— Да, мне тоже так говорили, — согласился он, лихорадочно обдумывая дальнейшую тактику.
— Мы установили… контакт с лучшими астрономами Европы и Америки, которые подтвердили предсказание эменитов. Все они согласны, что возвратная орбита кометы была определена в пространстве и времени с потрясающей точностью.
— И ваша семейка безжалостных клонов припрятала и тайно хранила эту информацию вместо того, чтобы предупредить человечество! — со злостью бросил Питт. — А ваши агенты, которые устанавливали контакт, не позволили астрономам говорить. Очевидно, такого слова, как человеколюбие, в словаре Вольфов не имеется.
— Зачем же поднимать панику на весь мир? — пренебрежительно усмехнулась Эльза. — Какая от этого в конечном счете польза? Пусть лучше люди умрут в неведении, без предварительных душевных мук и терзаний.
— Ах, какой гуманизм!
— Жизнь принадлежит тем, кто к ней лучше приспособлен и умеет планирован.
— А что же станется с Вольфами-сверхчеловеками? Что предохранит вас от гибели вместе с остальным человеческим мусором?
— Наша семья наверняка выживет и в волнах потопа, и в пламени пожаров, — убежденно сказала она. — Мы больше пятидесяти лет претворяем в жизнь наш план спасения и полностью подготовились к катастрофе и ее последствиям.
— Пятьдесят лет! — присвистнул Питт. — Так это тогда вы нашли пещеру с эменитскими надписями, где говорилось об их почти полном истреблении после падения первой кометы?
— Да, — подтвердила Эльза.
— И сколько всего таких пещер?
— Эмениты упоминают о шести.
— А сколько нашла ваша семья?
— Одну.
— И мы две. Значит, остается еще три.
— Одно хранилище, оставленное на Гавайях, было уничтожено извержением вулкана. Оно навеки погребено под миллионами тонн лавы и более недоступно. Другая камера находилась в горах Тибета и также погибла после землетрясения восьмисотого года новой эры. Не найдена только одна. Вероятнее всего, искать ее следует где-то на склонах горы Ласкар в Чили.
— Если она до сих пор не найдена, зачем вы убили группу студентов, исследовавших пещеры на этой горе? — спросил Питт, тщательно подбирая слова.
Эльза метнула на него полный ненависти взгляд, но промолчала.
— Ладно, тогда скажите, где находится то эменитское хранилище, которое вы нашли первым?
Она посмотрела на него чуть ли не с жалостью, как смотрят на безнадежно больного человека.
— Самые первые эменитские надписи и предметы мы нашли в храме одного из их портовых городов. И не нужно больше ничего спрашивать, потому что я уже сказала все, что хотела, мистер Питт. Могу только добавить, что рекомендую вам попрощаться с друзьями и близкими. Потому что очень скоро все, что останется от ваших разорванных в клочья тел, будет носиться по волнам моря, которого раньше не существовало.
С этими словами Эльза Вольф закрыла глаза и отключилась от Питта и окружающего мира столь же эффективно, как если бы ушла в глубокую заморозку.
28
Когда Питт покидал клинику, день уже клонился к вечеру, и он решил не возвращаться в НУМА, а сразу отправиться домой. Попал, как назло, в час пик и медленно полз в потоке машин, пока в конце концов не добрался до съезда с моста Рокамбо на Вашингтон-Мемориал-Парквей. Дальше дело пошло веселей, и он уже подъезжал по служебной дорожке аэропорта к своему ангару, когда запищал спутниковый телефон.
— Да?
— Привет, милый! — раздался в трубке чарующий голос депутата Конгресса Лорен Смит.
— Всегда рад слышать моего любимого народного представителя.
— Что ты делаешь сегодня вечером?
— Собирался зажарить омлет с копченым лососем, принять душ и посмотреть телевизор, — ответил Питт, проезжая мимо охранника, который завистливым взглядом проводил его коллекционный «форд».
— До чего скучная жизнь у холостяков, — притворно вздохнула она.
— По барам я перестал шляться сразу после совершеннолетия.
— Ну да, как же, расскажи кому-нибудь другому. — Она отвлеклась, отвечая на какой-то вопрос одного из своих помощников. — Извини. Тут избиратель позвонил и пожаловался на выбоины на дороге перед своим домом.
— Скучная жизнь у конгрессменов, — отплатил ей Питт той же монетой.
— А за хамство ты меня повезешь сегодня ужинать в «Сен-Сир».
— Хороший у тебя вкус, крошка. Это мне обойдется в месячную зарплату. А по какому случаю гуляем?
— Передо мной на столе лежит досье на «Дестини Энтерпрайзес» в кирпич толщиной, и обойдется оно тебе ровно в то, что я сказала.
— Тебе никогда не говорили, что ты занимаешься не своим делом?
— Я продавала душу за прохождение законов куда чаще, чем любая шлюха продавала свое тело клиенту.
Питт остановил машину возле дверей ангара и нажал кнопку на дистанционном пульте.
— Надеюсь, ты заказала столик? В «Сен-Сир», насколько я помню, с улицы не пускают.
— Я однажды оказала услугу тамошнему шеф-повару. Можешь мне поверить, у нас будут лучшие места во всем заведении. Подъезжай за мной домой в половине восьмого.
— А скидку на выпивку твой знакомый мне устроить не сможет?
— Очень остроумно! — фыркнула Лорен. — До встречи.
У Питта не было настроения завязывать галстук, и к дому Лорен в Александрии он подкатил в серых слаксах, темно-синей спортивной куртке и шафрановом свитере с высоким воротом. Лорен заметила его машину с балкона четвертого этажа, помахала рукой и быстро спустилась вниз. Она выглядела ослепительно в черной кружевной блузке с бисером, плиссированных спереди брюках «палаццо» и манто из искусственного меха до колен. При ней был черный кожаный кейс, удачно гармонировавший с нарядом. Шляпку она надевать не стала, потому что еще с балкона увидела поднятый верх «форда» и могла не беспокоиться, что ветер растреплет волосы.
Питт вышел из машины и галантно распахнул перед Лорен дверцу.
— Приятно видеть, что не перевелись еще на свете джентльмены, — сказала она, кокетливо улыбнувшись.
— Старая школа. — Он нагнулся и поцеловал ее в щеку.
До ресторана пришлось добираться каких-то две мили. Служитель на парковке засветился, как свечка в хеллоуинской тыкве, заметив подъезжающий «форд» 1936 года. А от практически бесшумного выхлопа машины по спине у него пробежала сладострастная дрожь.
Он выписал квитанцию, сел за руль, но отъехать не успел, потому что Питт сунул голову в окно и посмотрел на приборную доску.
— Что-нибудь не так, сэр? — нервно спросил служитель.
— Да нет, ничего. Просто проверил счетчик пробега, — усмехнулся Питт, понимающе глядя на молодого человека.
Мечта прокатиться на шикарной тачке, пока хозяин ужинает, умерла, едва успев родиться. Печально повесив голову и что-то бормоча себе под нос, парнишка медленно въехал на стоянку и припарковал «форд» рядом с «бентли».
Ужин в «Сен-Сире» оставлял незабываемое впечатление. Ресторан был расположен в кирпичном доме восемнадцатого века, а его шеф-повар и совладелец попал в Вашингтон из Парижа через Канны, где его «открыли» двое богатых вашингтонских промышленников, имевших вкус к хорошей еде и хорошему вину. Они субсидировали открытие ресторана, выделив шеф-повару пятьдесят процентов пая. В отделке главного зала преобладали темно-синие и золотые тона, декор и мебель были выдержаны в марокканском стиле. Всего двенадцать столиков, которые обслуживали шесть официантов и четверо подносчиков. Что Питту больше всего нравилось в «Сен-Сире» — это акустика. Тяжелые шторы и мили ткани на стенах глушили все звуки до минимума — не то что в других ресторанах, где порой не слышно соседа по столу, а всеобщий шум и гвалт портит все удовольствие от изысканной еды.
Метрдотель усадил их за столик на двоих в уединенной нише в стороне от главного зала.
— Шампанское или вино? — поинтересовался Питт.
— Зачем спрашивать? — удивилась Лорен. — Ты же знаешь, что хорошее каберне приводит меня в расслабленное состояние.
Питт заказал бутылку «Мартин Рей Каберне Совиньон» и устроился поудобнее в кожаном кресле.
— Пока ждем заказа, может, расскажешь мне вкратце, что ты такого интересного накопала по «Дестини Энтерпрайзес»? Лорен надула губы:
— У-у, противный! Я-то надеялась, ты меня сначала хотя бы накормишь.
— Ну до чего же продажный народ эти политики! — вздохнул Питт.
Она наклонилась, открыла кейс и достала несколько папок.
— «Дестини Энтерпрайзес» не принадлежит к числу корпораций, злоупотребляющих связями с общественностью и рекламными кампаниями. Ее акции никогда не поступали в продажу, и она полностью находится во владении семьи Вольф на протяжении трех поколений. Они не издают и тем более не распространяют финансовые или годовые балансовые отчеты. Разумеется, они никогда бы не смогли работать с такой степенью закрытости ни в Европе, ни в Азии, ни в США, но они имеют колоссальное влияние на правительство Аргентины. Это началось еще при Пероне после Второй мировой войны.
Питт успел прочесть несколько страниц первого досье, когда принесли вино. Официант налил ему чуть-чуть в бокал, Питт посмотрел бокал на свет, понюхал, пригубил, вдумчиво раскатал по языку и нёбу терпкую, ароматную жидкость, чтобы прочувствовать букет, и лишь потом проглотил. Поднял глаза на официанта и улыбнулся:
— Меня всегда восхищала утонченность и одновременно твердость духа этого вина.
— Прекрасный выбор, сэр, — одобрил официант. — Немногие из наших посетителей вообще знают эту марку.
Питт позволил себе еще глоток вина перед тем, как вернуться к папке.
— Тут написано, что «Дестини Энтерпрайзес» возникла в 1947 году словно из ниоткуда.
Лорен рассеянно разглядывала темно-красную жидкость в своем бокале.
— Я наняла агента для просмотра аргентинской прессы того периода. Фамилия Вольф в разделах, посвященных бизнесу, нигде не упоминается. Мой агент сумел обнаружить только туманные слухи и намеки, что будто бы корпорация создана высшими нацистскими заправилами, удравшими из Германии перед капитуляцией.