– Это действительно потрясающее зрелище, cheri, – обратилась Карин к Пипу и обняла его перед тем, как повернуться к группе. – Почему водопад назвали Семь Сестер?
– Бо может ответить на этот вопрос. – Элле улыбнулась.
– Разумеется, – сказал я. – В данном случае легенда гласит, что семь струй, или Сестер, игриво спускаются с горы, где они «флиртуют» с тем водопадом. – Я указал на отдельный поток на другой стороне фьорда. – Его называют кавалером. Признаться, это не самая моя любимая легенда о Семи Сестрах, но я рад встречаться с ними в любой культуре или историческом периоде.
– Пожалуйста, продолжай, Бо, – с искренним интересом попросил Пип.
– Люди разных культур верят в разное. Но они тысячи лет почитали звездное скопление Плеяд, и предания о нем существуют во всем мире. Истории о Семи Сестрах хранятся в устных сказаниях, в поэзии, музыке, архитектуре и живописи… они вплетены в ткань нашего мира.
– Знаешь что, Бо Деплеси, – сказал Пип. – За три года нашего знакомства ты сказал самую длинную речь, которую мне приходилось слышать.
Он был недалек от правды, и его замечание вызвало общий смех.
Во время плавания от Тромсё поднялось такое волнение, что Карин решила вернуться в свою каюту, и Элле вызвалась проводить ее. Стюард объявил, что здесь лучшее место для наблюдения за полярным сиянием, поэтому Пип задержался на палубе.
– Ты так задушевно говорил о Семи Сестрах, – обратился он ко мне. – Скажи, откуда ты так много знаешь о звездах?
– Мой отец был учителем.
– Правда? И что он преподавал?
Я не видел ничего страшного в том, чтобы поделиться с Пипом этой информацией.
– Музыку и классические дисциплины. Последнее включает философию, антропологию, историю, искусство… плюс астрологию и мифологию. Его особенно интересовала связь между двумя последними дисциплинами. – Я улыбнулся этому воспоминанию. – Естественно, он передал свое увлечение мне.
– Это было в Париже? – поинтересовался Пип.
– Э-э… да, в Париже. Он работал частным учителем у… состоятельных клиентов. – Последнее, кстати, не было ложью.
Пип усмехнулся.
– Это объясняет твою эрудицию, Бо. Мне не стыдно признать, что она намного превосходит мою собственную.
Я покачал головой.
– Друг мой, это я должен завидовать тебе! Только посмотри на свою жизнь. Ты играешь в филармоническом оркестре Бергена! Твой новый концерт ожидает невероятный успех, и у тебя прекрасная семья, – искренне добавил я. – Неудивительно, что малыш Феликс сегодня будет скучать по тебе.
Пип оперся на поручень парохода.
– Я уверен, что он вполне счастлив с дедушкой и бабушкой. Но спасибо за добрые слова, Бо. Хотя мы оба знаем, что если бы не твоя несчастная рука, то мы бы смотрели друг на друга в оркестровой яме.
Я улыбнулся.
– Возможно, в другой жизни.
Пип задумчиво посмотрел на черную воду.
– Я очень люблю Карин, Бо. Сейчас я чувствую себя счастливейшим человеком. – Он запустил руку в карман и достал какое-то маленькое украшение. – Отец дал мне это перед отъездом на учебу в Лейпцигскую консерваторию.
– Что это? – спросил я.
– Это счастливая лягушка… во всяком случае, так говорит мой отец. Еще говорят, что Эдвард Григ держал такие амулеты по всему дому, чтобы они приносили ему удачу. А этот принадлежал моей бабушке Анне. Вот. – Он протянул мне амулет. – Теперь она твоя.
– Боже мой, Пип, я не могу ее взять. Это семейная реликвия.
– Бо, она принесла мне небывалую удачу, поэтому будет только справедливо, если я передам ее человеку, которому она принесет пользу. – Пип немного подумал. – Мне хочется, чтобы вы с Элле жили без страха.
Я был глубоко тронут.
– Не знаю, что и сказать, Пип. Спасибо.
– Не за что. Знаешь, мне пора идти к Карин; бедняжка страдает от морской болезни. Ты будешь здесь? – спросил он.
– Всю ночь, если это понадобится, чтобы увидеть северное сияние.
Пип дружески похлопал меня по плечу и спустился вниз. Я смотрел в ночное небо, которое оставалось кристально ясным. Не знаю, сколько я простоял там. Возможно, часы, купаясь в звездном свете и общаясь с моими лучезарными хранительницами.
В какой-то момент Плеяды скрылись из виду. Я заморгал, а когда распахнул глаза, небо надо мной было затянуто мерцающей радужной вуалью, колыхавшейся и пульсировавшей наверху. Я стоял в благоговении, омываемый этим неземным сиянием, ярким блеском полярных огней. Для меня было великой честью созерцать необъятную красоту Вселенной, более величественную, чем любая рукотворная картина или архитектурное сооружение.
Через несколько минут северное сияние исчезло так же внезапно и таинственно, как и появилось. Я не удержался от восторженного смеха. Я даже вскинул руки к небу и крикнул «Спасибо!», напугав нескольких соседей по палубе, тоже наблюдавших за ночным небом.
Вскоре над безмятежными водами Северного мыса забрезжил рассвет. Отсюда нам предстоял обратный путь к Бергену. Я пошел внутрь, чтобы разбудить Элле и рассказать ей об увиденном. По пути в нашу каюту я миновал столовую, где увидел Пипа и Карин, сидевших за завтраком. Я трусцой подбежал к ним.
– Друзья, я видел его! Я видел чудо! Его величия было достаточно, чтобы убедить даже самого стойкого неверующего в существовании высшей силы. Эти цвета… синий, желтый, зеленый… все небо было озарено сиянием! Я… – У меня закончились слова. Я протянул руки к Пипу и обнял его, чему он явно удивился.
– Спасибо, – повторял я. – Спасибо тебе!
Ощущая себя легким, как пушинка, парящая в воздухе, я спустился в каюту, где мирно спала Элле.
Я никогда не забуду ту ночь, когда небо танцевало для меня.
Шотландия, Инвернесс,
апрель 1940 года
Когда я перечитываю эти страницы, написанные на борту «Хуртигрутен», водопад и огни северного сияния кажутся впечатлениями из предыдущей жизни. К моим глазам подступают слезы, когда я читаю о наших дорогих, любимых друзьях, которые больше не… Прошу прощения, уважаемый читатель, я забегаю вперед.
На этот раз я не буду извиняться за тот факт, что больше года не делал новых записей в дневнике. После нашего круиза на «Хуртигрутен» в 1939 году мой локоть пошел на поправку, я ощутил прилив новых сил и заполнил множество страниц своими воспоминаниями. Но с сожалением вынужден сообщить, что история повторилась, и эти страницы остались в комнате над лавкой картографа в Бергене после того, как мы с Элле снова были вынуждены бежать.
Германская военная машина обрушилась на Норвегию 9 апреля 1940 года. Страна была застигнута врасплох, пока ее военный флот помогал Британии обеспечивать блокаду Ла-Манша. В итоге битва за Берген была короткой и жестокой; вскоре город был полностью оккупирован. Солдаты патрулировали улицы, а на городской ратуше висели знамена с огромными свастиками. Разумеется, новый режим отменил все культурные события в Норвегии, включая премьеру «Героического концерта» Пипа.
За несколько недель до вторжения Карин буквально обезумела от тревоги. Она умоляла Пипа уехать из Европы вместе с ней, но ее муж был полон решимости оставаться дома. Несколько раз она в слезах приходила к нам на квартиру.
– Он думает, будто моя новая фамилия и переход в лютеранство защитят меня. Я люблю его, но он такой наивный! Солдатам достаточно будет посмотреть на меня, и они все поймут. Начнется дознание, а потом… – Карин уронила голову на руки, потом указала на Элле: – Тебе тоже нужно бояться. Светлые волосы и голубые глаза не смогут надежно защитить тебя. В Европе для нас не осталось безопасного места.
– Знаю, Карин, – ответила Элле. – Мы собираемся уезжать.
– И вы правы, несмотря на разговоры моего мужа. Нельзя недооценивать их дотошность. Они не остановятся ни перед чем, чтобы уничтожить нас. И, разумеется, у маленького Феликса тоже есть еврейская кровь. Что, если они заберут и его?
Элле обняла подругу.
– Моя дорогая Карин. Даже не представляю, как тебе тревожно. Но твой муж должен отложить свою жизнь в сторону ради защиты сына. Я уверена, что Пип готов на все ради его безопасности.
Карин разрыдалась.
– Я хочу в это верить, Элле, я правда хочу. – Она покачала головой. – Но он думает только о своем «Героическом концерте». Мои родители умоляли нас присоединиться к ним в Америке. Они даже присылали деньги, но Пип просто отказывается. По его словам, в новой стране он будет всего лишь еще одним многообещающим композитором. А здесь он великий Йенс Халворсен!
– Ты действительно думаешь, что он может поставить самолюбие превыше вашей личной безопасности? – спросила Элле.
– Мне не хочется так думать. Он утверждает, что в Норвегии безопасно, потому что она сохраняла нейтралитет во время предыдущей войны. Но мы с тобой знаем этих людей, Элле. Они никогда не останавливаются. Уверена, что они вторгнутся в нашу страну, и тогда нам нужно быть готовыми.
Мы были готовы. Ночью во время нацистского вторжения мы с Элле укрылись высоко в холмах Фроскехасета вместе с семейным кланом Халворсенов. В ходе моей подготовки к этому событию я заручился услугами местного рыбака Карла Олсена, работавшего в гавани Бергена. Карл согласился благополучно доставить нас в Великобританию. Он был хорошим человеком, добрым и дружелюбным, и я ежедневно беседовал с ним с тех пор, как стал работать в лавке «Шольц и Шольц». Но должен добавить, что Карл не был альтруистом: я полтора года снабжал его бесплатными картами.
В первое утро после оккупации я встал очень рано и встретился с Карлом в гавани. Он пообещал, что в течение суток все подготовит и будет ожидать нас для переправки в Шотландию.
Я вернулся к Элле и сообщил последние новости.
– Мы должны сказать Пипу и Карин, – сказала она.
Я колебался.
– Карин – да. Но Пип и его родители… чем больше людей будут знать о нашем плане, тем скорее нас раскроют.
– Но мы должны дать им шанс уехать вместе с нами, – настаивала она.