пределенную славу и скандальную известность. Было бы наивно ожидать от него чего-то иного, – заметил я в надежде подбодрить Хорста. – Надо надеяться, с годами он перерастет такие вольности.
Хорст горько рассмеялся.
– Нет, если он будет и дальше пить такими темпами. У него наступит распад личности.
Я задумался, какую помощь можно было бы предложить.
– Знаете, в Европе есть респектабельные клиники, где занимаются реабилитацией людей с вредными привычками. Друг мой, если дело в деньгах, то для меня это не проблема. Может быть, вы разрешите мне профинансировать лечение для Феликса?
– Спасибо, Бо. Но, насколько я понимаю, залогом успешного выздоровления является желание выздороветь, которого у Феликса определенно не наблюдается. Так или иначе, мы столкнулись с более сложными обстоятельствами, – продолжал Хорст.
Меня охватило недоброе предчувствие.
– Пожалуйста, расскажите, что происходит.
– Два дня назад, когда я занимался покупкой бакалейных товаров в Бергене, ко мне подошла молодая женщина. Она выглядела бледной и изможденной, как будто провела много бессонных ночей. Она назвалась Мартой и сказала, что беременна близнецами.
– Ага, – пробормотал я, начиная понимать, в чем дело.
– Я пожелал ей здоровья и поинтересовался, какое это имеет отношение ко мне. Тогда она сообщила, что отцом является Феликс.
– Ох, Хорст…
– Она сказала, что была его студенткой и что они были крепко влюблены друг в друга. Но, очевидно, мой внук не ответил на ее призывы о поддержке.
Я глубоко сочувствовал пожилым супругам, которые были так добры ко мне.
– Это последнее, что нужно вам с Астрид, Хорст.
– Да, но дело еще хуже. Когда я познакомился с Мартой, она выглядела… глубоко обеспокоенной. Тон ее голоса, загнанное выражение глаз… Я попросил ее не волноваться, дал ей наш телефонный номер и обещал связаться с Феликсом, чтобы выиграть немного времени. Несмотря ни на что, я сохранял за моим внуком презумпцию невиновности. В тот вечер я отправился в его коттедж для разговора. Он был потрясен моим визитом и безуспешно попытался спрятать пустые бутылки, когда я вошел внутрь. Я рассказал ему о женщине, которую встретил в супермаркете.
– Как он отреагировал?
– Рассерженно и недоверчиво. Он сказал, что Марта влюбилась с первого взгляда, когда увидела его в университете, и домогалась его как одержимая. Я спросил, спал ли он с ней, и он признался в этом. Естественно, я предложил ему пойти со мной и принять ответственность за свои поступки.
– Что он сказал на это?
– Он категорически отказался. Сказал, что у Марты был давний ухажер, поэтому логично считать, что она забеременела от этого человека, а не от него.
Я потер глаза свободной рукой.
– Понятно.
– Феликс также сказал, что Марта страдает многочисленными психическими расстройствами. Он умолял поверить, что она представляет опасность для него.
Я обдумал ситуацию.
– Вы поверили ему?
Хорст снова вздохнул.
– После очной ставки с Феликсом я встретился с Мартой в загородном ресторане. Она описала романтические свидания с моим сыном, даже с чрезмерными подробностями, включая даты, и у меня остается мало сомнений, что отцом является Феликс.
Было очень трудно что-то посоветовать.
– Ясно, – только и сказал я.
– Но… – Разговор явно становился для Хорста все болезненнее. – Но думаю, что Феликс прав насчет Марты. Она совершенно без ума от него, до одержимости, хотя они лишь дважды были вместе. Это не оправдывает поступки Феликса, но, по крайней мере, я принимаю во внимание его аргумент насчет психического здоровья Марты.
Я подошел к книжному шкафу и взял статуэтку «счастливой лягушки», которую Пип подарил мне на пароходе «Хуртигрутен».
– Ребенок в утробе здоровый? – осведомился я.
– Дети, – угрюмо поправил Хорст. – У нее двойня, во всяком случае по результату ультразвукового обследования.
– Прошу прощения, там могут сказать пол ребенка? Или детей, в данном случае?
– Да. – Хорст помедлил, собираясь с силами. – Здесь ситуация становится немного абсурдной. Я спросил Марту, знает ли она пол будущих детей. Она кивнула и с гордостью сообщила, что ожидает рождения мальчика. Но когда она сказала, что другой ребенок будет девочкой, то закатила глаза и скривилась.
Я нахмурился.
– Значит, она была рада узнать о будущем сыне, но не о дочери?
– Вот именно. Марта сказала, что у них с Феликсом будет идеальный мальчик, следующий великий Халворсен. – Хорст тихо застонал. – Когда я спросил ее о дочери, она лишь пожала плечами, как будто ей было совершенно безразлично, что станет с девочкой.
Я крепко сжал «счастливую лягушку», словно желая исправить положение.
– Боже милосердный. Но почему?
– Говорю же, у этой молодой женщины есть какая-то глубокая психическая травма.
– Астрид знает об этой ситуации?
– Нет. Я не хочу обременять ее этим пока. Но не сомневайся, мне придется это сделать. Это мои правнуки… внуки моего дорогого сына. Я не могу игнорировать Марту и все, что с ней связано.
Я понимал чувства Хорста. Без сомнения, на его месте я чувствовал бы то же самое.
– Что вы собираетесь делать?
Хорст тяжело перевел дух.
– Нет никаких шансов, что Феликс примет на себя ответственность и поведет себя достойно. Я стыжусь его поведения. – Его голос немного сорвался. – И его отцу было бы стыдно.
Хорст откашлялся и восстановил самообладание.
– Прошу прощения, Бо. Так или иначе, я пришел к выводу, что после родов мы должны взять Марту к себе. Я не уверен, что она сможет самостоятельно позаботиться о детях. Я ответственен перед моим сыном и Карин, чтобы наш род не прервался.
Доброта этого человека была действительно безграничной.
– Это… очень благородно с вашей стороны, Хорст, – отозвался я.
– Послушай, Бо. Мне девяносто три года, и мои дни уже почти сочтены. Астрид семьдесят восемь; она проживет дольше, но кто знает? У нас очень мало денег, поскольку большая часть ушла на обучение Феликса и на спасение его от неприятностей, в которые он впутывался.
– Ни слова более, Хорст. Я выпишу чек…
– Спасибо, но я хочу попросить не о твоих деньгах.
– Тогда о чем же, друг мой?
Хорст понизил голос:
– О твоей любви. Я знаю, какую радость доставляет тебе Майя в последние три года. Твой голос обрел былую звонкость, к тебе вернулась внутренняя певучесть, которую я не слышал с тех пор, как мы вместе исполняли музыку у меня дома. Я уверен, что мы с Астрид еще сможем управиться с одним ребенком, но у нас не хватит сил на двоих.
Мой пульс невольно участился.
– О чем вы хотите попросить, Хорст?
– О маленькой девочке. Ты сможешь принять малышку к себе?
Я потрясенно откинулся на спинку кресла. Что я мог ответить на такую невероятную просьбу?
– Я… Хорст…
– Понимаю, это больше, чем одолжение, о котором можно попросить даже близкого друга, – умоляюще произнес Хорст. – Но, по правде говоря, я не знаю, что еще можно поделать. Марта психически больна, и ее дочь не получит той любви и заботы, которых она заслуживает, пока существует ее брат-близнец. – Его дыхание внезапно участилось, и я услышал сдавленный всхлип. – Я не сомневаюсь, что она отдаст девочку в приемную семью. Мы с Астрид с удовольствием согласились бы на роль опекунов, но мы уже старые и немощные.
Некоторое время мы провели в неловком молчании.
– Не знаю, что и сказать, – наконец выдавил я.
– Сейчас не надо ничего говорить, Бо. Пожалуйста, не торопись, пока будешь обдумывать мое предложение. Я обращаюсь к тебе, поскольку знаю, какой ты хороший человек. Более того, ты остаешься единственной живой нитью, связывающей меня с Пипом и Карин. Я помню, как они восхищались тобой, и знаю, что они были бы очень довольны, если бы ты позаботился об их внучке.
Хорст тихо заплакал.
– Это очень добрые слова, Хорст. – Было больно слышать его плач.
– Как бы то ни было, мы всегда жалели о том, что не подарили Пипу брата или сестру. Я не сомневаюсь, что жизнь маленькой Майи станет лучше, если у нее появится младшая сестра, с которой она будет играть.
– Я… Я обещаю как следует подумать об этом.
– Марта может родить в любой день. Когда дети появятся на свет, я обо всем расскажу Астрид, и Марта переедет к нам домой, где мы сможем присматривать за ней. – Хорст собрался с духом. – Если… Астрид необязательно знать о внучке; так будет лучше для нее. Ты же знаешь, какое у нее доброе сердце. Несомненно, она попробует взять обоих детей, и я боюсь последствий, которые это может повлечь за собой.
Я положил трубку, налил себе бокал прованского розового вина и вышел из дома, чтобы посидеть на травке у края воды. Трудно было в полной мере осознать серьезность просьбы Хорста, с которой он обратился ко мне. Я вспоминал себя, Элле, Пипа и Карин в Бергене, какую радость мы испытывали вместе. Я вспоминал, как Элле смотрела на маленького Феликса – с затаенной тоской и желанием создать такую же семью, как ее лучшая подруга.
Однажды я поклялся сделать все возможное, чтобы отплатить за доброту семьи Халворсен.
Я посмотрел в небо.
– Помоги мне, Пип. Скажи, Карин, ты бы этого хотела?
– Па, па, па, па, па! – раздался писклявый детский голосок у меня за спиной.
Я оглянулся и увидел Майю, бежавшую ко мне на коротеньких ножках, и улыбавшуюся Марину, которая сопровождала ее.
– Здравствуй, дорогая дочка. – Я подхватил ее и покачал на руках. – Хорошо провела день?
– Да! – энергично ответила Майя.
– До сих пор не верится, но она смогла прочитать мне первые несколько строчек из «Мадлен»![43] – сказала Марина и положила руку мне на плечо.
– Боже милостивый! Похоже, у нас растет маленькая ученая дева.
– Очень похоже на то.
Я посмотрел на дочь, которая подпрыгивала у меня на коленях.
– Майя?
– Да-а-а, – протянула она.