Если вы попросите меня назвать важнейшую отличительную черту американцев, я изберу — потому что он включает все прочие — тот факт, что они — люди, создавшие выражение «делать деньги». Ни один другой язык или нация никогда не использовали это словосочетание. Люди всегда думали о богатстве как о постоянном количестве, его захватывали, выпрашивали, наследовали, делили, грабили или получали за счет преимущества. Американцы были первыми, кто поняли, что богатство дулжно создавать. Слова «делать деньги» содержат квинтэссенцию человеческой морали.
И все-таки за эти слова американцев осуждают загнивающие культуры континентов-грабителей. Сейчас кредо грабителей заставляет вас защищать ваши высочайшие достижения как позорное клеймо, ваше процветание как вину, самых великих ваших людей, промышленников, как мерзавцев, а ваши великолепные заводы как продукт и собственность мускульного труда, труда подневольных, управляемых кнутом рабов, как те, что строили египетские пирамиды. Этим подлецы, которые с самодовольной ухмылкой заявляют, что не видят разницы между властью доллара и властью кнута, следовало бы испытать ее на собственной шкуре. Я думаю, так и случится.
Если вы не откроете для себя той истины, что деньги — корень все доброго, что есть в мире, вы придете к собственному разрушению. Когда деньги станут инструментом отношений между людьми, человек станет инструментом человека. Выбирайте: кровь, кнут и оружие или доллары, другого не дано, и ваше время истекает.
Франсиско не смотрел на Риардена, пока говорил, но в тот момент, когда он закончил, его глаза взглянули на него в упор. Хэнк стоял молча, не видя ничего, кроме Франсиско, окруженного сердитыми людьми.
Некоторые люди слушали его, но сейчас поспешили уйти. Были и те, кто восклицал: «Это ужасно!» или «Это неправда!» и «Какие порочные и самовлюбленные заявления!» громко и в то же время осторожно, словно хотели, чтобы их услышали стоящие рядом, но надеялись, что их не услышит Франсиско.
— Сеньор д’Анкония, — заявила женщина с серьгами, — я с вами не согласна!
— Если вы сможете опровергнуть хоть одно из моих заявлений, мадам, я с благодарностью вас выслушаю.
— О, я не могу вас опровергнуть. У меня нет ответов, мой разум устроен не так, и я не вижу в ваших словах правоты, поэтому знаю, что вы не правы.
— Откуда вам это известно?
— Я это чувствую. Я руководствуюсь не умом, а сердцем. Вы, должно быть, сильны в логике, но совершенно бессердечны.
— Мадам, когда мы видим вокруг людей, умирающих с голоду, ваше сердце ничем не поможет. А я достаточно бессердечен и скажу, что если вы воскликнете: «Я этого не знала!», вам этого никогда не простят.
Женщина пошла прочь, тряся щеками и бормоча дрожащим голосом:
— Что за нелепые разговоры для вечеринки!
Осанистый мужчина с глазами навыкате громко произнес тоном натужного веселья, предполагающего, что его слова не воспримут как неприятные:
— Если вы действительно так относитесь к деньгах, сеньор, я очень рад тому, что обладаю значительным пакетом акций «Д’Анкония Коппер».
— Рекомендую вам подумать хорошенько, — угрюмо ответил Франсиско.
Риарден рванулся к нему, и Франсиско, который, казалось, и не глядел в его сторону, сразу двинулся ему навстречу, словно окружающих не существовало вовсе.
— Привет, — улыбаясь, сказал Риарден, просто и легко, как другу детства.
Он увидел, как его улыбка отразилась на лице Франсиско.
— Привет.
— Я хочу поговорить с тобой.
— А с кем, ты думаешь, я говорил последние четверть часа?
Риарден засмеялся.
— Я и не думал, что ты меня заметил.
— Заметил, когда вошел, что ты — один из двоих в этом зале, которые рады меня видеть.
— Не слишком ли ты самоуверен?
— Нет, я благодарный.
— А кто второй рад тебя видеть?
— Женщина, — пожав плечами, легко ответил Франсиско.
Риарден заметил, что Франсиско так естественно увел его от группы людей, стоявших у балюстрады, что никто из них и не догадался, что это сделано намеренно.
— Не ожидал тебя здесь увидеть, — начал Франсиско. — Не нужно было тебе приходить на этот прием.
— Почему?
— Могу я узнать, что заставило тебя придти?
— Моя жена горела желанием принять приглашение.
— Прости, возможно, это прозвучит грубовато, но было бы гораздо более пристойно и менее опасно, если бы она попросила тебя взять ее в тур по публичным домам.
— О какой опасности ты говоришь?
— Мистер Риарден, вы не знаете, каким образом здешняя публика делает бизнес, и как она истолкует ваше присутствие здесь. Это по вашим, а не по их правилам воспользоваться гостеприимством значит проявить добрую волю, признать, что вы и хозяин находитесь в цивилизованных отношениях. Не бросайте им таких кусков.
— Тогда почему ты сюда пришел?
Франсиско весело пожал плечами.
— То, что делаю я, ничего не значит. Я просто завсегдатай вечеринок.
— И что ты делаешь на этой вечеринке?
— Подыскиваю добычу.
— Нашел?
Франсиско неожиданно посерьезнел и ответил серьезно, почти торжественно:
— Да, и, думаю, она будет моим самым блестящим триумфом.
У Риардена непроизвольно вырвались гневные слова, в них звучал не упрек, а, скорее, отчаянье:
— Как ты можешь растрачивать себя на такое?
Легкая тень улыбки, словно отдаленный огонек, зажглась во взгляде Франсиско, когда он спросил:
— Не хотите ли вы признаться в том, что вас это заботит?
— Ты услышишь признания и похуже, если они тебе нужны. До того как я с тобой познакомился, я недоумевал, как ты можешь пускать на ветер такое большое состояние. Теперь стало хуже, потому что я не могу презирать тебя, как прежде, а вопрос стоит пострашнее: как ты можешь тратить впустую свой мозг?
— Не думаю, что прямо сейчас я трачу его впустую.
— Не знаю, что в жизни ты хоть немного ценишь, но хочу сказать тебе то, что не говорил никому. Помнишь, когда я с тобой познакомился, ты заявил, что хочешь отплатить мне добром?
В глазах Франсиско не осталось и следа веселья, Риарден еще никогда не видел у него такого серьезного и почтительного взгляда.
— Да, мистер Риарден, — тихо произнес он.
— Я ответил, что не нуждаюсь в этом, и оскорбил тебя своим ответом. Хорошо, ты победил. Твоя сегодняшняя речь ведь предназначалась мне, не так ли?
— Да, мистер Риарден.
— Это больше чем благодарность, и она была мне нужна. Это больше чем признательность, в которой я тоже нуждался. Это было больше, чем любые слова, мне понадобятся дни, дабы обдумать все, что ты мне дал, но одно я знаю уже сейчас: мне это нужно. Я никогда не делал подобных признаний, потому что никогда никого не просил о помощи. Если это тебя развлечет, знай, я был рад тебя видеть. Если хочешь, можешь над этим посмеяться.
— На это может уйти несколько лет, но я докажу вам, что есть вещи, над которыми я не смеюсь.
— Докажи это прямо сейчас, ответь на вопрос: почему ты сам не следуешь тому, что проповедуешь?
— Вы в этом уверены?
— Если то, что ты говорил, правда, если ты настолько велик, что понимаешь это, ты уже должен был бы стать ведущим промышленником мира.
Франсиско ответил мрачно, теми же словами, что сказал дородному мужчине, но со странной бережной ноткой в голосе:
— Советую вам подумать дважды, мистер Риарден.
— Я думал о тебе больше, чем могу признаться. И не нашел ответа.
— Попробую намекнуть: если все, что я говорил, правда, кто в этом зале самый большой преступник?
— Полагаю, Джеймс Таггерт?
— Нет, мистер Риарден, не Джеймс Таггерт. Но вы сами можете определить преступление и вычислить преступника.
— Несколько лет назад я сказал бы, что это ты. Я и сейчас думаю, что должен так ответить. Но я почти согласен с той глупой женщиной, заметившей тебе: все во мне говорит о том, что ты преступник, и все же я не могу в это поверить.
— Вы совершаете ту же ошибку, что и глупая женщина, мистер Риарден, только в более благородной форме.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду не только ваше мнение обо мне. Та женщина и все ей подобные избегают мыслей о добре. Вы же отгоняете от себя мысли, которые считаете злом. Они так поступают потому, что хотят избежать усилий. Вы — потому что не позволяете себе принимать одолжения. Они любой ценой потакают всем своим эмоциям. Вы приносите их в жертву при первой возможности. Они ничего не хотят терпеть. Вы готовы вытерпеть все. Они уходят от ответственности. Вы принимаете ее на себя. Но разве вы не видите, по сути, ошибка одна и та же? Каждый ваш отказ признать реальность приведет к ужасным последствиям. Нет плохих мыслей, кроме одной: отказа от мыслей. Не пренебрегайте своими желаниями, мистер Риарден. Не приносите их в жертву. Изучайте их причины. Существует предел тому, что вы в состоянии вынести.
— Как ты узнал это обо мне?
— Однажды я совершал те же ошибки. Но это продолжалось недолго.
— Я пожелал бы себе того же. — начал Риарден, но тут же оборвал себя.
Франсиско улыбнулся.
— Боитесь пожелать, мистер Риарден?
— Я желал бы позволить себе любить тебя так сильно, как только могу.
— Я… — Франсиско умолк, Риарден заметил в его взгляде чувство, которое не мог объяснить, но не сомневался в том, что это боль. Он впервые видел, чтобы Франсиско колебался. — Мистер Риарден, вы владеете акциями «Д’Анкония Коппер»?
— Нет, — растерянно ответил Риарден.
— Придет день, и вы узнаете, какую измену я совершаю прямо сейчас, но… Не покупайте акции «Д’Анкония Коппер». Не имейте никаких дел с «Д’Анкония Коппер».
— Почему?
— Когда вы узнаете все, вы поймете, есть ли на свете что-то или кто-то, имеющие для меня значение, и… и как много оно… он… или она для меня значит.
Риарден нахмурился, он что-то припоминал.
— Я не стану работать с твоей компанией. Разве ты не назвал их людьми двойных стандартов? Разве не вы — те грабители, которые разбогатели прямо сейчас, благодаря директивам?