Когда она закончила свою воркотню, я вернулся в салон первого класса с притихшей, хотя и бодрствовавшей малышкой. Марина свернулась в своем кресле и сладко спала. Я не мог винить ее. Последние два дня определенно были нелегкими, как в душевном, так и в физическом смысле. Я осторожно переступил через ее ноги и занял свое место, прежде чем посмотреть на ребенка.
– Теперь мы оба будем вести себя очень тихо, потому что Марине нужно поспать. Ты согласна? – прошептал я. Девочка понимающе моргнула, и я заулыбался. – Вот и молодец.
До меня наконец дошло ощущение покоя, которое исходило от ребенка на руках у взрослого. Этот маленький сверток символизировал новое начало, надежду и возможности… Мне хотелось, чтобы ее жизнь была наполнена любовью и радостью.
Она начала агукать.
– Шшш, маленькая, – прошептал я.
Зная о долгом, десятичасовом перелете, я огляделся по сторонам в поисках вдохновения, и мой взгляд остановился на иллюминаторе слева. Луна ярко освещала слой облаков внизу, наполняя небо блистающим сиянием.
– Хочешь, я расскажу тебе историю о звездах, малышка? – Я аккуратно переместил ее головку с левого локтя на правый, чтобы она немного наклонилась к иллюминатору. – На небе больше звезд, чем песчинок на всех пляжах в мире. Мне всегда казалось невозможным поверить в это, но это правда. С детства я был зачарован созвездиями, каждое из которых – это символ возможности. Видишь ли, малышка, звезды даруют жизнь. Они заполняют темное небо своим теплом и светом.
Мой голос возымел желаемый эффект, и девочка заморгала медленнее.
– Но есть одно созвездие, которое для меня волшебнее, чем все остальные, – это Плеяды. Легенда гласит, что они были семью сестрами. Их отец Атлас, от которого я получил имя, был титаном, которому Зевс приказал удерживать Землю. Хотя сестры были очень разными, они жили счастливо на первозданной Земле в доисторические времена. Но после случайной встречи с жестоким охотником Орионом сестры подверглись его неустанному преследованию. Смотри, вот они! – Я наклонил голову, чтобы посмотреть на небо из маленького иллюминатора, и смог заметить своих вечных спутниц. – Всю жизнь я искал их в небе для утешения и наставления. Они мои защитницы и путеводные маяки. Интересно, что сегодня Майя сияет ярче остальных. Говорят, что раньше она затмевала сестер своим блеском, но потом Альциона засияла еще ярче. Вообще-то «Майя» значит «Великая» в некоторых переводах. Римляне даже считали ее богиней весны, поэтому наш пятый месяц называется «май»…
Я посмотрел на девочку, уснувшую у меня на руках.
– Ох, малышка, я утомил тебя, – пробормотал я.
– Возможно, chéri, но только не меня. – Я обернулся и увидел Марину, смотревшую на меня из соседнего кресла.
– Прошу прощения, Марина. Я не хотел будить вас.
– Я всего лишь задремала. – Она посмотрела на малышку. – Боже мой, вы и впрямь волшебник. Она любит вас.
Я слабо улыбнулся.
– Вы так думаете?
– Я знаю, chéri, вы спасли ее от тяжкой и безрадостной жизни.
– Мы оба сделали это.
Марина улыбнулась.
– Это вы годами следили за ее семьей и приступили к действию в опасный момент. Не знаю никого, кто смог бы сделать нечто подобное. Вы невероятный человек, Атлас.
– Спасибо, Марина. Очень приятно слышать это от вас.
Она посмотрела в иллюминатор.
– Вы спросили, должны ли мы дать ей имя. Сейчас я думаю, что вы уже в тот момент знали, как ее зовут.
Она указала на облачный ландшафт в лунном сиянии.
– Майя… – прошептал я.
Август 1977 года
В первые несколько недель мы едва не потонули в водовороте подгузников, отрыжек и ночных кормлений. Я настоял на переезде Марины в главный дом, чтобы обеспечивать поддержку в неурочное время. Думаю, это были мои любимые моменты, когда мы с Майей оставались одни в тихой ночи, где слышался лишь плеск волн на берегу озера. Она многому меня научила, не проронив ни слова. В течение тридцати лет я был так сосредоточен на поисках Элле и на исполнении пророчества Ангелины, что совершенно отгородился от остальных. Я стал узколобым, прямолинейным и одержимым. Маленькая Майя открыла мне глаза. Сейчас я чувствую себя живым, впервые за долгие годы.
По словам Марины, она сразу поняла, что Майя останется у нас навсегда. Я примирился с судьбой прежде, чем самолет приземлился в аэропорту Шарля де Голля. Все это время Майя вела себя тихо и выслушала весь мой репертуар из мифологии Семи Сестер. Возня с хрупким и невинным человеческим существом напомнила мне о самом утешительном уроке этого мира: что бы ни случилось, жизнь побеждает.
Я нервничал, не зная, как сообщить Марине о своем решении, опасаясь, что она сочтет меня плохо подходящим для родительских обязанностей. Мне не стоило беспокоиться. Ее лицо озарилось радостью.
– О, chéri, это замечательная новость! Разумеется, будет правильно, если вы официально удочерите Майю. Она нужна вам так же, как вы нужны ей.
Я обнял Марину, а потом признал неизбежное:
– Я не справлюсь в одиночку, Марина.
Она рассмеялась.
– И не надо! Я видела, как вы пытались поменять подгузник. Думаю, у орангутанга получилось бы лучше!
– То есть вы останетесь и будете ухаживать за Майей? – восторженно спросил я.
– Разумеется, chéri.
Георг окончательно оформил документы об удочерении. По его предложению, Майю зарегистрировали под фамилией «Деплеси», что исключало нежелательное внимание к ней Крига Эсзу.
Вот так я стал отцом.
Поскольку я приближаюсь шестидесятилетнему возрасту, то прихожу к мысли о том, что пророчеству Ангелины едва ли суждено сбыться. Разумеется, Георг все так же фильтрует базы данных по всему миру, но поездки для расследования смутных зацепок и указаний стали менее частыми. Когда мне все-таки приходится уезжать, я не могу дождаться возвращения в Атлантис, где провожу время с маленькой Майей. Больше всего мне нравится брать ее на прогулки в сад и на берег озера, где я рассказываю ей перед сном длинные истории о моих приключениях.
Разумеется, это не значит, что я не испытываю душевной боли от того, что где-то во внешнем мире живет моя родная дочь, та, которая нуждается во мне еще больше, чем маленькая Майя. Просто я стараюсь не слишком часто думать об этом. Уже много лет я вкладывал свою веру в звезды и пророчества; возможно, пришла пора жить в реальном мире.
Сегодня ранним вечером я получил четкое напоминание об этом, когда прозвучал телефонный звонок. Обычно, когда я беру трубку, на другом конце линии оказывается Георг. Мои звонки перенаправляются через его фирму для профилактики любых нежелательных контактов с Эсзу (который, кстати, продолжает сидеть тихо, как мышь).
– Добрый вечер, Георг, – сказал я, ответив на звонок.
– Алло? – отозвался голос с норвежским акцентом.
– Хорст? – спросил я. Они с Астрид, а также семья Форбс и Ральф Маккензи были единственными людьми, имевшими прямую линию связи с Атлантисом.
– Добрый вечер, Бо. Надеюсь, я не побеспокоил тебя?
– Вовсе нет, мой дорогой друг. – Я польстил себе тем, что без особых усилий перешел на норвежский. – Как вы поживаете?
– Ну, физически я здоров, как и Астрид.
Я взял телефонный аппарат и устроился в кожаном кабинетном кресле.
– Я читал о последней композиции Феликса в журнале «Инструменталист». Браво! Должно быть, вы очень гордитесь им.
– Гордость – это последнее чувство, которое я испытываю к моему внуку, – мрачно ответил Хорст.
– Вот как? – Он застиг меня врасплох.
– Прежде чем я перейду к этому, сначала расскажи, папаша, как поживает юная Майя?
– Великолепно! Спасибо, что спросил, Хорст. Сегодня утром я застал ее за чтением вслух «Винни-Пуха». Она не просто читала книгу, хотя ей всего лишь три года, но и меняла голос для разных персонажей, точно так же, как делаю я, когда рассказываю ей о себе… – Я с трудом удержался от дальнейших словоизлияний.
– Дети – это наше благословение, – добродушно хмыкнул Хорст.
– Она каждый день учит меня чему-то новому, – сказал я, бездумно накручивая на палец телефонный провод. – Даже если это умение соскребать шоколад с рубашки.
– Рад слышать, что вы так замечательно ладите друг с другом. – На линии повисла пауза. – А что насчет Элле?
– Увы, мне нечего сообщить, Хорст. С каждым днем я понемногу теряю надежду. Как вы понимаете, я никогда не откажусь от поиска, но сейчас мне нужно заниматься Майей.
– Понимаю.
Голос старого друга звучал очень тихо, и мне приходилось напрягать слух.
– Прошу прощения, Хорст, я плохо слышу. Не могли бы вы говорить немного погромче.
– Э-э, боюсь, что нет. Астрид спит наверху, а вопрос, который я хочу обсудить, должен оставаться строго между нами.
Я выпрямился в кресле.
– Все в порядке?
В трубке послышался вздох.
– Честно говоря, старый друг, совсем не в порядке. – Хорст цокнул языком. – Дело в Феликсе. Он оказался в довольно затруднительном положении.
– Ясно. Постараюсь помочь, хотя бы советом.
– Как тебе известно, Феликс стал знаменитым здесь, в Бергене. Фактически во всей Норвегии. Люди знают его как осиротевшего сына великого Пипа Халворсена и его прекрасной жены Карин, трагически погибшей, когда Феликс был младенцем. Выходили статьи об этом, и смею сказать, что блудный сын поверил в собственную легенду.
– Ясно, – повторил я, не вполне понимая, как следует отреагировать на это.
– Это усугублялось тем обстоятельством, что он получил преподавательскую должность в Бергене. В местной консерватории много девушек…
Мне не нравилось направление этого разговора.
– Девушек?
– Да. Каждый раз, когда мы с Астрид видим его, а это редко случается в наши дни, он расхаживает под руку с новой девушкой. Кроме того, он слишком много пьет, – с раздраженным вздохом добавил Хорст.
Я немного подумал.
– Молодой человек получил о