– Давайте я попробую узнать что и как, – предлагает Чиро, обращаясь к Бэй. – А вы оставайтесь здесь. Спрячь их. – Он ощупывает орден у себя на шее. – Может быть, боги будут на нашей стороне, – говорит он и быстро идет к двери.
– Почему ты должна нас прятать? – спрашиваю я Бэй.
– Храм – единственное место, где ты можешь быть в безопасности, – отвечает она. – Но даже здесь тебе надолго не спрятаться. Сиренам опасно оставаться Наверху.
Я знаю об этом. Мне небезопасно находиться в любом мире.
– Ты доверяешь Чиро, – продолжаю я свои расспросы. – Почему?
– Потому что он возглавляет движение тех, кто хочет спасти мир Внизу. Чиро убежден, что их люди не должны позволить Атлантии погибнуть.
– Интересно, почему его заботит, выживет кто-то из нас или нет?
– Это все из-за ракушек, – говорит Бэй.
– А при чем тут ракушки? – недоумеваю я.
– Я ничего о них не знала, пока не поднялась на поверхность, – объясняет сестренка. – Но Чиро рассказал мне. И другие тоже. Годами ракушки появлялись на поверхности вместе с телами умерших Внизу. Они были у них в карманах или на шее, в виде амулетов. Поначалу сборщики – те, кто собирает все ценное, что можно найти на трупах, – выбрасывали эти ракушки прямо на берегу. Они валялись тут повсюду, поскольку не представляли никакой ценности. Но однажды кто-то поднял такую ракушку, приложил ее к уху и вдруг услышал голос. Это не был голос сирены, он ничего не приказывал; это был голос обыкновенного человека из мира Внизу.
Я начинаю понимать.
– Но голос исчез сразу после того, как его услышали, – продолжает Бэй. – И потому люди тогда подумали, что тот, кто нашел эту первую ракушку, все выдумал. Но потом и другие, прогуливаясь по берегу, стали подбирать ракушки и прикладывать их к уху. Случалось, что и они тоже слышали человеческие голоса. Сборщики постепенно поняли, что необычные ракушки – это те, которые они находили на телах мертвых из мира Внизу. Они перестали выбрасывать такие ракушки и начали приносить их Чиро. Звук этих голосов разбил его сердце. Годами здесь находились люди, которые внимательно слушали голоса в ракушках. Поверь, Рио, не все Наверху хотят нашей смерти. Здешние жители верят, что эти говорящие ракушки – послание от богов. Никто не знает, как еще могло случиться такое чудо.
А вот я знаю.
Все произошло благодаря Майре, которая и сохраняла эти голоса.
«Еще очень давно я обнаружила, что лучшие голоса можно услышать именно в тюремных стенах», – так сказала мне тетушка. Не эти ли истории она посылала Наверх? Истории находящихся в заключении людей, которые хотят стать свободными.
Видимо, когда Майра сохраняла для меня голос Бэй в той, первой раковине, сестра об этом не знала. Тогда понятно, почему сестра не передала мне сообщение, а просто пела. Сохраненные в раковинах голоса были секретом Майры и Океании, а потом Майра поделилась этой тайной и со мной тоже, потому что я была сиреной.
Она не могла быть уверенной в том, что Чиро найдет эти ракушки, она лишь надеялась, что кто-то их найдет.
– Здешние люди слушали наши истории, – говорит Бэй, – и постепенно у них появилось такое чувство, будто они знают нас.
– Но они все еще не верят, что сирены – это люди, – возражает Тру. – Они их убили.
– Да, некоторые до сих пор ненавидят сирен. Но есть такие, как Чиро, и их много. Они убеждены, что сирены люди и убивать их неправильно.
– Что ж, это лучше, чем Внизу, – говорю я. – Там лишь очень немногие считают нас людьми.
– Рио, – начинает Бэй, но замолкает.
Что она может на это сказать? Я всю жизнь скрывала свой настоящий голос, а она всю жизнь старалась защитить меня, и это был не наш выбор. Мы обе страдали от того, кто я есть на самом деле.
Или нет. Мы страдали не из-за этого, а потому что люди боятся тех, кто от них отличается, хотя в действительности мы очень похожи.
– Есть кое-что, чего я так и не могу понять, – говорю я. – Если голоса сирен действительно так сильны на поверхности, то каким образом здешние люди смогли им противостоять там, на острове?
– Понятия не имею, – признается Бэй.
Как бы я хотела, чтобы нам с ней не нужно было говорить обо всем этом, чтобы нам не надо было думать о сиренах и о собственном спасении. Я бы могла рассказать сестренке о том, как меня целовал Тру, и о том, как быстро, как действительно быстро я плавала по дорожкам. А она бы рассказала мне о своих чувствах к Фэну, о том, чем мечтает заняться в этой жизни, если не считать постоянной защиты сестры-сирены. Но времени на такие разговоры сейчас нет.
И будет ли оно у нас когда-нибудь?
Я вдруг чувствую приступ слабости и сажусь на пол. Кладу голову на руки. Дышать становится труднее, я не могу не думать о Майре.
Сестра опускает руку мне на спину.
– Есть люди, которые нам помогут, – говорит она. – Я со многими уже познакомилась. Они приходят к жрецу тех, кто, как и я, поднялся на поверхность и работает в трудовых лагерях.
– Что это за работа такая в трудовых лагерях? – спрашиваю я, а Фэн снова заходится в кашле. – Судя по всему, твой друг серьезно болен, ему не место в трудовом лагере.
Фэн в ответ только смеется:
– Им плевать на это. Наше здоровье никого не волнует.
– Жители этого мира позволяют нам подниматься на поверхность только потому, что им нужна дешевая рабочая сила, – поясняет Бэй.
– Они считают, что мы все сплошь тупицы, – говорит Фэн. – И, между прочим, правы. Мы и понятия не имеем о том, как устроен реальный мир.
– Они нас всех в гроб загонят, – жалуется сестренка. – Ночью нам дают пару свободных часов: за это время мы должны успеть добраться до города и решить все свои проблемы. Нам платят одну монету в день. Этого хватает только на еду и на самые необходимые мелочи.
– Ну, ты же знаешь свою сестру, – с улыбкой говорит мне Фэн. – В самый первый день, вместо того чтобы купить себе что-нибудь поесть, она прямиком отправилась в храм.
– Мы правильно сделали, что пошли сюда, – отвечает Бэй. – Ведь мы познакомились с Чиро и теперь бываем здесь каждый вечер.
Неудивительно, что у нее такой измученный вид – работает целый день, а потом приходит на службу в храм.
– Уверена: боги простят вас, если вы будете молиться не каждый вечер, – говорю я.
Фэн снова смеется:
– Мы не только с богами приходим общаться. Мы приходим сюда, чтобы люди из этого мира увидели: мы такие же, как они.
Фэн опять начинает отчаянно кашлять, и на этот раз приступ сильнее. Кашель у него просто жуткий – сухой, болезненный; кажется, беднягу вот-вот вывернет наизнанку. Конечно, воздух здесь еще загрязнен, но, похоже, Фэн реагирует на это сильнее прочих.
Я смотрю на Бэй. Усталые глаза, коротко подстриженные волосы. Интересно, она подстриглась, потому что не могла заплетать без меня косички или чтобы меньше думать обо мне? А может, причина вообще не во мне, а в чем-то совершенно другом?
– Пожалуйста, надень ее, – говорит Бэй Фэну, и я понимаю, что она имеет в виду кислородную маску, которая висит у него на боку.
– Да когда я надеваю эту штуку, мне вообще становится нечем дышать.
– Но она помогает, даже если тебе так не кажется. Маска тормозит процесс.
– Этого мы не можем знать наверняка, – возражает Фэн, но маску все-таки надевает.
– Это все из-за здешнего воздуха? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает Фэн. Теперь, в маске, его голос стал скучным и невыразительным, совсем как мой. – У меня легочная вода. Заболел еще до того, как сюда поднялся. Местный воздух, конечно, не способствует хорошему самочувствию, но мне так и так ничего не светит. А маска, по крайней мере, помогает дышать.
У меня сердце сжимается от жалости к сестре. Эта болезнь неизлечима.
– Давно ты об этом знаешь? – спрашивает Тру. Я вижу, что он потрясен не меньше меня.
– Догадался за несколько месяцев до годовщины Великого Раздела, – отвечает Фэн. – Просто почувствовал, что заболеваю.
– Ты мне не говорил.
– Я никому не говорил. На рынке продается средство, которое помогает от кашля, так что окружающие ничего не замечали. Именно тогда я и начал участвовать в ночных заплывах, чтобы как-то отвлечься. Да, это очень рискованно, но я рассудил: какая разница, если я все равно скоро умру. И там я встретил Бэй. А когда узнал, что она собирается Наверх, решил, что уйду вместе с ней.
– Уже потом мы узнали, что местные врачи могут помочь Фэну – за долгие годы жизни в отравленной атмосфере они в совершенстве научились лечить легочные заболевания, – но никто тут не станет тратить свое время на выходца из нижнего мира, – вставляет Бэй.
– Ну и ладно, – говорит Фэн. – Мы же не знали об этом, когда поднимались. Я просто хотел быть рядом с тобой и надеялся увидеть этот мир до того, как умру.
Фэн улыбается Бэй, и она мгновенно отвечает ему теплой и яркой, как солнце, улыбкой. Она любит этого парня.
И Фэн тоже любит мою сестру. Это видно по тому, как он с ней говорит и как на нее смотрит.
Значит, Бэй призналась ему, что собирается уйти Наверх.
Но мне она об этом не сказала.
Потому что считала, что должна защищать меня.
На минуту злость обрушивается на меня, как волны на прибрежные камни. Я злюсь на маму и на сестру за то, что они любили меня и от всего на свете защищали. Злюсь на людей из мира Внизу, которые хотят держать сирен под контролем, и на людей из мира Наверху, которые хотят убить их. Но больше всего я злюсь на алчных людей из прошлого, которые довели своих потомков до того, что единственным способом выжить для них стал Великий Раздел. Эти люди бездумно израсходовали все ресурсы, они сожгли деревья, отравили воздух. Их не волновало, что будет потом, и теперь мы должны расплачиваться за их расточительность.
Думаю, у Бэй тоже есть повод для злости, и не один.
Она всегда вынуждена была себя сдерживать. Старалась не расстраивать меня, чтобы я вдруг не заговорила слишком громко, она вообще всю свою жизнь строила так, чтобы защищать меня. Вряд ли это то, чего она хотела, но она все равно это делала. Мы встречаемся глазами, и я понимаю, что хотя мы обе и злимся, но в то же время очень любим друг друга – так было и так всегда будет.