Теперь действительно приходилось задумываться и над будущей эксплуатацией зарядов, и проводить новые циклы газодинамической отработки, то есть, изучать поведение конструкции и этапы ее работы, длительность которых измерялась микросекундами. Все происходило за считанные мгновения — в том числе и все неядерные процессы, предшествующие непосредственно началу разветвленной цепной ядерной реакции, то есть — уже ядерному взрыву.
За работой пролетели лето и осень 1950 года. Пришла зима — в этих местах да в те времена — настоящая, русская, с морозом и ясным звездным небом. Работать и в эту студеную пору было легко и весело — чистый русский снег всегда обновляет душу и чувства, делает людей бодрее и моложе.
Наступила весна 1951 года.
Генерал-лейтенант Зернов уехал в Москву, и начальником «Объекта» был назначен генерал-майор инженерно-технической службы Анатолий Сергеевич Александров, до этого — заместитель начальника ПГУ (Александров был на «Объекте» до 1955 года, затем его сменил Борис Глебович Музруков, возглавлявший институт почти 20 лет, до 1974 года).
После первого испытания 29 августа 1949 года испытания пока не проводились — плутония было наработано мало, и его берегли для опытов с новыми разработками. Весь
1950 год Полигон № 2 молчал. Взрывы же в Америке шли постоянно десятками, и в 1951 году активная работа, включающая в себя натурные испытания атомных зарядов, в СССР возобновилась. В конце мая в КБ-11 начали готовить списки для поездки на «Двойку», теперь уже — на вторые (да еще и двойные!) испытания РДС-2 и РДС-3.
Возглавлял «полигонный» список, им же 19 июня 1951 года и утвержденный, сам Александров. За ним следовали Харитон и Щелкин. Четвертым — руководителем группы по сборке и снаряжению центральной части — значился Духов. В его группу входили Терлецкий, а как резерв — Гречишников и Абрамов.
Давид Абрамович шел в списке восьмым — руководителем отдельной группы по оборудованию здания «ДАФ». Однако изучение полигонных документов показывает, что реально обязанности Фишмана были намного более широкими, чем это было вначале запланировано, тем более что Владимир Федорович Гречишников на Полигон не выбрался.
Фишман и на этот раз попал на Полигон одним из первых — уже в мае 1951 года он вошел в состав рекогносцировочной группы Георгия Павловича Ломинского — будущего генерал-лейтенанта, директора уральского «Нового объекта». В группу входили также Евгений Аркадьевич Негин (будущий Главный конструктор КБ-1) и Виктор Иванович Жучихин. Но тогда Давид Абрамович пробыл в Казахстане недолго и вскоре вернулся домой — на время.
Зато с середины лета для Фишмана начались хорошо знакомые ему полигонные будни. Испытание должно было состояться 31 августа 1951 года, и 21 и 22 августа были проведены две «ГР» — генеральные репетиции. И опять все на тренировках было почти как «на самом деле»… То есть готовилось «изделие», перекрывались дороги, эвакуировались люди… Уже, так сказать, «штатный» ответственный диктор
Мальский в соответствии с программой оповещения по радиосети возглашал:
«Внимание! Говорит служба оповещения Опытного поля! Говорит служба оповещения Опытного поля! До «Ч» осталось тридцать минут. Повторяю! До «Ч» осталось тридцать минут».
Затем — двадцать минут, десять, пять. Когда до часа «Ч» (22 августа — тренировочного), осталось менее пяти минут, повтор отсчета уже не производился, а просто кратко сообщалось: «Осталось 3 минуты».
Две. Одна. Тридцать секунд. Двадцать. Десять. Пять.
Затем следовал отбой — до настоящего взрыва оставалось. тридцать шесть дней. Нет, я в счете дней не ошибся — просто изменились обстоятельства.
Как уже сказано, первоначально опыт планировался на 31 августа 1951 года, и к 29 августа службы полигона были к испытаниям готовы. Но вдруг все прекратилось, последовал приказ зачехлить оборудование и ждать. И такой режим продолжался достаточно долго.
Девятого сентября была проведена новая генеральная репетиция, однако и после этого продолжился период ожидания. Наконец, Курчатов сообщил, что «добро» Москвы получено. С ноля часов 24 сентября начались работы в «ДАФе», которые выполняла группа Фишмана под руководством Духова. Кроме них в «ДАФе» в это время находились лишь Курчатов, Завенягин и Харитон.
ВТОРОЙ взрыв советской атомной бомбы был произведен 24 сентября 1951 года в 16 часов 19 минут по местному времени. Как докладывали Берии Курчатов, Харитон и Зельдович, мощность бомбы оказалась выше, чем предусматривалось расчетом, и составила 38 000 тонн тротилового эквивалента против 27 000 тонн расчетных.
Отчет завершала фраза:
«Испытание 24.09.51 показало, что задание Правительства об увеличении мощности атомной бомбы и облегчении ее веса выполнено. Бомба с полным тротиловым эквивалентом 38 тысяч тонн и общим весом 3,1 тонны создана»…
Но это было лишь первое в ту осень испытание, к тому же — не самое сложное по своей «редакции». РДС-2 была подорвана на Башне — как и РДС-1. А теперь надо было обеспечить опыт с подрывом РДС-3 после ее сброса с самолета-носителя. Второй опыт проводился на том же Опытном поле, но по цели, расположенной в двух с половиной километрах северо-западнее центра Поля.
Заряд РДС-3 размещался в баллистическом корпусе авиабомбы. Подготовка бомбы для последующего воздушного сброса велась на технической позиции в специальных сборочных мастерских на базовом аэродроме полигона. Надо было окончательно отработать новую технологию сборки. Кроме того, теперь надо было не устанавливать заряд на Башне, а подвешивать в самолете — впервые.
Соответственно, на аэродроме тоже было выстроено свое здание «ДАФ». Только тут оно оставалось и после опыта в целости и сохранности.
7 октября в ходе генеральной репетиции с самолета-носителя Ту-4 было успешно сброшено контрольное изделие «501М». Все было готово к натурным испытаниям 10 октября.
И тут ситуация с РДС-2 повторилась — первоначальный срок тоже был перенесен на более позднее время. Москва почему-то опять запретила испытание впредь до особого указания. Оно поступило лишь 16 октября, а 18 октября командир экипажа Герой Советского Союза подполковник Константин Исаакович Уржунцев поднял в воздух Ту-4 с боевым изделием.
В тот же день в Москву ушло сообщение на имя Берии:
18 октября 1951 года,
товарищу Берия Л.П.
Докладываем:
18 октября в 9 часов 54 минуты по московскому времени произведен взрыв атомной бомбы с зарядом из плутония и урана-235.
Атомная бомба была сброшена с самолета Ту-4 с высоты 10000 метров и взорвалась на высоте 380 метров над целью.
Испытания показали, что взорванная бомба обладает большой мощностью; полный тротиловый эквивалент ее составляет около 40000 тонн.
При испытании установлено, что самолеты ТУ-4 могут быть использованы для транспортировки и сбрасывания атомных бомб.
Задание Правительства о создании атомной бомбы повышенной мощности с использованием урана-235 выполнено.
Завенягин
Курчатов
Харитон
Щелкин
Каждого из этой четверки Берия знал хорошо, часто с ними встречался. Фишмана же отделяло от Куратора Атомного проекта немало ступенек служебной лестницы, и лишь раз это расстояние сократилось до протянутой Берией для пожатия руки. Но в своем кругу Фишман уже начинал входить в группу лидеров, а ему только исполнилось тридцать четыре года.
Испытание РДС-3 было, конечно же, «знаковым»… По сути, лишь начиная с РДС-3, можно было говорить о советских атомных бомбах как о боевом оружии, так что первое реальное «сбросовое» испытание, то есть — бомбометание, реального ядерного заряда означало этапный успех! Советское ядерное оружие становилось не только военнополитическим, но и военно-техническим фактом. А вскоре в войска начала поступать тактическая бомба РДС-4Т, неофициально названная «Татьяной» (о ней еще будет сказано).
Испытатели КБ-11 вернулись домой, в уже родные леса, а 8 декабря 1951 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. Шверник подписал не подлежащий опубликованию Указ № 215/408 «О награждении орденами СССР научных и инженерно-технических работников, наиболее отличившихся при выполнении специального задания Правительства».
Старший инженер, как было сказано в Указе — «конструктор завода», Фишман Давид Абрамович награждался орденом Трудового Красного Знамени. Вообще-то к тому времени Фишман был уже начальником группы, «планку» старшего инженера преодолев. Но так ли уж это было важно в данном случае! Напротив — был повод для лишней шутки.
Красивый орден стал первой высокой правительственной наградой Давида Абрамовича, полученной им за участие в создании фундамента ядерной мощи Державы.
Но само «здание» этой мощи надо было еще построить.
Глава 2«Водородная» РДС-6с, «атомная» «Татьяна» и «бомба» ареста Берии
БОЛЕЕ чем за год до испытания РДС-1, 15 июня 1948 года, начальник КБ-11 Зернов подписал любопытный документ — «Поручение на проведение теоретических работ». Он был адресован Харитону, Щелкину и Зельдовичу и начинался так:
«В соответствии с постановлением Совета Министров СССР от 10 июня 1948 года за № 1583-773 сс/оп Вам ПОРУЧАЕТСЯ:
1. До 1 января 1949 года произвести теоретическую и экспериментальную проверку данных о возможности осуществления следующих конструкций РДС: РДС-3, РДС-4, РДС-5 и до 1 июня 1949 года по РДС-6.»
Физические схемы атомных зарядов основывались на принципе «обжатия» и, как гласил пункт 5-й и последний «Распоряжения», работы по ним «должны быть выполнены не в ущерб плану работ по РДС-1 и РДС-2. (Под «РДС-2» понимался тогда принципиально отличающийся «пушечный» вариант на принципе сближения подкритических масс урана-235).
А через два дня, 17 июня, задание было Зерновым конкретизировано:
«Разработать к 1 января 1949 года на основе имеющихся предварительных данных эскизный проект РДС-6.
.. Для разработки РДС-6 необходимо организовать в научноисследовательском секторе специальную группу в составе 10 человек научных работников и в конструкторском секторе специальную группу в составе 10 человек инженеров-конструкторов.