рный взрыв, он знает не понаслышке. Велихов руководил ликвидацией последствий чернобыльской катастрофы…»
В статье академик затрагивает события в Академии наук Союза в трагические годы — в 30-е и последующие, вплоть до 90-х. Об этом следует говорить хотя бы потому, что ядерная физика, несмотря на трагизм общения с ней государственных верхов, смогла выстоять, принять вызов физиков Запада и создать не просто атомную бомбу, а атомную промышленность.
Так вот. Академик Велихов говорит о таких фактах в жизни отечественной академии, которые не столь часто упоминаются в контексте трудностей в ее деятельности в разные периоды. А это первые годы революции, когда появилась тревожная идея замены Академии наук государства общественной организацией, это высылка из страны крупнейших русских ученых. Прежде всего гуманитариев или физическое уничтожение тех из них, кто под «либеральными флагами» был в стане партии кадетов. И лишь в 70-е годы начали восстанавливаться политические науки, ранее, как замечает академик, «оскверненные кадетским либерализмом».
Политические науки фактически заново прорастали через журналистов и дипломатов, но к 91-му году, решительно отмечает академик, «мы пришли оторванными от родной истории, малообразованными, получив по импорту дешевую либеральную версию так называемого порочного «рыночного фундаментализма», что и привело к духовной, культурной и материальной катастрофе».
Академик дает аналитическое обоснование того факта, что шаг за шагом после кризиса гуманитарных наук начала 20-х годов наступил кризис в биологии. И «народные ученые» типа Лысенко и его коллег уничтожили агробиологию, а затем разгромили нарождающуюся генетику. Он отмечал: «Мне известно, что та же судьба готовилась и для физики». Разгром Физического института МГУ был начат в 35-м году, и там «мракобесие воцарилось до 1953 года». Такие же судьбы ожидали физические отделения АН СССР, когда в начале 1949 года проявила себя тенденция «о вредительстве в физике» и назревала широкая дискуссия, готовились статьи в прессу.
Справка. Существует легенда (по Велихову), что, узнав об этом, физики-ядерщики Курчатов, Зельдович и Харитон вместе позвонили Берии. Они заявили ему, что если немедленно не изменится подход к науке, то атомная бомба не взорвется. Берия якобы доложил «ультиматум» ученых Сталину с их требованием: «Либо дискуссия, либо бомба». И якобы вождь ответил: «Конечно, бомба, но дискуссия — это тоже хорошо… Дайте ее опубликование в журнале мясо-молочной промышленности».
И потому весьма верно звучат общественные высказывания Анатолия Яцкова и Владимира Барковского в защиту факта участия разведки в появлении в стране атомного оружия. Это было время, когда «младофизики» во всеуслышание утверждали, что «лучше бы СССР не пытался создавать нашей страны «холодной войны» и гонки вооружений».
И вот категорическое заключение академика Велихова:
«Но в таком случае мы бы сейчас находились в положении, скажем, Мозамбика или Камеруна. Чем отличаются такие страны? Тем, что у них нет науки, и это ставит их в абсолютное зависимое положение от остального мира.
Мы же благодаря работе над ядерным оружием сумели развить нашу науку, сделать ее достижения конкурентоспособными на мировом рынке».
И не в этом ли вершина триумфа наших Героев, и среди них — Анатолия Антоновича Яцкова! И весьма многозначительны в этом отношении слова академика, фактически обращенные к оценке подвига наших Героев:
«День 29 августа 1949 года, когда была взорвана первая советская атомная бомба, стал днем для нашей страны поистине великим моментом!»
Послесловие к послесловию
Казалось бы, все сказано и пересказано, однако работа с обширным материалом, как считает автор, только по теме, открыла еще некоторые горизонты видения проблемы «атом — ученые» либо «наш атом — Запад». Наконец, этическая сторона дела, с которым соприкоснулось человечество…
Два знаменательных высказывания принадлежат стойкому апологету научно-технической разведки, соратнику легендарного Квасникова. И оба в весьма лаконичной форме передают глубину явления «отечественная атомная разведка».
Когда в тревожные девяностые годы начались нападки на госбезопасность, ее обвиняли в попытке присвоить себе «лавры атомного успеха» Отечества. Анатолий Антонович решительно пресек это нелепое утверждение всего одной фразой: «Каждый занимался своим делом». И он эту мысль высказывал до поры до времени только в узком кругу единомышленников.
Позднее эту, по сути своей, константу о роли разведки госбезопасности в создании атомного оружия в стране взял на вооружение активный «профессиональный общественник от разведки» Владимир Борисович Барковский. Многократно он озвучивал, расширял и наполнял конкретным содержанием это определение Яцкова, своего коллеги по атомной четверке, единомышленника по научно-технической разведке и друга по жизни.
Категоричность констатации: «Каждый занимался своим делом» не менее категорично дает возможность осмыслить западные интерпретации участия разведки Страны Советов в атомном шпионаже. Фактически все послевоенное время на Западе «откровения» по атомной проблематике «в руках Советов» исходили из уст непричастных к проблеме.
Запад изощрялся, излагая якобы факты, а на самом деле перепевал измышления, полные домыслов о «краже секретов» и «дремучести» наших физиков. И когда ясность в тему «ученые и разведка» полная, нападки стали исходить от наших «доморощенных демократов», усиленно оперирующих полуправдой и непроверенными фактами «вокруг атомной эпопеи».
Что касается еще одного высказывания Анатолия Антоновича, то со временем оно стало нарицательным. Особенно это вовремя прозвучало, когда наши, отечественные, журналисты и «корифеи пера» пытались «убеждать» атомного разведчика Яцкова в «незначительной причастности советской разведки госбезопасности к созданию отечественного ядерного щита».
И не раз, и не два было удивительным, когда всегда спокойный Анатолий Антонович, делая паузу, решительно говорил, а точнее, как отрезал любые попытки оспаривать факт: «Было так, а не иначе!»
Один из журналистов подтвердил решительную уверенность Анатолия Антоновича в указанных двух констатациях его же третьим убедительным утверждением в причастности разных служб к «делу с атомом»: «ученые и сами с усами».
Вот как Анатолий Антонович пояснял «союз разведчиков и ученых», решительно отстаивая тезис, что «разведка никогда не претендовала на главенствующую роль, которая по праву принадлежит физикам». При этом легендарный ас атомной разведки не уставал повторять:
«Я никогда не видел смысла заниматься зряшним делом — взвешивать на аптекарских весах каждый факт, подчеркивающий значительный и исключительный вклад ученых-физиков или, наоборот, разведчиков. Ученые сами были с усами».
Получая полезную информацию они сверяли ее со своей, отбрасывая малоперспективные, тупиковые направления. Информация разведки позволяла нащупывать новые ориентиры и, как подчеркивал Игорь Васильевич Курчатов, «миновать многие весьма трудоемкие фазы разработки проблемы и узнать о новых научных и технических путях их решения».
Все указанное выше с тремя константами в отношении разведки к атомной проблематике однозначно оправдывает факт упреждения советскими учеными-ядерщиками и разведчиками-атомщиками ситуации, которую через несколько дней после капитуляции Германии провозгласил заместитель государственного секретаря США Джозеф Грю: «Если что-либо может быть вполне определенным в этом мире, так это будущая война между СССР и США» (19.05.1945).
И потому Пентагон разрабатывал планы атомного нападения на Советский Союз, причем не один и не два… План «Троян» — срок атаки 1 января 1950 года, «Дропшот» — 1 января 1957-го.
Но… Наступило 29 августа 1949 года — в Стране Советов взорвалась первая отечественная атомная бомба, охладившая безумные головы в Белом доме, Госдепе и Пентагоне!
Историограф НТР Владимир Борисович Барковский серьезно занимался разработкой этической стороны в деятельности разведки. Этот вопрос не был безразличен Анатолию Антоновичу.
В частности, он обращал внимание на глубокие размышления Андрея Дмитриевича Сахарова, трижды Героя Социалистического Труда за разработку отечественного ядерного оружия. А они гласили: стало ли наше государство, получившее атомную бомбу, жестче по отношению к человеку? И Анатолий Антонович приводил такое высказывание ученого:
«…до известного предела наличие у Советского Союза ядерного оружия не к большей жестокости, наоборот, к большей мягкости. Вспомните, СССР после смерти Сталина смягчил свою политику. Это-то и было главным фактором.
А стало бы подобное возможным без термоядерного оружия — трудно утверждать. Этот процесс был неоднозначным (например, Кубинский кризис), но мы же не знали, как развивались события, не будь Советский Союз должным образом вооружен…»
Все говорит о том, что, видимо, американским ученым стало известно о плане «Дропшот». И именно тогда двенадцать крупнейших физиков письменно в адрес президента Гарри Трумэна гневно заклеймили атомную бомбу: «Эта бомба не оружие войны, а средство массового истребления. Применять ее — значит попрать все нормы морали».
Видимо, они пытались снова остановить явление, которое образно определил Уинстон Черчилль: «Атомная бомба — второе пришествие Христа», а проще говоря: атомная одиссея — страшный, самый трагический отрезок в жизни человечества.
В этом пафосе работы разведки, конечно, могут быть и преувеличения, но одно несомненно: в этом деле есть и большая доля правды. Речь идет о том, что каждый раз, когда добывались ценные сведения по атому в резидентурах по обе стороны Атлантики, бывал праздник. Точнее, когда из Центра приходили оценки труда и источников, и разведчиков, а значит, и ученых-специалистов там, в глубине Отечества.