Пэт бросила взгляд на Йегера:
— Вы понимаете, что это значит? Если Макс сумеет расшифровать эту систему звездных координат и провести сравнительный анализ ее с современными астрономическими данными, мы сможем с высокой степенью точности датировать период строительства пещеры!
— Она постарается.
— Я частично разобралась в их системе нумерации и могу поделиться, — предложила Пэт. — Тебе это поможет, Макс?
— Не стоило беспокоиться, я уже сама ее проанализировала. Она гениальна в своей простоте. Жду не дождусь, когда смогу запустить коготки своих байтов в те надписи, где содержатся слова.
— Макс?
— Слушаю, Хайрем?
— Сосредоточься на расшифровке звездных символов и отложи на время работу над алфавитными текстами.
— Ты хочешь, чтобы я произвела сравнительный анализ древней и современной звездных карт? — уточнила Макс.
— Да. Сделай все, что сможешь, и чем скорее, тем лучше.
— До пяти вечера подождешь? К тому времени я рассчитываю подобрать к ним ключ.
— Приступай, — коротко ответил Йегер.
— Макс просит всего несколько часов на работу, которая отняла бы у меня месяцы, если не годы? — недоверчиво переспросила Пэт.
— Не стоит ее недооценивать. — Йегер развернулся на вращающемся стуле и отхлебнул глоток давно остывшего кофе. — Я провел лучшие годы своей жизни, собирая и программируя Макс буквально по крупицам. Подобной компьютерной системы нет больше нигде в мире, хотя это отнюдь не означает, что она морально не устареет уже через декаду. Но, если говорить о настоящем, очень мало такого, чего она сделать не в состоянии. Главное же в том, что она не только уникальна, но и принадлежит сердцем и душой мне и НУМА.
— А патенты? Ведь вы государственный служащий и обязаны передать права правительству.
— Адмирал Сэндекер — это вам не какой-нибудь бездушный чинуша-буквоед. У нас с ним устный контракт: он доверяет мне, а я ему. Пятьдесят процентов патентных отчислений и гонораров за пользование накопленной нами базой данных идет НУМА, пятьдесят — мне.
— Повезло вам с начальством, — не без зависти вздохнула Патриция. — Любой другой на его месте выписал бы вам солидную премию, вручил золотые часы в подарок, дружески похлопал по спине, произнес тост в вашу честь на торжественном банкете, но вот денежки ваши точно бы зажал.
— А мне вообще повезло с сослуживцами, — очень серьезно ответил Йегер. — Адмирал, Руди Ганн, Ал Джиордино, Дирк Питт — я горжусь дружбой с этими людьми.
— Вы давно с ними знакомы?
— Скоро уже пятнадцать лет. Мы с ними не один пуд соли съели и не одну загадку океана разгадали.
— Послушайте, Хайрем, а не заняться ли нам, чтобы скоротать ожидание, пока Макс не закончит, анализом настенных текстов? Вдруг до чего-нибудь полезного додумаемся…
— Почему бы и нет? — пожал плечами Йегер.
— Вы можете вернуть голографическое изображение камеры?
— Ну это нам раз плюнуть, — весело отозвался компьютерщик, вводя команду с клавиатуры; мгновение спустя вокруг платформы снова появились внутренние стены пещеры.
— Чтобы расшифровать неизвестное алфавитное письмо, — лекторским тоном начала Пэт, — прежде всего необходимо отделить гласные от согласных. Поскольку я не усматриваю признаков того, что эти знаки символизируют идеи или предметы, будем предполагать, что они представляют собой отдельные буквы и обозначают звуки.
— А ученым известно происхождение самого первого алфавита? — полюбопытствовал Йегер.
— Сохранилось очень мало вещественных доказательств, но большинство эпиграфистов считают, что его изобрели в древних Ханаане и Финикии где-то между тысяча семисотым и тысяча пятисотым годами до новой эры. Он называется северо-шемитским. Разумеется, ведущие специалисты до сих пор спорят друг с другом по этому поводу, хотя все в общем-то сходятся в двух вещах: во-первых, честь создания алфавитного письма принадлежит одной из ранних средиземноморских культур, а во-вторых, базой для него послужила античная геометрическая символика. Много позже его восприняли и существенно улучшили греки; те буквенные знаки, которыми мы сегодня пользуемся, во многом родственны древнегреческому алфавиту. Дальнейшему прогрессу он обязан этрускам, но более всего — римлянам. Последние, развивая письменную латынь, не стеснялись широко прибегать к заимствованиям, однако в результате мы с вами как раз и имеем те двадцать шесть букв классического латинского алфавита, к которым привыкли с детства.
— Спасибо, — кротко кивнул Хайрем. — С чего начнем?
— Практически с нуля, — вздохнула Пэт, сверяясь со своими записями. — Мне не известно ни одной древней системы письма, у которой символы соответствовали бы найденным в пещере. Абсолютно никакой взаимосвязи, что само по себе крайне необычно. Просматривается лишь очень отдаленное сходство с огамическим алфавитом древних кельтов, но больше у меня ни единой зацепки.
— Ох, чуть не забыл! — спохватился Йегер, протягивая Пэт небольшой цилиндрический пульт с миниатюрной камерой на конце. — Макс уже закодировала все символы. Если с моей стороны потребуется помощь в каких-либо расчетах, просто направьте камеру на тот знак или строку в тексте, которые вас заинтересовали, и я тут же приступлю к созданию программы дешифровки.
— Звучит заманчиво, — облизнулась Пэт, дрожа от возбуждения, как старая боевая лошадь, услышавшая звуки военных горнов. — Давайте первым делом составим каталог различных символов и посчитаем, сколько раз и в каких сочетаниях каждый из них встречается. Потом попытаемся выделить на этой базе наиболее употребительные слова.
— Вроде союзов и артиклей? — догадался Хайрем.
— Вроде, хотя, как правило, в древних надписях очень редко попадаются слова, которые сегодня мы воспринимаем как нечто само собой разумеющееся. Но в первую очередь хотелось бы все-таки попробовать отделить гласные от согласных.
Они трудились весь день без перерыва. В полдень Йегер отправил посыльного в кафетерий НУМА за сандвичами и чем-нибудь безалкогольным. Пэт к тому времени уже начала злиться и злилась все сильнее с каждым уходящим часом. Символы выглядели до идиотизма простыми, но расшифровке упорно не поддавались. К пяти вечера результат оставался так же близок к нулю, как и в начале работы.
— Ну почему систему нумерации оказалось так легко расколоть, а с алфавитом столько возни?! — выплеснула она наружу накопившееся раздражение, с силой ударив себя кулаком по колену.
— Не отложить ли нам до завтра? — предложил Йегер.
— Я еще не устала.
— Я тоже, — парировал Хайрем. — Но с утра у нас будет свежий взгляд. Не знаю, как у вас, а у меня лучшие решения частенько рождаются во сне. К тому же Макс не нуждается в отдыхе. Я поручу ей потрудиться ночью над вашими текстами и готов поспорить, что к нашему приходу у нее обязательно появятся какие-нибудь идеи насчет перевода.
— Ну что ж, в таком случае не возражаю, — скрепя сердце, согласилась Пэт.
— Тогда я вызову Макс и спрошу, как там у нее дела со звездами.
На этот раз Йегер не прикоснулся к клавиатуре, а просто нажал кнопку связи на пульте и позвал:
— Макс, ты где, прекрасное создание? Возникшее на экране монитора женское лицо выражало нескрываемое неодобрение.
— Вы что так долго копаетесь?! — возмущенно напустилась она на Хайрема и остолбеневшую от неожиданности доктора О’Коннелл. — Нельзя было раньше со мной связаться? Я уже битых два часа от безделья маюсь!
— Прости, Макс, и не шуми так, пожалуйста, — сказал Йегер примирительным тоном, не выражая, однако, глубокого сожаления. — Мы были заняты.
— Погоди, так ведь всего несколько часов прошло, — наивно удивилась Пэт. — Неужели ты добилась прорыва за такой короткий срок?
— Какой там, к черту, прорыв! — огрызнулась Макс. — Я добилась того, что могу дать вам точный ответ на поставленный вопрос. И могла, кстати, сделать это еще два часа назад, — добавила она не без яда в голосе.
— Больше ты от меня извинений не дождешься, — предупредил Йегер. — А теперь докладывай. Начни с алгоритма решения.
— Ты не думал, надеюсь, дорогой, что я сама буду рассчитывать параметры движения звезд? — капризно надув губы, осведомилась Макс.
— Я твоей свободы действий, кажется, не ограничивал, — осторожно заметил Хайрем.
— Да и с чего мне напрягать собственные микросхемы, когда я всегда могу перевалить черновую работу на другие компьютеры? — продолжала она, как будто в чем-то оправдываясь.
— Макс, крошка, об этом позже. Прошу тебя, расскажи нам, что ты нашла?
— Ладно. Прежде всего, определение расположения небесных тел требует сложных геометрических расчетов. Не стану затруднять вас скучными подробностями. Моя задача состояла в том, чтобы определить место, где были измерены координаты, выгравированные на камнях пещеры. Я установила точку наблюдения с точностью до нескольких миль, а также те звезды, по которым астрономы древних рассчитывали отклонения за многолетний период. Выяснила, что три звезды в поясе созвездия Ориона подверглись смещению, а положение Сириуса осталось фиксированным. С этими данными я влезла в астрометрический компьютер Национального научного центра.
— Как тебе не стыдно, Макс! — покачал головой Йегер. — Ты можешь меня сильно подставить, если будешь незаконно шарить по чужим сетям.
— Компьютер в ННЦ ко мне вроде бы неравнодушен. Он обещал стереть мой запрос.
— Надеюсь, ему можно верить, — с сомнением хмыкнул Йегер, чья суровость была чистой воды притворством; он сам сотни раз взламывал чужие компьютерные программы в поисках засекреченных данных, знать о которых ему не полагалось.
— Астрометрия, — невозмутимо продолжала Макс, — это, если вы не в курсе, один из старейших разделов астрономии, и занимается определением движения звезд. Пока понятно?
— Давай дальше, — поторопила ее Пэт.
— Тот компьютерный паренек в ННЦ, конечно, куда слабее меня, но задачка для него элементарна, и я его уболтала рассчитать время изменения положений Сириуса и Ориона на момент строительства той камеры в сравнении с их теперешними небесными координатами.