Во время дискуссии 20 марта 1990 г. с несколькими сотрудниками опытной станции в Кыштымском заповеднике мне сказали, что в результате взрыва были повреждены два соседних контейнера. Характер этих повреждений и возникшие при этом проблемы не обсуждались.
В США за 25 лет производства плутония (с 1948 до 1973 г.) в Ханфордской резервации было наработано около 300 000 кубометров высокоактивных жидких отходов, хранившихся в 151 контейнере. В СССР в 1950-х годах плутония производилось почти в три раза меньше, чем в США. С 1950-го до 1957 г. было произведено, очевидно, не более 10 000 кубометров более концентрированных жидких отходов. На радиохимическом заводе в Селлафилде в Великобритании за 30 лет было произведено около 3 000 кубометров высокоактивных отходов, но при этом концентрация радионуклидов в жидкости, заливаемой в контейнеры, была максимальной. Но 10 000 кубометров означали, что в кыштымском хранилище было заполнено уже не менее 40 емкостей из 60 построенных.
Существует наука о взрывах. Есть таблицы самых мощных индустриальных взрывов и их последствий. Самый мощный индустриальный взрыв в истории произошел в Германии в 1921 г. в Оппау. Там взорвался открытый склад, на котором хранились запасы аммоний-нитрата, использовавшегося в качестве удобрения. Взорвалась масса примерно в 4 000 т. Погибло 1 100 человек, ранено 1 500, и повреждения построек произошли на расстоянии до 7 км от места взрыва. Взрывы мощностью 100 т тринитротолуола обычно входят в таблицы самых мощных известных случайных индустриальных взрывов. При таком взрыве, судя по другим взрывам такой же мощности, может образоваться воронка до 100 м в диаметре и до 10 м в глубину. Серьезные повреждения построек наблюдаются на расстоянии до 300 м от эпицентра, некоторые повреждения – на расстоянии до 1 км. Осколки и обломки поврежденных и разрушенных взрывом объектов разбрасываются на расстояние от 2 до 4 км. Стекла разбиваются в зданиях в радиусе от 8 до 10 км от эпицентра. Только два из двадцати реальных индустриальных взрывов такой мощности обошлись без человеческих жертв.
Поскольку хранилище, судя по свидетельствам очевидцев, располагалось примерно в 1,5 км от индустриальной части Челябинска-40, то все окна в зданиях завода были, несомненно, выбиты. Какие-то участки индустриальной зоны были, безусловно, загрязнены. В очерке Губарева «Ядерный след», который я уже цитировал, взрыв хранилища также описывается со слов очевидца Л. А. Булдакова:
«Булдаков чуть опаздывал, а потому прибавил газ… И в этот момент “Победу” отбросило в сторону. Булдаков резко затормозил, сразу не поняв, что произошло. Он посмотрел в сторону комбината: там над корпусами начал подниматься столб дыма. Он рос быстро, вот уже достиг облаков… Взрыв? Но почему?
Столб дыма образовался над площадкой, где находились емкости с радиоактивными отходами».
В этом же очерке приведены свидетельства Б. В. Никипелова:
«Уже более двух лет я работал на этом предприятии, – вспоминает Борис Васильевич, – секретность была высочайшая: я даже не знал, что на нашей территории есть хранилище… Об аварии никто не говорил. Но мы понимали, что ситуация очень серьезная, потому что пришлось сменить всю одежду… Даже деньги в городе были “грязные”. Кстати, чем меньше купюра, тем она “грязнее” – быстрее “ходила по рукам”…
С сентября 57-го в этом городе, прежде чем войти в свою квартиру, хозяева снимали обувь. Сначала это было необходимостью – зачем заносить “грязь” в квартиру? – теперь стало привычкой».
Судя по этому описанию, радиоактивное загрязнение захватило не только индустриальную зону, расположенную на юго-восточном берегу озера Кызылташ, но и сам город атомщиков на северо-западном берегу этого же озера. Описания Булдакова и Никипелова подтверждают, что возник и пожар, ибо только в этом случае над корпусами мог «подниматься столб дыма». Это также подтверждает, что взрыв действительно произошел очень близко от реакторов и комбината «Маяк», так как со стороны казалось, что столб дыма поднимается именно над корпусами. «Победа» – довольно тяжелая машина, и если ее «отбросило в сторону», значит, взрыв был достаточно мощный. Все это говорит о том, что реальная авария была намного серьезней, чем взрыв только одной «банки вечного хранения».
Описание этого взрыва со всеми его техническими деталями и последствиями и для хранилища отходов с имевшимися там 60 емкостями, и для всей расположенной рядом индустриальной зоны, и для людей, которые должны были там работать в течение определенного времени, даже если реакторы были временно остановлены, и для «ликвидаторов», которым пришлось проводить дезактивацию, и для жителей городка атомщиков должно быть рассекречено и опубликовано. Отчет А. И. Бурназяна – единственный пока рассекреченный документ – касается только судьбы сельского населения, проживавшего в зоне радиоактивного следа: ближайшая к взрыву деревня была расположена на расстоянии 12,5 км от места катастрофы. Но пока нет никаких данных о том, как произошедшее сказалось на здоровье тех, кто работал в «закрытой» зоне, и тех, кому пришлось ликвидировать последствия загрязнения от 18 млн кюри, выброшенных взрывом, перезахоранивать отходы из поврежденных емкостей и вообще решать судьбу всего хранилища. Я полагал, что все эти проблемы будут обсуждаться на открытом семинаре Ядерного общества СССР.
Проведение семинара, посвященного ядерной аварии на Южном Урале в 1957 г., было, безусловно, победой гласности. Сейчас уже очевидно, что секретность нанесла очень большой практический и моральный вред перспективам развития атомной энергии в СССР и подорвала авторитет самой ядерной физики. Поэтому создание Ядерного общества СССР ставило своей целью восстановить этот авторитет и наладить обмен информацией внутри отрасли и между учеными СССР и других стран в области атомной энергии, радиационной медицины и экологии. На семинаре был представлен 21 доклад по экологическим, сельскохозяйственным и медицинским аспектам аварии на Южном Урале. Однако большая часть данных касалась исследований, проведенных в районе радиоактивного следа в 1950, 1960 и 1970-х годах. Технические проблемы (механизм взрыва, детальный анализ развития аварии, проблема хранения отходов, дезактивация наиболее загрязненных участков) не обсуждались, и физики-ядерщики участия в семинаре не принимали. Не приехали на семинар и сотрудники радиохимического предприятия «Маяк». Почти все участники, кроме Г. Н. Романова и Л. А. Булдакова, были бывшими сотрудниками Опытной научно-исследовательской станции (ОНИС), созданной профессором Клечковским в 1958 г. для изучения сельскохозяйственных и экологических аспектов аварии. Поскольку труды семинара должны были быть опубликованы[6], то я не буду делать обзор докладов, а отмечу те проблемы, которые выявились в ходе дискуссий и которые предстоит решать в будущем. Прежде всего – это проблема здоровья населения.
Кыштымская авария 1957 года и проблема здоровья
На семинаре был представлен доклад Л. А. Булдакова «О медицинских последствиях аварии». Однако он практически полностью повторил те данные, которые ранее были включены в Бюллетень от 30 июня 1989 г. и в доклад, представленный в МАГАТЭ в ноябре того же года. Автор даже не стал переделывать свои диапозитивы, и поэтому все они сопровождались текстом на английском языке, понятном далеко не всем из присутствовавших на семинаре трехсот человек. Других выступлений по медицинским проблемам Кыштыма не было. Если кратко суммировать суть выводов из доклада Булдакова, то они сводятся к тому, что никаких специфических вредных последствий от выброса радиоактивных продуктов не было. Не было увеличения лейкозов, угнетения костного мозга, инфарктов, гипертонии, лучевой болезни, аномалий развития детей или повышения детской смертности. У 21 % лиц из числа эвакуированных фиксировалось снижение количества лимфоцитов в периферической крови и иногда встречались функциональные неврологические расстройства. Людям, не очень знакомым с медициной, я могу пояснить, что уменьшение количества лимфоцитов свидетельствует об угнетении иммунной системы, что означает общее снижение устойчивости организма к инфекционным заболеваниям. Медицинский доклад на семинаре меня не удовлетворил по причине своей тенденциозности и отсутствия многих данных. Встречались и явные противоречия. Например, в опубликованном бюллетене и во всех газетных статьях о кыштымской аварии 1957 г. указывалось, что в течение первых 7—10 дней было эвакуировано только 600 человек. Однако в докладе для МАГАТЭ, повторенном и на семинаре, их число без дополнительных объяснений оказалось равным… 1 154. Во всех сообщениях 1989 г., и в докладах для МАГАТЭ, и на семинаре, говорилось, что плановая эвакуация населения в последующие два года (10 830 человек) проводилась с территории, где плотность загрязнения стронцием-90 была выше 2 кюри/км2. Но в более обстоятельном докладе под редакцией А. И. Бурназяна, подготовленном еще в 1974 г., говорится, что на основании «предложения промышленного министерства, Министерства здравоохранения СССР Совет Министров СССР и Совет Министров РСФСР приняли решение о дополнительной эвакуация населения с территории, плотность загрязнения которой превышала 4 кюри/км2 по стронцию-90. За пределами этой территории была образована санитарно-защитная зона со специальным ограничительным режимом».
Судя по докладу Никипелова в МАГАТЭ и Бюллетеню от 30 июня 1989 г., площадь загрязненной территории, на которой проводился медицинский контроль, составляла 15 000 км2. В докладе Бурназяна площадь этой же территории указана равной уже 23 000 км2. Поскольку период полураспада стронция-90 длится около 30 лет и за прошедшие после аварии 32 года (к 1989 г.) он практически не вымывался из почвы, то приведенные цифры явно пересчитаны на современное состояние и отражают текущую картину. Такой подход научно не обоснован и создает путаницу. То же самое типично и для существующей практики описания загрязненных территорий вокруг Чернобыля. В 1989 г. впервые были опубликованы карты, на которых показаны уровни радиоактивности по цезию-137 и цезиевые пятна, где все еще живут люди. Но при этом не указываются уровни радиоактивности на этих территориях в 1986 и 1987 годах – в тот период, когда они были максимальными. Радиоцезий несколько более подвижен в экологических средах и в организме, чем стронций-90, и поэтому снижение активности по цезию идет быстрее, чем по стронцию. Стронций-90 считается также более лейкогеничным, так как фиксируется в костях и очень медленно выводится из организма. Поэтому стронций-90 аккумулируется в организме постоянно, если человек живет на загрязненной территории. Радиоцезий сравнительно легко выводится из организма, когда человек переходит на «чистое» питание. Поэтому предельно допустимые дозы поступления в организм по стронцию-90 ниже, чем по цезию-137.