— Насколько мне известно, — заметил Литтл, — разведорганы союзников не придавали значения слухам об антарктической базе немцев, усматривая в них не более чем пропагандистский трюк с дальним прицелом.
Хоцафель криво усмехнулся:
— На это и было рассчитано. Правда, однажды адмирал Дениц чуть не проговорился. Выступая перед командирами подводных лодок, он заявил: «Немецкий подводный флот гордится тем, что построил для фюрера на краю земли несокрушимую твердыню, новый Шангри-Ла». К счастью для нас, никто тогда не обратил внимания на эту фразу. Те субмарины, которыми я командовал, никогда не посылались в Антарктику, так что лишь в самом конце войны, приняв командование «U-699», я узнал об этой секретной базе под кодовым названием «Новый Берлин».
— Но как же ее сумели построить, сохранив в тайне такой грандиозный проект? — спросил Сэндекер.
— С началом войны по личному приказу фюрера в южные моря были направлены два рейдера с инструкцией топить все без исключения суда враждебной Германии принадлежности, чтобы союзники не получили никакой информации о производимых работах. В конечном итоге англичане потопили оба рейдера, но до того момента они успели захватить и уничтожить целый флот союзных судов, включая множество рыболовецких и китобойных, промышлявших в этом регионе. Одновременно нацисты подготовили армаду большегрузных транспортов, замаскированных под торговые суда союзников, и флотилию подводных лодок, предназначенных не для ведения военных действий, а опять же для перевозки грузов. Вот они-то и доставляли людей, оборудование и припасы к антарктическим берегам, где были найдены останки древней цивилизации, могущей, по мнению некоторых ученых, оказаться той самой легендарной Атлантидой.
— Но для чего все-таки им понадобилось строить базу на древних руинах? — недоуменно спросил Литтл. — И какой военной цели она служила, находясь так далеко от основного театра военных действий?
— Сам по себе покинутый древний город стратегического значения не имел. Другое дело — гигантская ледяная пещера, обнаруженная под тем же ледовым куполом, что и город. Протяженность пещеры двадцать пять миль, а заканчивается она геотермальным озером площадью в сто десять квадратных миль. Там высадили многочисленную группу ученых, инженеров, строителей, представителей всех родов войск — сухопутных, авиации и флота — ну и, конечно, соответствующий контингент СС для поддержания режима безопасности и надзора за ходом работ. Туда же завезли целую армию рабочих — в основном пленных русских из Сибири, привычных к холодному климату.
— И что потом случилось с этими русскими пленными, когда база была построена?
Хоцафель помрачнел:
— Нацисты не могли подвергать опасности раскрытия самый охраняемый секрет Германии. Рабочие либо погибли от непосильного труда, либо были ликвидированы.
Сэндекер проводил хмурым взглядом уходящую к потолку спираль дыма:
— Выходит, там подо льдом лежат тысячи безымянных и всеми забытых русских?
— Для нацистов человеческая жизнь ничего не стоила, — с грустью сказал Хоцафель. — Ради строительства крепости-убежища, откуда возродится Четвертый рейх, они готовы были пойти на любые жертвы.
— Четвертый рейх, Четвертая империя, Новый удел — с отвращением произнес Сэндекер. — Последний бастион нацистов в их очередной попытке завоевать мировое господство. Когда ж они наконец уймутся?
— Немцы — народ упрямый, — вздохнул Хоцафель.
— Вы эту базу видели? — спросил Литтл. Старый адмирал кивнул:
— После выхода из Бергена капитан Харгер на «U-2015» и я на «U-699», ни разу не всплыв на поверхность, пересекли Атлантику и пришли в одну укромную бухточку, затерявшуюся среди тысяч других на пустынном побережье Патагонии.
— Где выгрузили пассажиров и карго, — подхватил Сэндекер.
— Вы знакомы с этой операцией?
— Только в общих чертах.
— Тогда я должен сообщить, что в тот раз все было несколько иначе. Мы высадили только пассажиров и выгрузили контейнер со спермой и клеточной тканью фюрера. А шедевры искусства, золото и прочие ценности, равно как и священные реликвии нацистов, остались на борту. Мы же с капитаном Харгером ушли к базе в Антарктиде. После встречи с кораблем-заправщиком мы продолжили путь и прибыли к месту назначения в начале июня 1945 года. Это чудо немецкой инженерно-технической мысли поразило меня с первого взгляда. Прибывший с берега лоцман встал за штурвал «U-2015», a мы пошли у нее в кильватере, всплыв внутри огромной полости, совершенно незаметной с моря на расстоянии в четверть мили. Мы пришвартовались к ледяному пирсу, способному одновременно принять несколько больших транспортных судов и подлодок. Нам с капитаном Харгером указали место швартовки рядом с военным транспортом, откуда как раз выгружали самолет в разобранном виде…
— Так они еще и самолеты с этой базы запускали? — перебил Литтл.
— Это было последнее слово немецкой авиационной промышленности. Реактивный бомбардировщик «Юнкерс-287», переоборудованный в транспортник, снабженный лыжами и специально приспособленный для полярных условий. Заключенные вырезали во льду большой ангар и тяжелыми строительными машинами выровняли взлетно-посадочную полосу в милю длиной. За пять лет целые ледяные горы выпотрошили и построили настоящий город, в котором проживало пять тысяч человек, включая пленных русских.
— Разве тепло, выделяемое таким количеством людей, машин и механизмов не вызывало усиленное таяние льда? — спросил Литтл.
— Немецкие химики разработали специальное покрытие для ледяных стен, предотвращающее таяние. Температура внутри полости поддерживалась на уровне двадцати одного градуса по Цельсию.
— А для каких целей собирались использовать базу после войны? — поинтересовался Сэндекер.
— Насколько я понимаю, замысел состоял в том, чтобы остатки нацистской элиты, обосновавшись на территории базы, скрытно прибирали к рукам экономику Южной Америки, скупая большие латифундии и крупнейшие предприятия. Они также инвестировали колоссальные суммы в новую Германию и страны Азии, используя вывезенный золотой запас, выручку от продажи кое-каких трофейных сокровищ и поддельные доллары, отпечатанные с подлинных матриц Казначейства США. Каким образом они попали к ним в руки, я точно не знаю, но ходили слухи, что люди Канариса перехватили их у похитившего матрицы советского агента. Короче говоря, финансы для зарождающегося Четвертого рейха проблемы не составляли.
— И сколько времени вы провели на этой базе? — спросил Литтл.
— Два месяца. Потом отвел свою лодку с экипажем в устье Ла-Платы и сдался местным властям. Капитан аргентинского флота поднялся на борт и приказал мне следовать на военно-морскую базу Мар-де-ла-Плата. Тогда же я отдал свой последний приказ, а потом сдал командованию базы опустевшую подлодку.
— И когда это произошло?
— Спустя три месяца и три недели после окончания войны.
— Что было потом?
— Меня и мой экипаж интернировали и держали под замком до прибытия агентов английских и американских спецслужб. Допросы продолжались шесть недель, после чего нас отпустили и разрешили вернуться домой.
— Насколько я понимаю, ни вы, ни ваши люди ни о чем не проговорились?
Хоцафель улыбнулся:
— За три недели пути от Антарктиды до Аргентины у нас было достаточно времени, чтобы отрепетировать и согласовать будущие показания. Быть может, звучит несколько мелодраматично, но ни один из нас не раскололся, и следователи ничего не узнали. Они были очень недоверчивы, да и кто на их месте вел бы себя по-другому? Немецкий военный корабль бесследно исчезает, где-то прячется почти четыре месяца и потом вдруг снова объявляется невесть откуда. При этом его командир утверждает, что все радиосообщения о капитуляции Германии считал уловкой союзников и провокацией, направленной на то, чтобы он выдал свое местоположение. Не слишком правдоподобная версия, но опровергнуть ее они не смогли, как ни старались. — Он помолчал, глядя на искусственное пламя в камине. — «U-699» передали военному флоту Соединенных Штатов и отбуксировали на базу в Норфолке, где разобрали до последнего винтика и сдали в металлолом.
— А что сталось с «U-2015»? — попытался прощупать его Сэндекер.
— Об этом мне не известно. Я о ней никогда больше ничего не слышал и Харгера больше никогда не видел.
— Тогда вам, наверное, будет небезынтересно узнать, — удовлетворенно кивнул Сэндекер, — что она была потоплена в Антарктике американской атомной подлодкой всего несколько дней назад.
Хоцафель прищурился:
— До меня доходили слухи о какой-то немецкой подлодке класса «U», неоднократно замеченной в южных полярных водах, но я не придавал им значения.
— Поскольку многие из наиболее совершенных германских субмарин все еще числятся пропавшими без вести, — заметил Литтл, — мы подозреваем, что целая флотилия их была зарезервирована нацистской верхушкой для тайных послевоенных перевозок, которые продолжались годами.
— Вынужден признать, что такое весьма вероятно.
Сэндекер открыл рот, собираясь что-то добавить, но тут снова зазвонил телефон. Он включил спикер и стиснул зубы, одновременно стремясь поскорее услышать новости и страшась того, что они могут оказаться скверными.
— Да?
— Это опять я, сэр. Звоню так, на всякий случай, — послышался голос Питта. — Пицца уже у ваших дверей, а посыльный возвращается обратно, мужественно борясь с напряженным уличным движением.
— Спасибо, что позвонили, — сказал Сэндекер. Облегчения в его голосе не ощущалось.
— Надеюсь, вы снова обратитесь к нам, когда захочется пиццы.
— Предпочитаю пирожки, — буркнул Сэндекер и повесил трубку. — Ну что ж, джентльмены, могу сообщить, что они добрались до самолета и поднялись в воздух.
— Так они, можно считать, уже дома! — вскочил с места сразу оживившийся Литтл.
Сэндекер отрицательно покачал головой:
— Упоминание Питтом напряженного уличного движения означает, что их атакуют самолеты или вертолеты охраны. Боюсь, они удрали от акул и угодили прямо в стаю барракуд.