Густав, ты единственный близкий родственник, который у меня остался. Я прошу тебя сохранить посылку в надежном месте, пока треволнения не улягутся и мы больше не будем находиться под бдительным надзором.
Я прошу тебя не разворачивать посылку. Если ты сделаешь это, у тебя может возникнуть желание продать этот предмет или присвоить его себе. Пожалуйста, Густав, какой бы соблазн ты ни испытывал, помни о том, что на моем попечении находятся два голодающих мальчика. Когда появится возможность, я сама продам этот предмет и вознагражу тебя щедрыми комиссионными.
Я вынуждена просить тебя об этом, так как совершила ошибку. Я сообщила командиру большевиков о существовании этого предмета. Теперь я боюсь, что они придут с обыском.
Пожалуйста, подтверди Атласу свое согласие, и тогда он передаст посылку.
Спасибо тебе, Густав. Я верю, что ты окажешься честным и верным человеком.
С любовью,
Рея Эсзу».
– Ты узнаешь почерк своей матери? – спросил я, когда Криг закончил чтение.
Он кивнул.
– Да, я не сомневаюсь, что это ее рука. Но это никоим образом не оправдывает тебя и ничего не меняет.
– Надеюсь, это объясняет события того дня. Утром твоя мать вручила мне письмо, а потом отдала кожаный кошель, который повесила мне на шею. Клянусь, Криг, я не знал, что лежит внутри.
– Чушь собачья! С какой стати моя мать доверила тебе такую важную задачу? Недавно ты признал, что я был физически сильнее тебя. К тому же я был ее родным сыном!
– Именно поэтому она выбрала меня. Нужно было пройти больше двадцати миль в мороз и пургу. Не было никакой гарантии, что я вообще выживу. Она защищала тебя.
Криг недоверчиво прищурился.
– Удобное оправдание.
– Всего лишь правда. Насколько я помню, в те дни ты вообще редко бывал дома и брал частные уроки у старого учителя в соседнем поселке. Такое было возможно только для одного из нас, и если это не убеждает тебя, что твоя мать ставила твои интересы превыше всего, то не знаю, что тебе еще нужно.
Он слегка шевельнул стволом пистолета.
– Продолжай свой рассказ.
Я тяжело сглотнул.
– Я помню, как открыл входную дверь, чтобы отправиться в путь. Ветер практически заталкивал меня обратно, но я выбрался наружу и за собой закрыл дверь. Когда я отошел примерно на тридцать футов, то увидел их.
– Кого?
– Солдат. Большевиков. Их было пятеро, и я понимал, что это не предвещает ничего хорошего. Я испугался… поэтому побежал в угольный сарай и спрятался там. Они подходили к дому, и я увидел, что их возглавляет тот человек, который спал с твоей матерью. Они принялись стучать в дверь, но твоя мать не открыла. Тогда они отстрелили засов и вломились в дом. Я слышал ее крик… – Мне пришлось на мгновение замолчать и собраться с духом, когда эти крики снова зазвучали в моей памяти. – Они разграбили дом. Они били вазы и лампы, ломали кровати… ты помнишь, как выглядело это побоище.
Криг немного помолчал, прежде чем ответить:
– Да, я помню.
– Мне казалось, что обыск продолжался очень долго, но они не нашли того, что искали, поскольку… ты сам знаешь. Когда они поняли, что поиски бесполезны, то разозлились. Они стали кричать на своего вожака, называть его лжецом и всячески проклинать за то, что он привел их туда. Это заставило его обратить злость на твою мать. Она яростно утверждала, что ничего не знает, но это не убедило его. Я слышал ее мольбы. Она говорила, что у нее маленький сын, который останется сиротой… – Пока я пересказывал эти события, у меня на глаза навернулись слезы. – Последовал ряд глухих ударов, и крики твоей матери становились все тише, пока не наступила тишина. Потом они просто ушли, вернулись в метель, откуда пришли. – Я собрался с духом, не желая упускать никаких подробностей. – Через некоторое время я набрался храбрости и вылез из сарая. Я был так напуган… Потом я зашел внутрь и увидел, что они натворили. Разрушили наш дом. Я звал твою мать, но уже понимал, что она не ответит на мои крики. Я нашел ее рядом с окровавленной иконой, которую царевич подарил твоему отцу за верную службу. Они избивали ее этой иконой, конечно же, в знак своей ненависти к царю и к его соратникам.
Криг побарабанил пальцами по столу.
– Ты держал икону в руке, когда я вошел в комнату.
– Да. Я лишь подобрал ее, чтобы отнести подальше от тела. И это все, клянусь жизнью моих дочерей.
Криг впервые отвернулся от меня и посмотрел на воду залива.
– Когда я подошел к дому, то сразу понял – что-то стряслось, потому что дверь была распахнута. Я прокрался внутрь как можно тише, не зная, кто может оказаться внутри. Но там был только ты. – Он повернулся и посмотрел мне в глаза. – Ты помнишь, что тогда сказал мне, Атлас?
Я с трудом сглотнул.
– «Мне жаль», – прошептал я.
– Не думаю, что ты сожалел о содеянном. Думаю, ты жалел, что тебя застигли с поличным.
– Ты сразу же набросился на меня, Криг. Я хорошо помню, как ты вырывал икону у меня из рук. Ты был очень силен.
– Но ты уцепился за нее…
– …И ты повалил меня на пол.
Криг облизнулся при этом воспоминании.
– Ворот твоей рубашки разодрался, и тогда я увидел кожаный кошелек. Мать всегда носила его на шее. Тогда я понял, что ты сделал, убийца и вор!
– Разница в том, Криг, что ты знал о содержимом кошелька, а я нет.
– Это ты так говоришь, Атлас. Да, я знал об алмазе. И я слышал, как моя мать говорила о нем в более определенном смысле, чем твои россказни. Это был мой шанс на выезд. Мой спасательный круг, мой билет на свободу. А ты отобрал его у меня… ты все отнял.
Криг медленно покачал головой.
– Тогда я полез в карман и замахал письмом у тебя перед лицом. А ты постарался задушить меня этой бумагой.
– У меня почти получилось.
– Да, если бы я не схватился за икону…
– И не напал на меня.
– И не защитил себя. Иначе я бы давно умер.
Криг ощетинился, как подросток.
– Скоро мы это исправим, Атлас.
– Мы знаем, что случилось потом. Пока ты шатался по комнате, я выбежал на мороз. Но я уже был одет для долгого пути. – Я пожал плечами. – Правда, тогда я не знал, насколько долгим он будет…
– Когда я пришел в себя, то выбежал за дверь.
– Я помню твои слова, с тех пор они не покидали меня.
– «Я найду тебя, Атлас Танит, где бы ты ни прятался, – повторил Криг. – И я убью тебя».
Я кивнул.
– Я бежал так долго, как только мог, чтобы оказаться как можно дальше от тебя. В конце концов я упал без сил в старом амбаре. – Воспоминания были настолько яркими, что я заново переживал каждый болезненный момент. – Я был вне себя от страха, Криг. У меня никого не осталось. Поэтому я решил сделать единственное, что пришло мне в голову: попробовать найти своего отца.
Криг погладил подбородок.
– Я рассчитывал на это. Хотя надеялся, что сибирская зима приберет тебя… но ты выжил. Понятия не имею, каким образом. – Он вопросительно взглянул на меня.
– Я тоже не знаю, Криг. Мое путешествие по России заняло полтора года. Я знал, что Швейцария лежит к западу от Тобольска, и шел, шел, шел туда.
– Откуда ты знал, куда идти?
Я указал на небо.
– Звезды. Мой отец научил меня ориентироваться по ним.
Криг недовольно фыркнул.
– Все это очень мило, но как ты спасался от голода и холода?
Я прикрыл глаза.
– Я верил, что звезды оберегают меня. Каждый раз, когда у меня больше не было сил, я находил пустую избушку или какой-нибудь добрый человек решал сжалиться надо мной. Но, увы, я был вынужден совершать такие дела, которыми нельзя гордиться.
– Ты крал?
Я кивнул.
– Да, я крал. Я лгал. Я обманывал людей. Но я выжил.
Криг окинул меня пристальным взглядом.
– Едва ли можно поверить, что восьмилетний мальчик смог пережить полтора года скитаний в российской глуши.
Я развел руками, и Криг машинально вскинул руку с пистолетом.
– Мне довелось пережить такие моменты, которые убедили меня, что физическая сторона нашего бытия – лишь часть общего. Не могу объяснить, как это получилось, но я выжил.
Криг хмыкнул, недовольный моим ответом.
– В итоге я умудрился обойти Швейцарию стороной. Мой путь завершился под кустом в парижском саду, где я свалился без сил.
Криг продолжал гнуть свое:
– Итак, ты пытался отыскать своего отца, чтобы отдать ему алмаз. Твой папаша знал об этом камне и велел тебе украсть его! Вы все обговорили заранее.
– Не буду винить тебя, Криг, но ты глух к голосу рассудка. Клянусь жизнью моих дочерей, я ничего не знал об алмазе, пока не оказался в угольном сарае и не заглянул в кошелек, полученный от твоей матери. И даже тогда я подумал, что это оникс или другой полудрагоценный камень, потому что твоя мать намазала его черной сапожной ваксой и обваляла в клее, которым пользовалась для резьбы по кости. Только когда он прилип к моим пальцам и я почистил его ветошью, я увидел скрытое внутри. Вот оно.
Я медленно расстегнул две верхние пуговицы рубашки и снял с шеи потертый кожаный кошелек.
– Что это?
– А как ты думаешь, Криг? Лучше бы ты дал мне шанс вернуть его восемьдесят лет назад, но ты решил убить меня, а я не хотел умирать. Ни тогда, ни потом, когда ты настигал меня, и мне снова приходилось бежать, спасая свою жизнь. В Лейпциге, где ты поджег дом, в котором я жил, или в лондонском книжном магазине… Тем не менее я берег алмаз все эти годы. Я надеялся, что если дело дойдет до крайности, то я смогу вернуть его тебе в обмен на жизнь и безопасность моих дочерей.
Криг взял кошелек и попытался развязать ремешки одной рукой, но это оказалось невозможно.
– Нет надобности держать меня под прицелом, Криг. Мне восемьдесят девять лет, и я не смогу убежать, даже если захочу. Вспомни, что я добровольно явился сюда.
Криг немного подумал и аккуратно положил оружие на стол. Потом развязал кошель и достал содержимое. Он внимательно осмотрел алмаз и начал обчищать сапожную ваксу об колено своих брюк. Потом он поднял камень на свет, и тот заиграл ослепительными бликами под лучами средиземноморского солнца.