Когда они позавтракали, Дагни увидела, как перед домом остановилась машина Маллигана. Водитель выскочил, побежал по дорожке и ринулся в комнату, даже не задержавшись, чтобы позвонить или постучать. Она не сразу поняла, что этот пылкий, запыхавшийся, растрепанный молодой человек – Квентин Дэниелс.
– Мисс Таггерт, – воскликнул он, – прошу меня простить! – искренняя вина в его голосе противоречила радостно-взволнованному выражению лица. – Раньше я никогда не нарушал слова! Оправдания этому нет, я не могу просить у вас извинений и знаю, вы не поверите мне, но правда заключается в том, что я… я забыл!
Она взглянула на Голта.
– Я вам верю.
– Я забыл, что обещал ждать, забыл обо всем – вспомнил лишь несколько минут назад, когда мистер Маллиган сказал, что вы разбились здесь на самолете, тут я понял, что это моя вина, и если с вами что-то случилось… Господи, вы целы?
– Да. Не беспокойтесь. Присаживайтесь.
– Я не представляю, как можно забыть о честном слове. Не знаю, что со мной случилось.
– Зато я знаю.
– Мисс Таггерт, я несколько месяцев работал над той гипотезой, и чем дальше, тем более безнадежной она мне представлялась. Я провел в лаборатории два последних дня, пытаясь решить математическое уравнение, казавшееся тупиковым. Думал, что скорей умру у грифельной доски, но не сдамся. Когда он вошел, время было уже позднее. Кажется, я его даже не заметил. Он сказал, что хочет поговорить со мной, я попросил его подождать и продолжал работать. Думаю, просто забыл о его присутствии. Не знаю, сколько он простоял, наблюдая за мной, но помню, как он протянул руку, стер с доски все мои цифры и написал одно краткое уравнение. И тут я заметил его! Потом вскрикнул – это не было полным решением проблемы двигателя, но было путем, которого я не видел, о существовании которого не подозревал, но я понял, куда он ведет! Помню я воскликнул: «Откуда вы можете это знать?» – И он ответил, указывая на фотографию вашего двигателя: «Я тот, кто его сделал». И больше я ничего не помню, мисс Таггерт, я забыл даже о собственном существовании, потому что мы заговорили о статическом электричестве, преображении энергии и этом моторе.
– По пути сюда мы все время твердили о несовершенстве современной физики и связанных с этим проблемах, – сказал Голт.
– О, я помню, как вы спросили, полечу ли я с вами, – сказал Дэниелс, – хочу ли я улететь, никогда не возвращаться и махнуть рукой на все… На все? На мертвый институт, который разрушается, превращается в джунгли, на свое будущее в роли дворника, раба по закону, на Уэсли Моуча, на Директиву 10–289 и низших животных, которые ползают на брюхе, бормоча, что не существует никакого разума!.. Мисс Таггерт! – ликующе рассмеялся он. – Этот человек спросил меня, махну ли я на все это рукой и полечу ли с ним! Ему пришлось спрашивать дважды, сперва я просто не мог поверить. Не мог поверить, что человека нужно вообще об этом спрашивать. Улететь? Да я бы с небоскреба спрыгнул, чтобы последовать за ним, чтобы услышать его формулу, пусть даже в коротком полете, пока мы не ударились о землю!
– Я вас не виню, – сказала Дагни; она смотрела на него с легкой тоской, чуть ли не с завистью. – Кроме того, вы выполнили условия контракта. Вы привели меня к тайне этого двигателя.
– Я и здесь буду дворником, – продолжил Дэниелс, радостно улыбаясь. – Мистер Маллиган сказал, что даст мне работу дворника на электростанции. А когда обучусь, повысит меня до электрика. Мидас Маллиган – великий человек, правда? Я хочу стать таким же к его возрасту. Хочу заколачивать деньги. Миллионы. Не меньше, чем он!
– Дэниелс! – Дагни рассмеялась, вспомнив спокойную сдержанность, четкую пунктуальность, строгую логику молодого ученого, которого знала в другом мире, в другое время. – Что это с вами? Где вы? Понимаете, что говорите?
– Где я? Я здесь, мисс Таггерт – и здесь никто на меня не давит! Я живу, как хочу! Я стану лучшим, самым богатым электриком на свете! Стану…
– Сперва ты пойдешь в дом Маллигана, – сказал Голт, – и проспишь сутки, иначе близко не подпущу к электростанции.
– Да, сэр, – кротко ответил Дэниелс.
Когда они вышли из дома, солнце клонилось к вершинам сосен, описав круг над долиной блестящего гранита и сверкающего снега. Дагни внезапно показалось, что за этой границей света ничего нет, и она обрадовалась величавому покою, который можно обрести в конкретной, предельной реальности, в знании, что все твои заботы здесь, рядом, под рукой, и не надо ничего выдумывать. Ей захотелось поднять руки над крышами лежавшего внизу города, представляя себе, как кончики пальцев коснутся горных вершин. Но поднять рук Дагни не могла; одной она опиралась о трость, другой – о плечо Голта, и медленно, старательно ступая, шла к машине, словно ребенок, который только учится ходить.
Дагни сидела рядом с Голтом, когда он, огибая город, вел машину к дому Мидаса. Его дом, самый большой в долине, стоял на гребне холма. В отличие от всех прочих он был двухэтажным и представлял собой причудливую комбинацию старинной крепости с толстыми гранитными стенами, разбитыми широкими открытыми террасами, и ультрасовременной виллы. Голт остановился, высадил Дэниелса и поехал дальше по извилистой, медленно поднимавшейся в горы дороге.
Мысль о несомненном превосходстве и состоятельности Маллигана, роскошная машина, лежавшие на руле руки Голта заставили Дагни подумать, богат ли сам Голт. Она взглянула на его одежду: серые брюки и белая рубашка казались сшитыми из простого, но долговечного материала; узкий кожаный ремень выглядел явно не новым; часы на запястье хоть и показывали точное время, были оправлены в простой корпус из нержавеющей стали… Единственный намек на роскошь – его волосы: пряди струились на ветру, словно жидкое золото или медь.
За поворотом дороги Дагни вдруг увидела зеленые пастбища, тянувшиеся к далекой ферме. Там паслись отары овец, щипали травку лошади; далее мелькали прямоугольники многочисленных свинарников под широкими навесами… затем появился металлический ангар, каких на фермах не бывает. К нему быстро шел человек в яркой ковбойской рубашке. Голт остановил машину и помахал ему, но на вопросительный взгляд Дагни не ответил. И не случайно. Он подарил ей радость открытия: подбежавший к машине человек был Дуайт Сандерс.
– Здравствуйте, мисс Таггерт, – сказал он, улыбаясь.
Она молча посмотрела на закатанные рукава его рубашки, на грубые сапоги, на скот вокруг.
– Стало быть, это все, что осталось от вашей авиакомпании?
– Ну что вы. Есть превосходный моноплан, моя лучшая модель, который вы разбили там, на холмах.
– О, вы знаете об этом? Да, так это один из ваших… Замечательная машина. Но, боюсь, я слишком сильно повредила его.
– Вам следует заплатить за ремонт.
– Кажется, при посадке я распорола брюхо вашего красавца. Никто не сможет его починить.
– Я смогу, мисс Таггерт, поверьте.
Столь теплого, дружеского тона Дагни не слышала уже много лет и давно потеряла надежду услышать его вновь. Она лишь горько усмехнулась:
– Каким образом? Здесь, на свиноферме?
– Ну что вы, – обиделся он. – На «Сандерс Эркрафт».
– И где же она?
– А где она, по-вашему, была? В Нью-Джерси, в том здании, которое кузен Тинки Холлоуэй купил у моих обанкротившихся преемников на средства от государственного займа и временного освобождения от налогов? В здании, где он построил шесть самолетов, так и не поднявшихся в небо, и восемь, что поднялись, но разбились, с сорока пассажирами каждый?
– Тогда… где же она теперь?
– Там, где я.
Он указал на другую сторону дороги. Сквозь вершины сосен Дагни увидела на дне долины прямоугольник аэродрома.
– У нас здесь несколько самолетов, и моя работа – содержать их в исправности, – сказал Сэндерс. – Я – фермер и аэродромный служащий. Прекрасно делаю ветчину и бекон сам, без помощи тех, у кого раньше их покупал. Но они делать без меня самолеты не могут, как, впрочем, и свою прежнюю ветчину.
– Но вы… вы ведь не конструировали самолеты.
– Да, не конструировал. И не строил тепловозы, как некогда вам обещал. Со времени нашей последней встречи я спроектировал и построил всего один новый трактор. Сам. Вручную. Необходимости в массовом производстве не возникло. Этот трактор сократил восьмичасовой рабочий день до четырехчасового там… – его рука по-королевски широким жестом вольного человека указала на другую сторону долины, где Дагни увидела зеленые террасы висячих садов на дальнем горном склоне, – и там, на фермах судьи Наррангасетта, – его рука медленно двинулась дальше, к длинному, плоскому зеленовато-золотистому участку у начала ущелья, затем к ярко-зеленой полосе. – И там, на пшеничных полях и табачных делянках Мидаса Маллигана, – рука поднялась выше, к гранитному склону с обширными полосами блестящей от влаги листвы, – и там, на плодовых плантациях Ричарда Халлея…
Еще долго после того, как его рука опустилась, Дагни молчала, а затем сказала лишь:
– Ясно.
– Теперь верите, что я смогу отремонтировать ваш самолет? – спросил Сандерс.
– Верю. Но вы его видели?
– Конечно. Мидас немедленно вызвал двух врачей: Хендрикса для вас, меня для вашего самолета. Но работа эта будет дорого стоить.
– Сколько?
– Двести долларов.
– Двести долларов? – удивленно переспросила Дагни: цена показалась ей до смешного низкой.
– Золотом, мисс Таггерт.
– О!.. Хорошо, где можно купить золото?
– Нигде нельзя, – усмехнулся Голт.
Она резко повернулась и вызывающе взглянула на него:
– Как это нельзя?
– Нельзя там, откуда вы прибыли. Ваши законы это запрещают.
– А ваши нет?
– А наши – нет.
– Тогда продайте его мне. По своему валютному курсу. Назовите любую сумму – в моих деньгах.
– В каких деньгах? Вы неимущая, мисс Таггерт.
– Что???
Наследница Таггертов никак не ожидала услышать подобное в свой адрес, в какой бы точке планеты она ни находилась.