– Их ужасно много, Джим. По многим причинам они сейчас не слишком счастливы. Правительство, сумевшее понизить тарифы, получит благодарность многих людей.
Молчание, послужившее ему ответом, было похоже на столь глубокую яму, что, упади в нее что угодно, никто не услышал бы звука удара о дно. Таггерт, как и все остальные, понимал, какой бескорыстный мотив заставит мистера Моуча принести в жертву свои личные дружеские связи.
Хоть Дагни и пришла сюда, решив не выступать, она не смогла удержаться; затянувшееся молчание заставило ее голос звучать с надрывной резкостью:
– Вы получили то, о чем просили все эти годы, господа?
Быстрота, с которой все посмотрели на нее, была рефлекторной реакцией на неожиданный звук, но скорость, с которой все тут же отвели глаза – на стол, на стены, куда угодно, только бы не смотреть на нее, – была знаком того, что ее слова поняты верно.
В последовавшие мгновения она почти физически ощутила, как от негодования воздух в комнате сгущается словно перед грозой, и поняла, что их возмущение направлено не против мистера Уизерби, а против нее. Она могла бы еще вытерпеть, что ее вопрос остался без ответа, но от двойного обмана попросту тошнило: сначала они притворились, что игнорируют ее, а затем ответили в присущей им манере.
Не глядя на нее, голосом одновременно уклончивым и многозначительным, председатель заявил:
– Все будет в порядке и отлично сработает, если не попадет в руки… случайных людей, облеченных властью, таких, как Баззи Уоттс и Чик Моррисон.
– О, я не стал бы волноваться о Чике Моррисоне, – сказал мертвенно-бледный мужчина в зеленом шарфе. – Джо Данфи и Бад Хэйзлтон очень близки к Уэсли. Если их влияние одержит верх, у нас все будет хорошо. Однако Кип Чалмерс и Тинки Холлоуэй опасны.
– Я могу позаботиться о Кипе Чалмерсе, – предложил Таггерт.
Мистер Уизерби, единственный в комнате, не смотрел на Дагни. Даже когда его взгляд останавливался на ней, он не отражал ничего; Дагни была единственной в комнате, кого он не замечал.
– Я думаю, – произнес Уизерби, глядя на Таггерта, – что вы должны оказать Уэсли услугу.
– Уэсли знает, что всегда может рассчитывать на меня.
– Что ж, полагаю, если вы согласитесь поднять заработную плату членам профсоюза, мы сможем закрыть на время вопрос о снижении тарифов.
– Я не могу! – Джим почти кричал. – Национальный альянс железных дорог занял непоколебимую позицию против поднятия заработной платы и исключит каждого, кто откажется подчиниться.
– Именно это я и имел в виду, – мягко проговорил мистер Уизерби. – Уэсли хочет вогнать клин в этот альянс. Если такие дороги, как «Таггерт Трансконтинентал», выйдут из него, остальным будет проще. Вы очень поможете Уэсли. Он это оценит.
– Но, господи, Клем! По правилам альянса меня же могут отдать под суд!
Мистер Уизерби улыбнулся:
– Какой еще суд? Предоставьте Уэсли позаботиться об этом.
– Но, послушайте, Клем, вы же не хуже меня знаете, что мы не можем поднять заработную плату!
Мистер Уизерби пожал плечами:
– Эту проблему решайте сами.
– Ради бога, как?
– Не знаю. Это ваша работа, а не наша. Вы же не хотите, чтобы правительство стало объяснять вам, как управлять вашей железной дорогой, не так ли?
– Нет, конечно, нет! Но…
– Наша работа – следить за тем, чтобы люди получали справедливую зарплату и достойный уровень транспортировки. А обеспечить это должны вы. Но, разумеется, если вы скажете, что не можете соответствовать… что ж, тогда…
– Я этого не говорил! – поспешно воскликнул Таггерт. – Я ничего подобного не говорил!
– Хорошо, – любезно ответил мистер Уизерби. – Мы знаем, что вы располагаете возможностями найти выход.
Он смотрел на Таггерта. Таггерт смотрел на Дагни.
– Я всего лишь думал вслух, – произнес мистер Уизерби, со скромным видом откинувшись на спинку стула. – Просто высказал соображения, которые вы должны обдумать. Я только гость. И не хочу вмешиваться. Цель нашей встречи – обсудить ситуацию с… местными ветками, кажется?
– Да, – председательствующий вздохнул. – Да. Теперь, если у кого-то имеются конструктивные предложения… – он подождал, но никто не ответил. – Полагаю, картина ясна всем, – он еще подождал. – Полагаю, что, если мы не можем продолжать эксплуатацию некоторых местных линий… в частности, линии Рио-Норте… следовательно, должны быть обозначены некоторые меры…
– Я думаю, – неожиданно уверенным тоном сказал бледный мужчина с усиками, – что сейчас самое время выслушать мисс Таггерт. – Он наклонился к ней, глядя с лукавой надеждой. Поскольку Дагни не ответила, только повернула голову в его сторону, он спросил: – Что вы хотите сказать, мисс Таггерт?
– Ничего.
– Прошу прощения?
– Все, что я хотела сказать, изложено в докладе, который вам зачитал Джим, – спокойным и ясным голосом ответила Дагни.
– Но вы не дали никаких рекомендаций.
– У меня нет рекомендаций.
– Но, вы, как наш вице-президент, крайне заинтересованы в политике железной дороги.
– У меня нет достаточного авторитета, чтобы влиять на нее.
– Но мы жаждем услышать ваше мнение.
– У меня нет мнения.
– Мисс Таггерт, – сказал он тоном формального предложения, – вы не можете не понимать, что наши местные железнодорожные линии работают в условиях катастрофического дефицита, и мы ожидаем, что вы заставите их приносить доход.
– Каким образом?
– Не знаю. Это ваша работа, а не наша.
– В своем докладе я указала причины, по которым это невозможно. Если есть какие-то факты, которых я не заметила, пожалуйста, назовите их.
– Ну, я не знаю… Мы ожидали, что именно вы найдете способы сделать это возможным. Наша задача – следить за тем, чтобы держатели акций получали законную прибыль. А ваша – обеспечить ее получение. Вы же не хотите, чтобы мы подумали, что вы не способны выполнять работу и…
– Я не способна выполнять эту работу.
Мужчина открыл рот, но не нашелся с ответом. Он в замешательстве смотрел на нее, не понимая, почему на этот раз давно опробованный ход не сработал.
– Мисс Таггерт, – спросил мужчина в зеленом шарфе. – Указали ли вы в своем докладе, что ситуация с Рио-Норте критическая?
– Я назвала ситуацию безнадежной.
– Тогда какие действия вы предлагаете?
– Я ничего не предлагаю.
– Вы уходите от ответственности?
– А что делаете вы? – Дагни говорила ровно, обращаясь ко всем директорам. – Вы рассчитываете на то, будто я не скажу, что ответственность целиком лежит на вас, что это ваша проклятая политика привела нас туда, где мы сейчас оказались? Что ж, я сказала вам это.
– Мисс Таггерт, мисс Таггерт, – то ли упрекая, то ли умоляя, заговорил председательствующий. – Мы не должны быть жестокими друг к другу. Разве сейчас имеет значение, кто заслуживает порицания? Мы не хотим ссориться из-за наших ошибок. Мы все должны держаться вместе, как одна команда, вытаскивать нашу дорогу из тяжелого положения.
Седоволосый мужчина с аристократическими манерами, промолчавший все заседание с видом горького всезнания, посмотрел на Дагни так, будто испытывал к ней сострадание и не совсем потерял надежду. Слегка повысив голос, чтобы в нем слышалось контролируемое негодование, он заявил:
– Господин председатель, если мы обсуждаем практические решения, я хотел бы предложить, чтобы мы обсудили те ограничения, которые касаются протяженности маршрутов и скорости наших поездов. Из принятых в последние месяцы решений это наиболее вредное. Его отмена не решит всех наших проблем, но принесет огромное облегчение. В условиях отчаянного дефицита тепловозов и катастрофической нехватки горючего я считаю безумием отправлять в рейс локомотив с шестьюдесятью вагонами, когда он в состоянии тянуть сотню, и затрачивать четыре дня на маршрут, который можно уложить в три. Я предлагаю подсчитать количество грузоотправителей, которых мы погубили, и районов, которые мы разорили своими неверными решениями, нехваткой и отсрочками транспортировки, а затем…
– Даже не думайте об этом, – оборвал его мистер Уизерби. – Не мечтайте ни о каких отменах и возвратах к прежнему. Мы не станем рассматривать эти вопросы. Мы отказываемся даже слушать разговоры на эту тему.
– Господин председатель, – спокойно спросил седовласый, – могу я закончить?
Председатель развел руками с милой улыбкой, обозначавшей бесполезность просьбы.
– Я не вижу в этом особого смысла, – ответил он.
– Я думаю, нам лучше ограничить дискуссию рассмотрением статуса дороги Рио-Норте, – огрызнулся Джеймс Таггерт.
Последовало продолжительное молчание.
Мужчина в зеленом шарфе снова обратился к Дагни.
– Мисс Таггерт, – печально и осторожно спросил он. – Не могли бы вы ответить на мой чисто гипотетический вопрос: если бы оборудование, используемое сейчас на линии Рио-Норте, было доступно, могли бы мы покрыть потребности движения на главной Трансконтинентальной линии?
– Оно могло бы помочь.
– Рельсы дороги Рио-Норте, – сказал бледный мужчина с усиками, – не имеют себе равных во всей стране, их нельзя купить ни за какие деньги. Нам надо спасти триста миль пути, на которые с избытком хватит четырехсот миль рельсов из сплава компании «Риарден Стил». Скажите, мисс Таггерт, можем ли мы позволить себе тратить превосходные рельсы на местную ветку, по которой больше нет существенного движения?
– Это вам решать.
– Позвольте мне спросить иначе: подходят ли по качеству эти рельсы для нашей главной трассы, которая так нуждается в срочном ремонте?
– Без сомнения.
– Мисс Таггерт, – спросил пожилой господин с дрожащим голосом, – не скажете ли вы, сколько серьезных грузоотправителей осталось на линии Рио-Норте?
– Тед Нильсен из «Нильсен Моторс». Больше никого.
– Нельзя ли сказать, что средства, направляемые на эксплуатацию линии Рио-Норте можно использовать для облегчения финансовых трудностей остальной части системы?