У меня защипало в глазах от подступивших слез.
– Мне снова нужно бежать. Вам известно, что у меня большой опыт в этом деле. В конце концов, я должен завершить поиски моего отца. Если он где-то и может быть, то в Швейцарии. Я доберусь до границы, Элле, а потом…
– Вместе со мной, – перебила она.
Я энергично покачал головой.
– Нет, ты не понимаешь. Ты уже убедилась, к чему приводит близкое знакомство со мной. Я не могу подвергать тебя опасности.
Элле взяла меня за руку.
– Бо, пока я не познакомилась с тобой, моя жизнь была унылой и монотонной. Ты все изменил. Если ты уезжаешь, то и я тоже.
Она обняла меня. Эвелин прижала руку к груди, и я увидел, как Бройли недовольно качает головой.
– Пожалуйста! – взмолился я. – Ты должна находиться в безопасном месте.
– Ради всего святого, Бо, почему ты не слушаешь ее? – воскликнул Лорен и раздраженно всплеснул руками. – Разве ты не понимаешь, что любовь – это самое главное? Поверь на слово тому, кто знает. Эта девушка боготворит землю, по которой ты ходишь, и ты явно отвечаешь ей взаимностью. Не повторяй моих ошибок, Бо. Жизнь коротка. Живи ради любви, и ни для чего больше.
Я посмотрел Элле в глаза и понял, что вопрос больше не подлежит обсуждению.
– Хорошо. Мы направимся к границе сегодня вечером, после наступления темноты.
– Границы то, границы сё! – воскликнула Эвелин. – Бо, неужели ты на самом деле думаешь, что тетушка Эвелин позволит обречь тебя на такую участь?
Я растерянно посмотрел на нее.
– Не понимаю.
Она вздохнула.
– С того самого дня, когда ты появился в Париже, мсье Ландовски понял, что ты от чего-то убегаешь и что ты решил притвориться немым, поскольку был испуган. Он был достаточно прозорлив и предусмотрел, что на каком-то этапе тебе придется покинуть Париж. Он решил помочь тебе и составил соответствующий план. – Эвелин протянула мне конверт кремового цвета. – Рада сообщить, что на сегодняшнее утро ты являешься обладателем престижной премии Блюменталя.
У меня отвисла челюсть.
– Что это такое, Эвелин? – спросила Элле.
– Ты помнишь, Бо? – Эвелин посмотрела на меня, и я понял намек.
– Это премия, учрежденная американской благотворительницей Флоренс Блюменталь для молодых художников и музыкантов. Мсье Ландовски входит в жюри. Но, Эвелин, я не понимаю… Каким образом мне удалось получить премию?
– Мсье Ландовски договорился с Флоренс незадолго до ее смерти в тысяча девятьсот тридцатом году. Очевидно, мисс Флоренс была глубоко тронута твоей историей и согласилась, что если ты подвергнешься опасности в Париже, то премия достанется тебе вместе с денежными средствами, которые обеспечат твою безопасность.
Я недоверчиво хлопал глазами.
– Мои поздравления, Бо, – ласково сказала Элле.
– Прошу прощения. – Эвелин улыбнулась. – Мне следовало упомянуть, что премия будет разделена.
– Каким образом? – поинтересовалась Элле.
– Ты тоже являешься обладательницей премии Блюменталя. Мсье Ландовски позаботился, чтобы вы не остались без средств, если произойдет несчастье.
– О господи, – потрясенно пробормотала Элле. Я взял ее за руку и, несмотря ни на что, довольно улыбнулся.
– Разумеется, вы будете рады узнать, что по условиям конкурса вы оба должны будете продолжить музыкальное образование. В конце концов, вас наградили за музыкальные таланты.
– Как это устроено, Эвелин? – спросил я.
– Вам обеспечат перевод из Парижской консерватории в другую европейскую консерваторию. К счастью, у мсье Ландовски хорошие связи, и я ожидаю вестей от него с инструкцией о вашем дальнейшем продвижении.
– Этот человек с нелепыми усами поистине гениален, – пробормотал Бройли.
– Так и есть, Лорен. Сегодня утром я телеграфировала ему. Он разрабатывает план и вскоре сообщит мне о своем решении.
У меня не было слов.
– Эвелин, я не знаю, что и сказать…
Эвелин добродушно рассмеялась.
– Разве это не всегдашняя твоя проблема, юный мастер Бо?
Я снова обнял ее.
– Спасибо, Эвелин. Спасибо за все.
– Держи ее при себе, Бо, – прошептала она мне на ухо. – Она – твой дар небесный. – Когда я отстранился, ее карие глаза влажно блестели. Потом она хлопнула в ладоши, собираясь с духом: – А теперь мне нужно вернуться домой и дождаться телеграммы от мсье Ландовски. Когда я снова приду сюда, то принесу твои инструменты. Элле, ты могла бы написать записку для мадам Дюпон и подтвердить, что я твоя тетя, чтобы я смогла забрать твои пожитки?
– Хорошая мысль. – Элле взяла лист бумаги со стола Бройли и начала писать.
– Кстати говоря, если есть какие-то дела, которые вам нужно завершить до отъезда из Парижа, то сейчас самое время. До свидания, мои милые.
С этими словами Эвелин повернулась и вышла из квартиры. Мы немного постояли в молчании, осмысливая услышанное. Наконец я повернулся к Элле:
– Нам нужно составить письма. Нет ничего хуже, когда кто-то без объяснения исчезает из твоей жизни. Я напишу мсье Ивану.
Элле кивнула.
– А я напишу мадам Ганьон.
Я постарался, чтобы мое письмо мсье Ивану было кратким, но сердечным.
«Дорогой мсье Иван!
Надеюсь, что Эвелин связалась с вами и что это письмо будет доставлено по назначению. Мне жаль, что во вторник я не смог прийти на урок. Сейчас мне хочется поблагодарить вас за все. Вы не только были лучшим наставником, какого мог бы пожелать любой начинающий музыкант, но и кем-то гораздо большим: первым настоящим другом, которого я приобрел.
Надеюсь, однажды мы еще встретимся. В любом случае я всегда буду внимательно прослушивать все записи Парижского симфонического оркестра в надежде различить характерное звучание вашего инструмента. Возможно, вы сделаете то же самое, и тогда мы сможем навсегда сохранить друг друга в наших сердцах.
Хочу, чтобы вы знали: я ни в коей мере не считаю вас ответственным за прискорбные события последнего времени. Без вашей изобретательности и… помощи мсье Рахманинова не было бы никакой возможности устроить музыкальное обучение для Элле. Я бесконечно благодарен за то, что вы предоставили шанс нам обоим.
И наконец, пожалуйста, берегитесь некоего учителя игры на флейте. Ему нельзя доверять. Я хотел поделиться с вами этой информацией, поскольку… мы, эмигранты, должны помогать друг другу, верно?
Бо Деплеси».
Вечером Эвелин вернулась на такси вместе с нашими инструментами. Я пошел помогать с разгрузкой, но она вскинула руку, останавливая меня.
– Оставайся внутри, Бо. Никогда не знаешь, кто может следить за тобой.
Они с Бройли быстро выгрузили вещи, и она отпустила шофера.
– Я здесь ненадолго. У меня инструкции от мсье Ландовски. Во Французской академии у него есть коллега, другой парижский скульптор. Его зовут Павел Розенблюм. Сейчас удачное время: его дочь Карин собирается начать свой первый семестр в Лейпцигской консерватории. Он сделал несколько телефонных звонков, и теперь вы оба будете приняты туда студентами на старший курс.
– Лейпциг? – нервно спросила Элле. – В Германии?
Я обнял ее за талию.
– Да, ты права. Ясно, что для старшего курса нужно будет немного подправить ваш возраст. Я не вижу никаких проблем: вы оба выглядите старше своих лет.
– Когда мы уедем, Эвелин? – спросил я. – И как мы попадем в Германию?
– Ты помнишь, что мой сын Луи работает на заводе «Пежо»? По счастливому стечению обстоятельств, завтра утром он отправляет новый автомобиль клиенту из Люксембурга. Он перевезет вас через границу, а оттуда вы спокойно доберетесь до Лейпцига на поездах. Что касается документов, Бо, то ты позаимствуешь некоторые бумаги Марселя, а ты, Элле, воспользуешься бумагами Надин. Поскольку вы очень молоды, я не предвижу каких-либо осложнений при досмотре. После прибытия в Германию вам нужно будет отослать документы обратно.
Такая доброта была поистине неоценимой.
– Вам известно, где мы будем жить, Эвелин?
– Мне сообщили, что у вас будет жилье в квартале Йоханнисгассе, устроенное через мсье Розенблюма. Там же остановилась и его дочь Карин. У меня нет особых подробностей, все было организовано за один день, но, по всей видимости, это хорошее место.
Я мысленно перебрал оставшиеся практические вопросы.
– Как насчет денег?
– Мои дорогие, вы получили премию Блюменталя. Могу вас заверить, что материальная компенсация будет более чем достаточной для вашего содержания в течение трех лет обучения. Учеба будет оплачена, банковские счета открыты… Фонд Блюменталя обо всем позаботится. А пока что вот немного денег на еду и железнодорожные билеты. – Эвелин вручила мне коричневый конверт. – Внутри вы найдете адрес вашего жилья.
Я заглянул в ласковые глаза Эвелин.
– Эвелин, я никогда не смогу… – Мой голос сорвался. Я понял, что, возможно, мы видимся в последний раз, и у меня защемило сердце. Она молча привлекла меня к себе, и я уткнулся лицом в ее пальто.
– Спасибо, что был моим маленьким спутником, Бо. Помни: несмотря ни на что, хороших людей на свете больше, чем плохих. Я очень люблю тебя. – Она отстранилась и сунула руку в карман. – У меня есть телеграмма для тебя от мсье Ландовски.
Я взял телеграмму и положил ее в свой карман, изо всех сил стараясь не расплакаться. Эвелин с видимым усилием овладела собой.
– Элле, мне жаль, что твой отъезд из Парижа происходит в такой драматической обстановке. – Она обняла Элле. – Присматривай за ним, ладно?
– Конечно, – ответила Элле.
– Вот и хорошо. Итак, Луи приедет сюда ровно в шесть утра. У вас есть письма?
– Да. – Я шмыгнул носом и передал Эвелин послание для мсье Ивана, а Элле – письмо для мадам Ганьон.
– Не сомневайтесь, я доставлю их по назначению. Надеюсь, когда все уляжется, мы еще встретимся. Я постараюсь писать вам в Лейпциг, но это зависит от того, как тщательно жандармерия намерена расследовать события вчерашней ночи. До встречи, дорогие мои, и хорошей вам поездки. – На этот раз голос Эвелин задрожал, и она поспешно вышла из квартиры.