответить вам, как мне бы хотелось. — С этими словами проводник вышел.
Чалмерс рывком поднялся с места.
— Послушай, Кип… — медленно произнес Лестер Таг, — может, они и впрямь… ничего не могут сделать?
— Могут, раз должны! — оборвал его Чалмерс, решительно направившись к двери.
Много лет назад, еще в колледже, он усвоил, что единственным эффективным средством убедить людей является страх.
В ветхой конторе станции Уинстон он встретил сонного мужчину с безвольным усталым лицом и испуганного молодого человека, сидевшего у диспетчерского пульта. Они оцепенев выслушали такой поток ругательств, которого им не доводилось слышать даже от рабочих ремонтной бригады.
— …и меня не волнует, как вы проведете поезд через тоннель, это ваша забота! — подвел итог Чалмерс. — Если не добудете локомотив и не отправите поезд, можете распрощаться с работой, со своими лицензиями, со всей этой проклятой железной дорогой!
Начальник станции никогда не слышал о Кипе Чалмерсе и не знал его должности. Но он знал, что в эти дни неизвестные люди, занимающие неизвестные должности, обладают безграничной властью, властью распоряжаться жизнью и смертью.
— Мы ни при чем, мистер Чалмерс, — умоляюще сказал он. — Мы не издаем приказов. Приказ пришел из Силвер-Спрингс. Может, вы позвоните мистеру Митчаму и…
— Кто такой мистер Митчам?
— Управляющий отделением дороги в Силвер-Спрингс. Может, вы дадите ему телеграмму…
— Я — какому-то управляющему? Я пошлю телеграмму Джиму Таггарту! Вот что я сделаю.
Начальник станции не успел прийти в себя, как Чалмерс подскочил к нему:
— Запиши и отправь телеграмму немедленно!
Месяц назад начальник станции не принял бы телеграммы ни от одного пассажира, правила запрещали это; но он больше не был уверен в правилах.
— «Мистеру Джеймсу Таггарту, Нью-Йорк. Задержан на «Комете» на станции Уинстон, штат Колорадо, из-за некомпетентности ваших людей, которые отказываются дать мне локомотив. Должен быть вечером в Сан-Франциско на мероприятии чрезвычайной национальной важности. Если вы тотчас не отдадите приказ отправить мой поезд, о последствиях догадывайтесь сами. Кип Чалмерс».
Когда молодой человек передал эти слова по проводам, которые тянулись от столба к столбу через весь континент, словно стражи дороги Таггарта, а Кип Чалмерс вернулся к себе в вагон дожидаться ответа, начальник станции позвонил своему другу Дэйву Митчаму, чтобы прочитать ему текст послания. Он услышал, как Митчам простонал в ответ.
— Думаю, должен сказать тебе это, Дэйв. Я никогда не слышал об этом парне, но видимо, он важная персона.
— Не знаю! — страдальчески ответил Митчам. — Кип Чалмерс? Его имя постоянно мелькает в газетах, и всегда рядом с именами самых крупных шишек. Не знаю, кто он такой, но он из Вашингтона, поэтому нельзя рисковать. О Господи, что делать?
Нельзя рисковать, подумал дежурный в кабинете Таггарта и позвонил Таггарту домой. Было около шести утра. Джеймс Таггарт очнулся от обрывочного сна после почти бессонной ночи. Его лицо осунулось от услышанного. Он испытывал такой же страх, что и начальник станции Уинстон, и по той же причине.
Он позвонил домой Клифтону Лоуси. Весь гнев, который он не мог излить на Кипа Чалмерса, Таггарт излил по телефонному проводу на Клифтона Лоуси.
— Сделай что-нибудь! — орал Таггарт. — Мне все равно что, но это твоя работа, а не моя, позаботься, чтобы поезд прошел! Что, черт возьми, происходит? Я еще не слышал, чтобы «Комету» задерживали! Так-то ты руководишь своим отделом? Великолепно! Важные пассажиры должны отправлять телеграммы мне! Когда твое место занимала моя сестра, меня не поднимали с постели из-за каждой пустяковой поломки в Айове, я хочу сказать — в Колорадо!
— Мне очень жаль, Джим, — примирительно сказал Клифтон Лоуси, в его голосе звучали извинение, ободрение и необходимая в данный момент доля покровительственной доверительности. — Это просто недоразумение. Глупая ошибка. Не волнуйся, я обо всем позабочусь. Вообще-то я спал, но немедленно займусь этим.
Клифтон Лоуси не спал, он только что вернулся с прогулки по ночным клубам в обществе одной молодой особы. Он попросил ее подождать и поспешил в здание «Таггарт трансконтинентал». Никто из работников ночной смены не понял, почему он решил явиться лично, но никто не сказал бы, что это было не нужно. Он носился из кабинета в кабинет, создавая видимость бурной деятельности. Единственным ощутимым результатом стало распоряжение, отправленное телеграфом Дэйву Митчаму, управляющему отделением дороги в Колорадо:
«Немедленно предоставьте в распоряжение мистера Чалмерса подвижной состав. Отправьте «Комету» через тоннель, обеспечив необходимую безопасность и без неоправданных задержек. Если вы не способны выполнить свои обязанности, я заставлю вас отвечать перед Стабилизационным советом. Клифтон Лоуси».
Затем, заехав за своей подружкой, Клифтон Лоуси отправился в загородный мотельчик, чтобы никто не мог разыскать его в течение нескольких часов.
Диспетчер в Силвер-Спрингс был ошарашен распоряжением, которое передал Дэйву Митчаму, но Дэйв Митчам понял его. Он знал, что ни в какой железнодорожной инструкции не могло быть и речи о том, чтобы предоставлять локомотив по требованию пассажира; он знал, что это попахивало показухой, догадывался, какой разыгрывается спектакль, и ощутил холодный пот на лбу, поняв, кого выставляют козлом отпущения.
— В чем дело, Дэйв? — спросил его мастер локомотивного парка.
Митчам не ответил. Он схватил телефон, его руки тряслись, когда он умолял еще раз соединить его с дежурным в Нью-Йорке. Он напоминал загнанного в ловушку зверя.
Он умолял телефонистку нью-йоркского коммутатора соединить его с домом мистера Клифтона Лоуси. Она предприняла несколько попыток, но ответа не поступило. Он умолял телефонистку не оставлять попытки соединить его и проверить все номера, по которым можно было бы разыскать мистера Лоуси. Она пообещала сделать все возможное, и Митчам положил трубку, зная, что бесполезно ждать или говорить с кем-нибудь из отдела мистера Лоуси.
— В чем дело, Дэйв?
Митчам показал мастеру распоряжение и увидел на его лице выражение, подтверждающее самые страшные опасения.
Он связался с региональным правлением «Таггарт трансконтинентал» в Омахе, штат Небраска, и умоляющим голосом попросил соединить его с управляющим. На линии воцарилось молчание, затем голос дежурного в Омахе сообщил, что главный управляющий подал в отставку и три дня назад исчез.
— Из-за недоразумения с мистером Лоуси, — добавил дежурный.