Информация пришла фактически одновременно от двух источников (оба из членов «Кембриджской пятерки») в МИДе и от сотрудника в комитете, связанного с перспективной военной проблематикой.
Об этом событии в работе лондонских разведчиков вспоминал историограф НТР Владимир Барковский:
«С английской стороны нам помогал, сам не подозревая об этом, лорд Хенки, сотрудник правительственного Комитета по использованию науки и техники в военных целях. 25 сентября 1941 года один из его подчиненных принес резиденту Горскому объемную пачку документов. Это был доклад Уранового комитета английскому правительству о возможности создания атомной бомбы… Уже тот факт, что документы получены из аппарата лорда Хенки, говорил об их подлинности и важности. Возможность ловушки здесь была исключена».
В основе такой уверенности разведчика Барковского, будущего Героя России, лежало основополагающее кредо советской разведки в отношении добываемой информации (да и серьезных разведок мира!): она должна быть актуальной по времени, секретной по значимости, документальной по форме и достоверной по содержанию. Доклад из Лондона все эти критерии содержал.
Историческая справка. Идея возможности создания ядерного оружия родилась приблизительно одновременно в Германии, США и СССР. Но у ученых этих стран были неравные стартовые позиции.
В середине 30-х годов от агента в гестапо Брайтенбаха пришло сообщение о работе германских ученых над ядерной проблемой (сообщение не было понято и оказалось в архиве, где и обнаружено десятилетия спустя). В Англии образовался Урановый комитет, который инициировал работу по атому и в своей стране, и в США. В Америке к началу войны с Гитлером было сформировано государственное управление, которое занималось организацией работ по созданию атомной бомбы.
А в СССР такого государственного центра не было. Первым забил тревогу президент АН СССР академик Владимир Иванович Вернадский (о скрытой силе в атоме он прозорливо говорил еще во второй половине девятнадцатого века). Он направил письмо в президиум АН и зампреду СНК — Совета Народных Комиссаров. Но зампред на письмо не ответил, а президиум ограничился созданием Урановой комиссии. Комиссия через короткий срок прекратила свое существование в связи с трагическими событиями начала войны с Германией. Тогда все работы АН были сведены в 200 актуальных военно-прикладных тематик, а тема атома воспринималась в принципе как вопрос далекого будущего.
Зная все это, Леонид Квасников еще за год до начала войны с Германией по собственной инициативе послал директивы в страны с развитой школой ядерной физики, чтобы резиденты Англии, Италии, Франции, Австрии, США собирали информацию по работам, связанным с делением урана.
Прозорливость разведчика-ученого? Несомненно. Однако в этом случае сказалось его следование двум принципам: научному — приоритет ученого знания практическим действиям (во-первых) и триаде факторов в наступательной позиции советской разведки — знать, предвидеть, упреждать (во-вторых).
Так вскоре после начала Великой Отечественной войны в руках лондонских разведчиков оказался объемом в сотни страниц документ — доклад Уранового комитета в адрес премьера Британии о том, что «атомную бомбу можно сделать». Это была первая добытая разведкой информация о начале разработки на Западе атомного оружия. И сведения были доложены руководству страны. В дальнейшем такого рода информация передавалась в Центр регулярно.
«Наступательная триада»… Взятая на вооружение, в последующей работе НТР она определила эффективность достижений в пяти оборонных операциях — «Воздух» (авиация и ракетостроение), «Радуга» (радиолокация и электроника), «Зелье» (мощные взрывчатые вещества, спецхимия), «Парфюмерия» (ХБО).
В делах НТР фактически сложилась такая обстановка, что в годы войны и сразу после нее в организации работы по указанным операциям именно операция «Энормоз» (атомная проблематика) стала своеобразным локомотивом в развитии нескольких отраслей отечественной промышленности — от атомной и электронной до космической.
И случилось так, что четыре будущих атомных разведчика и их помощники из рядов интернационалистов десятилетиями занимались фактически всеми указанными операциями.
…Обобщенные сведения Леонид Квасников доложил Лаврентию Берии, члену ГКО — Государственного Комитета Обороны и главе НКВД. Но разговор был коротким: «Это немецкая дезинформация с целью попытаться отвлечь наши материальные ресурсы…» Однако информация по теме — секретная, документальная, достоверная, настойчиво передаваемая из лондонской резидентуры, причем от проверенных агентов, привела к тому, что Берия в марте 42-го года подписал письмо И.В. Сталину. В нем сообщалось, что атомная бомба — реальность (с достаточно четко обозначенными сроками ее изготовления в два года) и что необходимо создать при ГКО орган для руководства подобными работами в Союзе.
Правда, это столь важное письмо попало в руки вождя только в конце года. Но главное, что смог сделать Квасников, было достигнуто: аргументированная информация о возможности появления на Западе атомного оружия оказалась в поле зрения высшего руководства страны. Так случилось, что в полном смысле через тернии в цепочке «источник — резидентура — Центр — руководство страны» в конце концов советские ядерные разработки получили государственную поддержку. Правда и то, что наши ученые ратовали за необходимое проведение исследований по атомной проблеме с возможным выходом на ее военное применение (скептически настроенные академики прямо заявляли: работы с военным атомом — это весьма далекая перспектива с неизвестным научным результатом).
Историограф НТР Барковский разобрался, почему Берия восставал против работы над атомной бомбой в Союзе. Вот как он объяснял этот факт:
«Когда эта информация легла на стол Берии, он не придал ей значения. Но согласился отправить на отзыв в крупнейший научный и исследовательский центр в системе НКВД… Там были лучшие лаборатории в Союзе. В отзыве было сказано, что в принципе создание атомного оружия возможно и это будет не скоро. Такой отзыв укрепил Берию в неверии в ценность сведений, содержащихся в документах. Документы были положены под сукно».
И с большим трудом добытая информация в Москве долго оставалась невостребованной. Вплоть до создания Лаборатории № 2 АН во главе с академиком Курчатовым «вся эта физическая «заумь» хранилась в разряде дезинформации.
И все же спохватились…
Почему так поздно спохватились? Были и объективные причины — в первый период войны на огромном фронте страна истекала кровью. А за Уралом в тяжелейших условиях заново создавался военный потенциал.
И все же — если бы не научно-техническая разведка, руководимая разведчиком-ученым, идеологом и стратегом Квасниковым… А итог — вполне ясный. Ну хотя бы по одному только отзыву Игоря Курчатова, хранящемуся в оперативном деле «Энормоз»:
«Эта информация представляет огромный интерес, потому что она заставила пересмотреть нас некоторые свои взгляды и убедила нас в том, что построить бомбу можно в более сжатые сроки, чем думают наши ученые, незнакомые с работами за границей».
И наступил момент, когда стали поступать, причем уже из-за океана, сведения не только о самой атомной бомбе, но и о ядерном реакторе, и о новом, более доступном и удобном материале для бомбы — плутонии. И не только о самой «новинке», но и о способах его получения, когда в полной мере заработала цепочка «Чарльз — Алек — Персей — Млада» с материалами из Лос-Аламоса.
Поступила информация об уникальной технологии извлечения урана из руды. Материалы оказались столь полными, что позволили… за один год построить в Союзе завод для применения этой технологии. А в апреле 45-го года поступила информация о конструкции американского реактора Ферми, которая помогла при разработке первого советского реактора, запущенного Курчатовым опять же через год.
Справка. Источники в Британии и Америке работали по теме и после войны. Так, в 50-х годах стала поступать комплексная информация об особенностях конструкции реакторов для атомных подводных лодок. А это уже были сведения стратегического значения: в стране создавался ракетно-ядерный щит морского базирования. (И через десятилетия, уже в «эпоху капитализма» в России, атомные подводные ракетные крейсера основывают свое могущество в том числе и на сведениях «из времени Квасникова и его единомышленников».)
В целом главная заслуга атомных разведчиков и в Британии, и в США заключается в следующем: ими руководил идеолог и талантливый организатор Леонид Квасников. Причем нашей разведке пришлось работать в условиях недопонимания верхами атомной проблемы (1), объективного отставания от американского атомного проекта (2) и четырехлетней монополии американцев во владении самым смертоносным оружием ХХ столетия (3).
Но титаническими усилиями ученых, специалистов и разведчиков удалось создать и 29 августа 1949 года взорвать отечественную атомную бомбу, что потрясло умы и в правительственных кругах Америки, и ее военных, и ее разведку. И потому США от идеи ядерной войны против Советского Союза пришлось отказаться.
Работа резидентур госбезопасности по обе стороны Атлантики над атомной проблемой стала важнейшей в истории отечественной научно-технической разведки. И справедливо этот успех специалисты и у нас, и за рубежом оценивают как триумф советской разведки.
Этот триумф привел атомных разведчиков Антона — Леонида Квасникова, Дэна — Владимира Барковского, Калистрата — Александра Феклисова, Джонни — Анатолия Яцкова и их разведчиков-связных из «Волонтеров» — Мориса и Леонтину Коэн на пьедестал Героев России. Пусть даже через десятилетия…
Глава 5. В кузнице кадров НТР
Невидимая часть айсберга холодной войны породила такие явления, как психологическая и экономическая войны, обострив до предела их эффективный инструмент — разведку.