Капитан позвонил, в приемную вошел солдат.
— Проводи этих господ в приготовленное для них помещение.
Путешественники встали и простились с капитаном.
— Дорогая Леона, — выйдя из приемной, сказал шепотом старший из путешественников своему спутнику, — нас узнали; этот офицер, поверь мне, отлично знает, кто мы такие. Это заметно по всему, даже по тому, как он держал себя с нами.
— А какое нам до этого дело? — отвечал другой тем же тоном. — Пусть он только делает вид, что не знает этого, вот все, что я от него требую.
Путешественники последовали за солдатом, который провел их в великолепное помещение, меблированное со всем комфортом, который только можно было достать в этой дикой стране и, почтительно откланявшись, вышел из комнаты, где прибывших уже ожидал старый знакомый.
Сеньор дон Паламэд Бернарде де Бивар и Карпио, совершенно излечившийся от своей раны, но еще более чем когда-либо бледный, длинный и худой, неподвижно стоял в прихожей в шляпе набекрень, гордо положив руку на рукоятку своей знаменитой шпаги.
Путешественники жестом приказали ему войти за ними в смежный салон, где они беседовали с ним до глубокой ночи; затем они его отпустили и остались одни.
Глава VIII. ГОЛУБАЯ ЛИСИЦА
На следующее утро, с первыми раскатами барабанов, отбивавших утреннюю зорю на крепостном валу, оба путешественника покинули помещение, в котором они провели ночь.
На их лицах не было видно ни малейших следов усталости. На пороге двери, выходившей во двор, они увидели капитана, сэра Джеймса Мэке.
Офицер сейчас же поспешил к ним навстречу.
— Уже на ногах, господа! — сказал он, пожимая затянутые в перчатки руки, которые ему протягивали его гости.
— Разве это удивляет вас, капитан? — спокойно ответил ему старший из Вальдэков. — Вы, должно быть, считаете нас за изнеженных дам, а не за мужчин?
Слова эти были произнесены так спокойно, что офицер смутился; он не чувствовал в себе дипломатических способностей бороться с такими серьезными противниками.
Затем младший из путешественников сказал капитану:
— Мы хотели видеть восход солнца. Не опоздали мы?
— Не хотите ли вы, кстати, — спросил капитан Мэке самым равнодушным тоном,
— убедиться собственными глазами, с каким усердием и с какой поспешностью я исполнил ваше приказание?
— О! Капитан, мы и не думали что-нибудь вам приказывать.
— С нас довольно было одного вашего слова, капитан. Мы провели ночь совершенно спокойно.
— Не знаю, как и благодарить вас, господа, за ваше доверие ко мне. Я его не заслуживаю. Потрудитесь следовать за мной, пожалуйста, — результаты сами скажут за меня, как я исполнил свое обещание.
— Мы в этом и не сомневались ни одной минуты — ни брат, ни я.
— Конечно!
— Вы слишком любезны. Пожалуйте сюда, господа! Затем сэр Джеймс Мэке повел молодых людей к ограде. — Смотрите, — сказал он, указывая правой рукой на поле.
Чужестранцы взглянули по указанному направлению и увидели на расстоянии не больше пушечного выстрела от крепости, у подножия холма, семь или восемь тольдосов из кожи. Этих тольдосов — в этом они были уверены, потому что уже проезжали по этому самому месту, — не было там накануне.
— Что это такое? — с удивлением спросили они.
— Это, — вежливо отвечал капитан, — индейские тольдосы; они изображают собой лагерь, занятый тридцатью краснокожими воинами под командой знаменитого вождя Голубой Лисицы, который согласен по моей просьбе сопровождать вас всюду, куда бы вы ни вздумали отправиться и, — добавил он подчеркивая слова, — он будет беспрекословно исполнять ваши приказания, каковы бы они ни были, во все время путешествия.
— Быстрота, с которой вы исполнили наше желание, увеличивает цену оказанной вами услуги, капитан. В свое время мы непременно будем говорить об этом, когда станем благодарить лорда Дэнвиди за радушный прием, оказанный нам здесь.
Капитан поклонился.
— Эти индейцы будут ждать здесь до тех пор, пока вы пожелаете отправиться в путешествие.
— Им недолго придется ждать, капитан, мы рассчитываем уехать сегодня же.
— Я надеялся, что, несмотря на высказанное вами вчера желание, вы согласитесь провести несколько дней здесь с нами.
— К несчастью, капитан, обстоятельства сложились так, что мы должны дорожить каждой минутой и чуть ли не поневоле, поверьте нам, должны уехать сегодня же после завтрака.
— Как вам угодно, господа, но раз вы твердо решили ехать, я пошлю сказать Голубой Лисице, чтобы он явился к вам за приказаниями.
— Я, право, не могу себе даже и представить, как станем мы с ним объясняться, — со смехом проговорил молодой человек.
— Для вас это будет очень нетрудно. Индеец прекрасно понимает по-английски и даже, когда ему это нравится, довольно сносно говорит на этом языке.
— О! Тогда нам и в самом деле не о чем беспокоиться. Сказать по правде, капитан, вы не могли выбрать более подходящего для нас проводника.
Тем временем в крепости все пришло в движение. Одни отряды выходили на рекогносцировку; другие, которые провели ночь за стенами крепости и возвращались на отдых; внутри форта часть солдат занималась ученьем; там и сям виднелись денщики и маркитанты. Но в этом шуме и кажущемся хаосе царил превосходный порядок. Казалось, что ты будто находишься в английском городе, в Европе, — до такой степени жизнь текла здесь в строго определенных рамках, а между тем, эта грозная крепость была построена всего два месяца тому назад. Англичане в высшей степени постигли ту науку, которая к несчастью, совсем незнакома французам и которая дает им возможность переносить с собой всюду, куда бы они ни являлись, свои обычаи, свою национальную особенность, свою родину.
Но самое важное заключается в том, что подпавшим под их власть народностям англичане умеют навязывать свои правила.
Капитан Мэке, не переходя границ вежливости. И любезности, отдал себя в полное распоряжение джентльменов на те несколько часов, которые им оставалось еще провести в форте.
Между прочим, он предложил им подробно осмотреть крепость.
Господа Вальдэк с видимым удовольствием приняли это предложение.
Надо же было как-нибудь убить время до отъезда; кроме того, сэр Джеймс Мэке был так любезен со своими гостями, что последние могли вполне удовлетворить свою любознательность.
Около девяти часов был подан завтрак, конечно, на английский лад и сервированный так же комфортабельно, как если бы он происходил не в маленьком форте, а в самом Лондоне.
Сэр Джеймс Мэке, прапорщик Уард и двое иностранцев составляли все общество, завтракавшее в этот день за столом.
Завтрак прошел очень весело, причем собеседники разговаривали о совершенно посторонних предметах.
Английские офицеры держали себя как настоящие джентльмены и, само собой разумеется, не позволили ни малейшего намека на причины, заставившие путешественников прибыть в форт.
Прошло уже несколько минут после того как бутылка начала свой круговой обход, как вдруг открылась дверь столовой, и появился сержант Гаррисон в сопровождении индейского вождя.
Голубая Лисица был еще молодой человек высокого роста, с умными чертами лица и гордым взглядом; на нем в высшей степени элегантно, если можно так выразиться, сидел обычный костюм вождя индейского племени.
Войдя в зал, он поклонился присутствовавшим кивком головы, затем выпрямился, скрестил руки на груди и молча ждал, пока с ним заговорят.
Сержант Гаррисон выглядел еще суровее, чем обыкновенно; лицо его было краснее мундира, а глаза сверкали, как карбункулы.
— Добро пожаловать, вождь, — сказал сэр Джеймс Мэке, увидя индейца и церемонно идя к нему навстречу, — сердце мое радуется при виде друга.
— Голубая Лисица получил приглашение от своего отца, бледнолицего начальника… и поспешил прийти, — отвечал краснокожий с той напыщенностью и тем горловым акцентом, которые свойственны всем индейцам.
— Сядьте возле меня, вождь, — продолжал офицер. Индеец повиновался; капитан тотчас же налил ему стакан виски, наполнив его до самых краев. Вождь, глаза которого заблестели! от жадности, опорожнил его до последней капли.
— Э! Э! Вам, кажется, нравится? — смеясь, сказал прапорщик Уард, относившийся к индейцам несколько презрительно.
— Ох! — отвечал индеец, — огненная вода бледнолицых, все равно, что молоко для Гуронов.
— Если это так, то следует повторить, — продолжал прапорщик.
И он до самых краев налил индейцу второй стакан. В это время сержант Гаррисон, приложив правую руку к головному убору и вытянув левую по швам, стоял неподвижно и прямо, как столб, в трех шагах от стола. Он с таким упорством смотрел на капитана, что последний, наконец, это заметил.
— Что вам надо, сержант? — спросил он его, — вы, кажется, хотите что-то мне сказать?
— Да, капитан, — отвечал сержант с угрюмым видом, мало изменявшимся даже и в присутствии начальников.
— Ну, так говорите! Но сначала выпейте вот это, чтобы промочить себе горло, — добавил офицер, протягивая ему стакан водки.
Сержант взял стакан, выпил, обтер себе рот ладонью и, поставив пустой стакан на стол, опять стал по-прежнему во фронт.
— Ну, а теперь говорите, в чем дело! — сказал капитан.
— Вот в чем дело, сэр, — отвечал сержант, — ваша честь совершенно бесполезно отдает приказание затворять каждый вечер ворота крепости и даже ставить часовых на стенах.
— Это почему, сержант?
— А потому, ваша честь, что есть люди, которым вовсе не нужно дверей, чтобы уходить, когда им это нравится, и проделывают они это под самым носом у часовых.
— Кто же эти люди, сержант, позвольте вас спросить?
— Их двое, ваша честь.
— А как их зовут?
— Первый — тот долговязый негодяй, которому индейцы дали прозвище Розового Фламинго.
— Если не ошибаюсь, это тот самый человек, который два дня тому назад передал нам письмо от этих джентльменов? — сказал капитан, указывая на иностранцев.