– Мальчик! – наконец произнес он. – Ха! – Он покачал головой, потом развернулся и поманил меня за собой. – Пошли, мне не помешает твоя помощь. Эвелин, ты приготовишь чай? Потом можешь присоединиться к нам в мастерской.
Она сжала мою руку и исчезла на кухне. Я последовал за мсье Ландовски в его мастерскую, где на столе стояла почти законченная каменная скульптура танцующей женщины. Ее рука была изящно вскинута над головой, а лицо опущено.
Ландовски взял долото и стал аккуратно постукивать по развевавшимся волосам танцовщицы.
– Передай мне самый тонкий резец с верстака, – попросил он, и я моментально исполнил его просьбу. – Ну, что ты думаешь? – Он отступил от стола и кивнул в сторону скульптуры.
– Вы не утратили вашу уникальную манеру, – сказал я. – Это танцовщица фламенко?
– Да. – Он отошел подальше, чтобы полюбоваться своей работой. – Я весьма горжусь этой вещицей.
Он повернулся ко мне.
– Ты вернулся, мальчик. Значит ли это, что ты наконец в безопасности?
Я вздохнул.
– Это трудный вопрос, мсье Ландовски.
– Хммм… Ну, можешь не волноваться начет этого безобразника Туссена из консерватории. Твой бывший учитель мсье Иван разобрался с ним.
Я улыбнулся при упоминании этого имени.
– Правда? Каким образом?
– Иван приехал в Париж из Москвы, и он не был склонен цацкаться с доносчиками, – хохотнул Ландовски. – Нужно ли что-то добавить к этому?
Я пожал плечами.
– Пожалуй, нет.
– В итоге Туссен уехал из Парижа, и мы больше не слышали о нем. Крысы в конце концов прячутся в канализации.
– Как поживает мсье Иван? Мне бы очень хотелось встретиться с ним.
Ландовски облокотился о верстак.
– Прости, Бо, но он умер несколько лет назад. Мы с ним общались после твоего отъезда в Германию. Он часто говорил о тебе и предсказывал великие свершения. – Ландовски окинул меня внимательным взглядом. – Но ясно, что ты больше не занимаешься музыкой.
– Откуда вы знаете, мсье Ландовски? – ошеломленно спросил я.
– Ты выглядишь безрадостным и каким-то… бездушным. Поэтому я пришел к такому выводу. – Тут Эвелин принесла чай. – Спасибо, Эвелин. Не знаю, что бы я без нее делал, мальчик. Она управляет всей моей жизнью во Франции, от постельного белья до рабочего графика. Моя память уже не такая, как раньше, да, Эвелин?
Она рассмеялась.
– Вы проницательны, как всегда, мсье Ландовски.
– Ну, тебе приходится так говорить, если ты у меня на жалованье! Но садись же, а наш старый друг поведает о своей жизни.
Эвелин направилась к пыльному старому дивану в глубине мастерской.
– Мсье Ландовски… Прежде, чем я начну, можно узнать, где находятся остальные члены вашей семьи?
– Большинство из них до сих пор живут в Риме. – Ландовски указал на свою скульптуру. – Я приехал в Париж только ради окончания работы над этим заказом. Приступил к нему после того, как утомился от болтовни моей больной тещи на прошлое Рождество. – Он нежно погладил каменное лицо. – Это предназначено для частного клиента из Испании. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я продолжу работу, пока ты будешь говорить, Бо. Я уже задержал сроки и сегодня должен все закончить.
– Совершенно не возражаю, мсье Ландовски.
– Спасибо. – Он снова взялся за резец. – Ах, да! Марселю все-таки удалось поступить в консерваторию. Сейчас он учится на композитора у Маргариты Лонг[27].
Я немного поаплодировал.
– Вполне заслуженно. Передайте ему мои искренние поздравления при следующей встрече.
Мсье Ландовски лукаво улыбнулся.
– Уверен, он будет очень рад услышать их.
Пока я рассказывал свою историю, мсье Ландовски работал, и я ассистировал ему, каким-то образом безо всяких усилий вернувшись к рабочей рутине четвертьвековой давности. Он почти не реагировал на мои откровения, хотя я рассказал почти все – от боли в сломанной руке, разрушившей мою профессиональную карьеру, до драматической операции по спасению людей из опаловой шахты в Кубер-Педи. Он был всецело сосредоточен на своей работе. Эвелин ахала и бурно жестикулировала при каждом повороте сюжета.
– Ох, Бо, – сказала она, когда я замолчал. – Я так сожалею обо всем, что с тобой случилось. Жизнь бывает очень несправедливой.
– Полагаю, мне не стоит спрашивать, связывалась ли Элле с кем-либо из вас? – спросил я. Ландовски покачал головой. – А как насчет мсье Бройли? Думаете, такое возможно?
– Я регулярно беседую с ним, – ответил Ландовски. – Он стал директором скульптурного отделения при Школе изящных искусств. Уверяю тебя, он бы упомянул об этом.
– А я по-прежнему держу связь с мадам Ганьон, – добавила Эвелин. – Она теперь на пенсии, но мы время от времени устраиваем совместные чаепития. Извини, Бо, но она тоже не упоминала об Элле.
– Как насчет Крига? – поинтересовался Ландовски. – Ты больше не боишься его?
– Не знаю, что еще он мог бы у меня отнять, – честно ответил я. – Это было моей последней надеждой. Я не знаю, где еще может находиться Элле. Я думал, что если она посещала места из нашего прошлого, то могла бы остановиться в одном из них. Но теперь я не знаю, что делать.
Я провел пальцами по шевелюре. Ландовски посмотрел на меня.
– У тебя больше нет цели. – Он хлопнул в ладоши. – Ты бы не взялся за небольшую работу?
Его предложение застигло меня врасплох.
– Вы очень добры, мсье Ландовски, но я не уверен, что смогу так же помогать вам в мастерской, как раньше.
– Я имел в виду нечто гораздо более краткосрочное. Мой заказ нужно доставить в Гранаду, в город Сакромонте. Я уже говорил, что задержался с его исполнением. Ты можешь довольно быстро доставить его на поезде либо морем, что займет гораздо больше времени. – Он изогнул бровь. – Тогда ты окажешь большую услугу своему престарелому наставнику.
Я подумал над его предложением и не нашел причин для отказа.
– Отлично, мсье Ландовски. Я буду рад сопровождать ваш шедевр.
– Вот и хорошо. Не могу представить, что сопровождение в грузовом вагоне может быть удобным, но уверен, ты справишься. – Он выглянул в окно мастерской. – А знаешь, у моих скульптур не было личного сопровождения с тех пор, как Бройли доставил в Бразилию статую Христа Спасителя.
– Кажется, что это было в прошлой жизни, – отозвался я.
– Потому что так и было, мальчик. – Он вернулся к работе. – Так или иначе, поезжай в Сакромонте и понежься под испанским солнцем. Отдохни и подумай как следует. Я предсказываю, что это будет полезно для тебя.
– Кто заказчик?
– Члены правления дворца Альгамбры. Судя по всему, он славится своими танцевальными конкурсами. Как это называется, Эвелин?
– Concurso de Cante Jondo, – ответила она.
– Да, именно так. В общем, там была молодая цыганка, которая победила на конкурсе и пошла по пути к славе. Она стала чем-то вроде символа Гранады после Гражданской войны. – Он пожал плечами. – Но определенно, она настоящая красавица. Вот. – Ландовски протянул мне фотографию, лежавшую на верстаке. – Это прототип для моей работы.
На фотографии была изображена поразительно красивая темноволосая женщина в красном платье, запечатленная в кружении танца.
– Как ее звали? – спросил я.
– Не позорь меня, мальчик! Мой мозг превратился в банку желе. – Он быстро пощелкал пальцами. – Как ее звали, Эвелин?
– Лусия Амайя Альбейсин.
– Да. Она была знаменита в Южной Америке.
– Как интересно. Что ж, для меня будет честью доставить ее статую к месту постоянной экспозиции.
– Отлично. Разумеется, тебе заплатят за работу.
Я выставил ладони перед собой.
– Нет, мсье Ландовски, я никогда не соглашусь на это. Как я сказал, теперь у меня нет недостатка в деньгах. Пожалуйста, разрешите мне оплатить мое обучение в консерватории и стоимость моего проживания у вас за все эти годы.
Ландовски вздохнул и закатил глаза.
– Не смеши меня, мальчик. У тебя ничего не было! Эвелин, будь добра связаться с железнодорожной транспортной компанией и заключить договор с ней.
– Да, мсье Ландовски. – Эвелин было трудно подняться со старинного дивана, так что я пришел ей на помощь.
– Простите, Эвелин. Я не спросил, как поживает ваш сын Луи.
Она грустно улыбнулась.
– Он исполнил свою мечту и теперь занимает высокое положение в концерне «Рено».
– Превосходно! А как его семейные дела? У него есть жена?
Эвелин вздохнула.
– Да, ее зовут Жизель. – Она украдкой взглянула на Ландовски, который ответил ей сочувственным взглядом. – Она очень темпераментная женщина, никогда не одобрявшая моих близких отношений с сыном. С годами я все реже встречаюсь с ним.
Мне было больно слышать это.
– Ох, Эвелин. Сочувствую вам.
Она кивнула.
– Хуже того, я так и не познакомилась с моей внучкой. Ей уже пять лет, но Жизель не разрешает мне общаться с ней.
Я пребывал в недоумении. Луи когда-то был очень близок со своей матерью.
– Но ваш сын обожает вас. Неужели он не может это устроить, что бы там ни говорила Жизель?
– Влюбленный мужчина бывает отравлен любовным ядом. К несчастью, Жизель стала отравой для моего сына. – Она шмыгнула носом.
– Как зовут вашу внучку?
– Марина, – печально ответила Эвелин.
– Какое красивое имя. – Я не знал, что еще сказать. – Надеюсь, однажды вы встретитесь с ней.
– И я надеюсь, Бо. Итак, я постелю тебе? Твоя комната осталась такой же, как двадцать лет назад.
– Думаю, мы можем переселить его из мансарды в гостевую комнату, – сказал Ландовски. – Что скажешь, парень?
– Не хочу вас беспокоить. Я буду рад остаться в гостинице…
Ландовски громко рассмеялся.
– Ты жил у нас все эти годы! Уверен, мы как-нибудь переживем еще одну ночь, правда, Эвелин?
Мы провели вечер, распивая бутылки вина из аппелласьона[28] Côtes du Rhône и разговаривая о жизни моих прежних знакомых. Ландовски и Эвелин по-прежнему сохранили кипучую энергию, хотя физически состарились… впрочем, как и я. После ужина я поднялся в свою старую спальню в задней части дома. Кровать, которую я когда-то считал верхом роскоши и комфорта, теперь казалась миниатюрной и жестковатой. Тем не менее я провел ночь без сновидений, чему способствовало обильное количество вина, выпитого накануне