– Да, только тут написано что вы, Смыслова Ольга Сергеевна, лейтенант. Как это объяснить? – спросил я, возвращая удостоверение. – Вы уж не сочтите за вредность, но все мои особисты и прочие политработники сейчас очень далеко – некоторые уже даже там, откуда еще никто не возвращался. И поскольку я теперь сам себе и ГлавПУР и Особый отдел, приходится до всего помаленьку допирать собственной мозгой…
– Ничего, майор, все правильно. А вообще объяснение элементарное. Я уехала из Союза довольно давно. А очередное звание мне присвоили полтора года назад. И, понятное дело, не успели новый документ выдать. Я же не из Москвы к вам сюда явилась…
Вон оно как… Собственно, я тоже майора получил досрочно и неожиданно, полгода назад, после окончания учений «Запад-81».
– Ну-ну, – усмехнулся я и в виде ответной любезности протянул ей свой документ. Она бегло глянула на него, но особого интереса не проявила. Чувствовалось – не очень интересен я ей. Этакая нелюбовь с первого взгляда…
– Если все в порядке – свяжитесь с «Соткой», сообщите что «Рысь-315» прибыла на место и готова действовать, – сказала Смыслова. – И можете сразу вскрыть имеющийся у вас секретный пакет № 336.
Я кликнул часового, он позвал сержанта Потапова, которому я приказал срочно ехать к Шестакову, чтобы он немедленно связался с «Соткой» и подтвердил полномочия этой самой «Рыси-315».
Сержант убежал, а я, покопавшись в своем толстом планшете, извлек на свет тот самый запечатанный пакет № 336.
Был, помнится, у Леонида Пантелеева в одной детской книжке такой персонаж – бравый красноармеец-буденновец, мой однофамилец, Петя Трофимов, который, попав в руки белых, отважно (давясь и тужась) сожрал бывший при нем секретный пакет вместе с конвертом из толстой оберточной бумаги, сургучными печатями и не исключено, что и с бечевкой. Чуть не помер от заворота кишок, но военную тайну сохранил (правда, учитывая, что этот неграмотный Трофимов потом почти дословно пересказал С.М. Буденному краткое содержание пакета, непонятно, зачем он вообще жрал донесение и стоило ли его командиру товарищу Заварухину вообще посылать этот пакет – неужели нельзя было передать сообщение на словах?), да еще и заработал за сей подвиг орден Боевого Красного Знамени. Про это даже кино было с Валерием Золотухиным.
А я все секретные документы из этой планшетки в случае чего не то что сожрать, но и сжечь-то быстро не смогу. И на фига мне, спрашивается, столько макулатуры, как минимум половина которой нам, скорее всего, вообще не понадобится? Но начальству, как обычно, виднее…
Зафырчал мотор БРДМ, потом открылась дверь и на пороге возник сержант Потапов.
– Ну? – спросил я его.
– «Сотка» подтвердила насчет «Рыси-315», товарищ майор. Приказано выполнять все ее указания!
– Молодец, сержант, – похвалил я его и добавил: – Свободен пока.
Потапов козырнул и вышел.
– Господи, как хорошо-то! – сказала Смыслова мечтательно-облегченно. – Опять оказаться среди своих, там, где по поводу любой фигни отдадут соответствующий приказ и всегда подумают за тебя!
– Вам это что, не нравится? – удивился я.
– Боже упаси, майор, – покачала головой «Рысь-315». – Скорее наоборот. У меня прям слезы на глаза навернулись, сначала когда БРДМ увидела, а потом когда этот ваш сержант начал меня, сильно окая, матом крыть, думая, что я его не понимаю… Уж сколько лет такой музыки не слышала…
– Что, давно своих не видели?
– Да не совсем. Скорее, русскую речь давно не слышала. Эти три дня пришлось взаимодействовать в том числе и с нашими переодетыми парашютистами. Но они как-то больше молчали и просто выполняли то, что я приказывала…
– Так что делаем дальше, коли уж «Сотка» подтвердила вашу личность и полномочия? – спросил я, временно прерывая поток воспоминаний.
– Я же сказала – вскройте пакет № 336, – кивнула старлейша. – Раз вам подтвердили, что я – это действительно я…
Я нашел нужный пакет и вскрыл.
Там была карта Бельгии с тремя отмеченными на ней военными объектами и более-менее подробные планы этих самых объектов. Никакого текста к картам не прилагалось.
– Здесь больше ничего, кроме этого, – сказал я, передавая старшему лейтенанту женского пола содержимое пакета. – И что мне со всем этим делать?
– А больше нам ничего и не надо, – усмехнулась Смыслова. – Именно ради этого я последние сутки гнала машину с севера в сторону Ахена…
– Что-то машинка у вас для таких гонок больно затрапезная, – сказал я.
– Зато надежная и внимания не привлекает. Типичное дамское авто. Здесь на таких все домохозяйки до гастронома ездят. Сейчас на гражданской машине и в штатском – самое то, поскольку беженцев из городов по дорогам полно слоняется, в поисках непонятно чего… Кстати, майор, чего это ваши разведчики так хреново службу несут?
– В каком смысле хреново?
– Ладно я – несколько лет родную армию живьем не видела. Но эти, которые навстречу мне на БРДМ ехали, как услышали русскую речь, впали в ступор и сразу стали начальство по рации вызывать. Даже не обезоружили и обыскивать не стали…
И с этими словами Смыслова брякнула на прилавок небольшой короткоствольный автомат, извлеченный из обширного левого внутреннего кармана своей куртки. Интересные она, однако, вещички с собой таскает. По-моему, это был израильский «мини-узи» или что-то типа того. Раньше я таких пистолет-пулеметов не видел, хотя на обычные «узи» мы уже насмотрелись – их использовали в качестве личного оружия бундесдойчевские танкисты и парашютисты и еще много кто из натовцев.
– И что с того? – спросил я. – Я им с самого начала не велел по вам стрелять. Мог и по-другому приказать, тогда бы они ваш «жучок» с предельной дистанции изрешетили из своего КПВТ, и всех делов. А потом бы труп осматривали в спокойной обстановке…
– А если бы на моем месте был кто-то чужой и с определенными намерениями? – поинтересовалась старлейша.
– Чужие и с враждебными намерениями не выезжают навстречу, а сразу лупят из-за кустов из 105-мм танковой пушки или ПТУРом. Проверено. А местные к нам пока ни разу ни за чем не обращались, не считая, разумеется, подворачивавшихся под руку раненых и прочих горемык, у которых просто не было выбора. Хотя, по идее, война четвертый день идет. Как говорится, угнетенный европейский пролетариат опять не пожелал восставать, вопреки пророчествам Маркса-Энгельса-Ленина. И вообще, мы танкисты и шмонать кого попало – не наша работа. Кстати, а кто вы вообще такая и что вы здесь делаете?
– Я вообще-то из местной резидентуры ГРУ. Знаете, что это за организация?
– Ну, Главное разведывательное управление.
– Молодец, грамотный. Здесь меня зовут Урсула, и живу я здесь почти четыре года. Точнее сказать, не совсем здесь – в Ганновере. То есть жила, ну и в те же Бельгию, Францию и некоторые другие соседние страны часто моталась по работе…
– В качестве кого?
– В качестве менеджера ганноверского представительства одной авиакомпании.
– Чего-чего?
– Экий вы дремучий, майор. Чувствуется, привыкли, что в Союзе только самолетами «Аэрофлота» летают. А я работаю в «Люфтганзе», которая одна из старейших авиакомпаний мира и летает не только по Европе, но и по всему миру. То есть работала, – поправила сама себя старлейша. – Ну а с началом полномасштабных боевых действий мы перешли в активный режим.
– «Мы» – это кто?
– Я же сказала – резидентура ГРУ.
– И что для вас значит «активный режим»?
– Ну вы же не маленький, майор. Для нас «активный режим» это диверсионные акции для обеспечения успешного продвижения главных сил…
– Считайте, что вы таки дождались этих самых главных сил. Кстати, может, вы знаете – это все-таки война или наши вожди опять затеяли какой-нибудь освободительный поход с вводом войск на территорию сопредельного государства? А то мы тут четвертый день жизни кладем, но никто до сих пор толком не объяснил, зачем и какой у нас план…
– Вы, майор, нашли у кого про это спросить, – горько усмехнулась старший лейтенант Смыслова. – Я же обычный офицер разведки, а не Дмитрий Федорович Устинов. Не знаю я планов Генштаба. Вам-то что беспокоиться, танкисты? Ведь все равно делаете то, что прикажут. А по нашим ближайшим задачам скажу так…
И она взяла два листка из вскрытого пакета. А точнее – карту Бельгии и план какого-то объекта.
– Значит, так. Насколько я знаю, сейчас на этом направлении наши войска уже вошли на территорию Бельгии. Главные силы движутся на Льеж и далее по двум расходящимся направлениям, на Варем и Брюссель и южнее от Льежа на Намюр. Льеж, судя по слышанным мной радиопереговорам, скорее всего уже занят. А нас интересует другое направление – севернее, мимо Льежа на Хасселт и Хантален, южнее Альберт-Канала, который на наших картах обозначен как «канал Альберта». Вот сюда.
И она ткнула пальцем в карту.
– То есть мы должны выйти вот сюда? И к какому конкретно времени, ведь это около сотни километров?
– Как можно скорее, или сегодня к вечеру, или, крайний срок, завтра к утру.
– Опять гонки? В соответствии с чьими-то предвоенными планами? А вдруг нас по дороге ждет, скажем, целая танковая дивизия противника и прорываться туда придется с боем?
– Майор, что вам непонятно? Приказы нам отдают более-менее четкие и ясные. А коли уж мы с вами, майор, солдаты – их надо выполнять.
– Да были бы приказы. И все-таки хотелось бы знать, почему именно туда и зачем такая спешка?
– Тут вы правы, майор, – сказала старлейша, доставая из кармана помятую пачку «Лаки Страйк». Импортного курева мы в виде трофеев за эти дни набрали уже изрядно, и кое-что в западных марках сигарет наши солдатики начали понимать. Она щелкнула зажигалкой (зажигалочка, кстати, была не из дешевых, по-моему, натуральная «Зиппо» или что-то типа того – такая бы сделала честь и любому московскому фирмачу) и закурила. – Неизвестность на войне хуже всего… Будете, майор? – спросила она, протягивая сигареты мне.
– Нет, я некурящий, – усмехнулся я. – А начинать теперь уже смысла совсем нет.