Белланже вздохнул, посмотрел на часы:
— Да, сейчас сделаем. Сейчас сделаем.
Никола после этой новой осечки тоже выглядел не ахти как. Ну и, конечно, недосып, и ничем не ограниченное рабочее время, и стрессы… Из-за этого расследования все они, один за другим, уже с ног валились, а конца и краю было не видно.
В дверях возник один из членов бригады:
— Вам надо спуститься в подвал — посмотреть.
Полицейские вышли друг за другом из комнаты и стали спускаться, снова готовясь к худшему. Дом был огромный, анфиладами открывались все более обширные пространства.
— У этого типа, видать, денег немерено. Такой особняк в Шене обходится очень дорого.
Двигаясь к подвалу, Шарко заметил, что хозяин дома, похоже, помешан на измерении времени: везде были часы. Настенные, с боем… Бежали по циферблатам стрелки, раскачивались маятники, тикало повсюду, во всех комнатах. Посреди холла высились громадные песочные часы, в нижней их колбе собралась уже довольно высокая остроконечная горка красного песка.
Наконец полицейские добрались до подвала. В узком коридорчике с серыми стенами, в который привела их лестница, было довольно тепло. Тяжелая дверь, которая вела из него в комнату, стояла нараспашку — ее взломали офицеры из бригады. Комната оказалась небольшой и слабо освещенной, пахло тут сыростью и растениями.
Шарко ступил на порог и прищурился, не веря своим глазам.
Аквариумы. Десятки аквариумов.
Синеватый свет играл на пузырьках, поднимавшихся из насосов, зеленые водоросли изгибались в медленном танце, повинуясь подводным течениям… Спокойствие, тишина — все это чуть ли не гипнотизировало.
Комиссар подошел поближе, нахмурился, увидев в аквариуме каких-то прилепившихся к камням мелких белесых тварей. Формой твари напоминали деревца: нечто вроде ствола с ветвями… или лапками наверху. Ветви (или лапки) шевелились, размером твари были самое большее в сантиметр.
Шарко нагнулся и присмотрелся к ним более внимательно. Потом огляделся. Точно такие же твари содержались во всех аквариумах, а кроме них, в комнате не было никаких признаков жизни, разве что растения.
— Кажется, нам уже понятно, что изображено на татуировках у детишек и на картинке в рукописи… А кто-нибудь знает, что это за козявки?
Никто не ответил.
Теперь уже комиссару было яснее ясного, что Шефферу в их расследовании следует отвести очень большое место. Шарко вспомнил детей на операционном столе — маленьких детей, помеченных изображением вот этих вот живых организмов, которые в таком изобилии водятся в доме американца.
— Подойди-ка сюда, Франк!
Белланже переместился в соседнюю, так же скудно освещенную комнатку. Комиссар — за ним. В этом сводчатом помещении предполагалось, должно быть, хранить вина, но вместо бутылок Шарко обнаружил здесь маленький круглый — видимо, сверхсовременный — морозильник, формой напоминавший чугунный бачок. На крышке светящимися цифрами была обозначена температура: «—61 °С». К аппарату был подключен здоровенный ящик, от которого тянулся шнур к электрической розетке.
— Ну что, откроем? — Шарко показал на черную кнопку.
— Давай… Слушай, а нормальный морозильник, он какую температуру выдает?
— По-моему, минус восемнадцать… А минус шестьдесят бывает, скорее всего, где-нибудь на Северном полюсе.
Комиссар, чувствуя себя при этом не слишком уверенно, нажал кнопку. Раздался щелчок, но крышка только чуть-чуть приподнялась. Шарко снова надел перчатки и открыл ее вручную. Вырвавшееся из морозильника ледяное облако обожгло ему лицо. Он надвинул шапку пониже, спрятал лицо в шарф и склонился над морозильной камерой.
Там, внутри, лежало множество прозрачных пакетиков, очень похожих на обычные — для заморозки продуктов. Франк сунул руку внутрь, схватил первый попавшийся и быстро вытащил наружу. Стряхнул кристаллики льда с поверхности пакета и всмотрелся в крошечное содержимое:
— Что это такое?
— Похоже на кусочек кости.
Комиссар вытащил наугад еще один пакетик, в нем лежал кубик темного мяса. Потом еще один, вгляделся.
— Кровь… — сказал он Белланже.
Начальник группы, прислонившись к стене, дул на руки:
— Сейчас отправим все пакетики на анализ, пусть сделают срочно. Надо разобраться, что это такое. Потому что… блин, во что же мы опять вляпались-то!
IIIГраница
52
Дом 36 по набережной Орфевр потихоньку начинал оживать.
С половины восьмого сюда слетались «жаворонки», потом подтягивались остальные, кабинеты заполнялись медленно, но верно. Шарко, чашку за чашкой, пил крепчайший кофе — он-то не прилег даже на минуту, даже домой не съездил, он предпочитал отдыху работу на адреналине, тем более что благодаря ей он не ворочался до рассвета с боку на бок, пережевывая в мыслях одно и то же и тщетно ожидая, что сон все-таки придет. Хотя, с другой стороны, кто бы мог заснуть в квартире, зная, что псих из психов обшарил ее всю до последнего уголка? Надо будет поменять замок, установить охранную сигнализацию, защититься всеми возможными способами. И непременно надо будет проследить, чтобы с Люси все было в порядке. То, что происходит, уже совершенно невыносимо!
В особняке Шеффера продолжался обыск, вот-вот должны были прибыть биологи — посмотреть, что за странные звери содержатся там в аквариумах.
В комнату группы заглянул Белланже:
— Я еду в больницу Святого Людовика: Шеффер занимает там должность заведующего отделением лучевой терапии и там его последний раз видели. Ты со мной, Франк? Есть что рассказать тебе по дороге…
Шарко медленно оделся, сил почти не осталось. Полицейские сели в служебную машину и выехали на бульвар Пале.
— Ну, во-первых, ребята обнаружили в стене одной из комнат особняка Шеффера сейф. Угадаешь, какой у него код?
— Шестьсот пятьдесят четыре слева, триста двадцать три справа, сто сорок пять слева?
— Точно. Комбинация цифр, записанная на бумажке, приклеенной к тому номеру «Фигаро», который нашли у Дюпре. Внутри оказалась папка с вырезками из газет — все статьи посвящены гипотермии. Уже установлено, что Шеффер в течение многих лет пользовался услугами «Аргуса», довольно дорогой конторы, где для него просматривали всю прессу и отмечали материалы по интересующей его теме. Что угодно: научные статьи об успехах медицины, репортажи об операциях с применением холода, заметки о зимних утопленниках, информации о метаболизме у животных… Ему хотелось быть в курсе всего, что происходило вокруг низких температур. Отдельно там были отложены четыре материала из хроники происшествий, касающиеся патологических действий Филиппа Агонла.
— Те же, что мы нашли у Кристофа Гамблена?
— Те самые. На полях одной из вырезок рукой Шеффера написано: «Анабиоз у животных? Кто толкал женщин в озеро?»
Шарко помолчал, подумал и предположил:
— Благодаря своему интересу к гипотермии и работе «Аргуса» он засек Агонла уже в начале двухтысячных. То есть с первых же его шагов.
— Да, похоже на то, хотя, может быть, он никогда и не пытался поймать серийного убийцу… Вот представь: Валери Дюпре обшаривает в отсутствие Шеффера его сейф и натыкается на эти сильно заинтриговавшие ее статьи, думает: а что привлекло в них Шеффера? — и решает доверить параллельное расследование Кристофу Гамблену. Вот так и могла начинаться его работа в архиве «Высокой трибуны»… Логично, да?
Шарко согласился.
— Потом Дассонвиль пытает журналиста, заставляет его рассказать обо всем, что тот нарыл за время расследования… Вот тогда-то Гамблен и назвал ему имя Филиппа Агонла! То самое имя, которое он пытался нацарапать на льду. — Белланже сделал паузу и продолжил: — Женщина, которая три раза в неделю приходит убираться в особняке Шеффера, сказала, что ее хозяин — порядочный бабник, он просто-таки коллекционирует женщин.
— Что ж, бабки и бабы всегда ладят между собой.
— Это точно. И — смотри не упади! — последней его подружкой была Валери Дюпре. Домработница утверждает, что роман хозяина с журналисткой длился больше месяца, это были октябрь-ноябрь нынешнего года, Валери там проводила чуть ли не целые дни и ночи, но домработница, как и хозяин, знала ее под именем… Ни за что не угадаешь!
— Вероника Дарсен.
— В яблочко! То есть Шеффер никак не смог бы узнать, с кем на самом деле спит, даже если бы ему вдруг захотелось порыться в прошлом своей возлюбленной. Домработнице неизвестны подробности их разрыва, но, по ее словам, примерно с конца ноября Валери у Шеффера уже не появлялась. Женщина уверяет, что хозяин казался ей в то время непривычно задумчивым и обеспокоенным, она, естественно, решила, что это из-за ссоры с любовницей, но мы-то с тобой теперь знаем: скорее всего, Шеффера встревожила публикация в «Фигаро» от семнадцатого ноября.
— Он каждый день читает эту газету?
— Ну да, он подписан на «Фигаро», достает ее из ящика рано утром и внимательно читает с первой до последней строки. Нечто вроде мании. Валери, живя рядом с ним, должно быть, это заметила. И не просто заметила, но и использовала самым что ни на есть распрекрасным образом.
Комиссар видел теперь всю картину куда более ясно:
— Кусочки нашего пазла постепенно складываются. Валери Дюпре возвращается из Альбукерке, запомнив имя Лео Шеффера, гнусного типа, который ставил опыты на людях и внезапно уехал из США в восемьдесят седьмом году. Журналистка продолжает расследование, находит Шеффера, она хочет любыми средствами добиться своей цели и готова ради будущей книги на все.
— Даже на то, чтобы спать с человеком, который должен ей быть омерзителен, — заметил Белланже.
— Или наоборот: который ее притягивает… В любом случае Валери влезает в жизнь Шеффера, сутками не выходит из его дома, роется в его бумагах, надеется на ночные признания. Но не тут-то было: у ее возлюбленного достаточно темное прошлое, чтобы помнить об осторожности, — он тщательно все прячет и не любит исповедоваться. И вот тогда Валери расставляет для него капкан. Она помещает в «Фигаро» свое оглушительное сообщение — зашифрованный текст, цель которого не только пробудить старые воспоминания, но и прямо обвинить любовника. Теперь оставалось только проследить за его реакцией во время завтрака семнадцатого ноября. Ведь завтракали-то они, наверное, вместе? Оставалось посмотреть, кинется ли он кому-то звонить, полезет ли в сейф, который Валери наверняка обнаружила раньше… В общем, она тем или иным способом добывает код сейфа и находит там пресловутую папку.