всегда легко было пользоваться их наставлениями. Например, Давид Абрамович рекомендует: «Конструируй на умеренных параметрах». А Владимир Федорович: «Только чрезмерные усилия плодотворны, умеренные — никогда!».»
Имея в виду будущее, надо сказать, что по «интегралу» наиболее крупным «атомным» конструктором, Конструктором № 1 СССР, стал Давид Абрамович. Ему предстояло возглавить работы и по развитию зарядного КБ-1, и по созданию современного конструкторского и системного облика зарядов, и по формированию динамичной и энергичной конструкторской школы зарядчиков ВНИИЭФ.
У Фишмана впереди было несколько десятилетий, у Гречишникова — как оказалось, лишь несколько лет. И в РДС-6с он вложил много ума и души. Однако большие успехи в инженерном деле всегда достигаются сообща, так что вклад Фишмана в РДС-6с тоже был велик. Кроме прочего, особые требования к сборке, к безопасности работ вынуждали конструкторов самим проектировать оборудование и оснастку для окончательной сборки, а тут Давид Абрамович был незаменим и как эксперт, и как конструктор.
К тому времени в КБ-11 сложилось особое — творческо-производственное, сообщество людей, вместе уже много поработавших, немало переживших и намеренных работать и в будущем много и сообща. Со Щелкиным, например, Фишман впервые познакомился в Москве, в столичном представительстве «Объекта» на Цветном бульваре, 12, а потом только в полетах в общие командировки они налетали вместе не один десяток тысяч километров. И уж точно съели вместе не один пуд соли как и с Духовым, с Харитоном.
С Давидом Альбертовичем Франк-Каменецким — одним из ведущих тогда теоретиков, Давид Абрамович гулял на лыжах, с порывистым Георгием Флеровым сражался на теннисном корте. И все это вместе: работа, отдых, споры и конфликты, общие удачи и общая ответственность сплавлялись в единый стиль жизни. Единый тем более, что основную часть суток занимала, все же, работа. И уж она-то объединяла крепче и теснее, чем любое общее «хобби».
В работе над РДС-6с это единение проявлялось в полной мере, в том числе, наверное, и потому, что главный «хозяин» физической схемы — Андрей Дмитриевич Сахаров — был абсолютно чужд официальщины и склонности к формальной стороне взаимоотношений. По всем проблемам шли откровенные и подробные обсуждения с участием Харитона, Щелкина, Сахарова, причем очень молодого тогда Геннадия Соснина удивляло — как он позднее признавался — «с какой детализацией на таком высоком уровне рассматривались все вопросы. и принимались конкретные решения по конструкции».
А лауреат Ленинской премии Виктор Михайлович Воронов, один из учеников Фишмана, напишет о тех же днях так:
«К нам часто захаживали по вопросам конструирования узлов заряда К.И. Щелкин, Я.Б. Зельдович, Е.И. Забабахин, В.А. Давиденко и другие. Рабочим местом их был письменный стол Давида Абрамовича, за которым они тихо, так, чтобы не мешать конструкторам, решали возникающие проблемы.
Частыми гостями также были А.Д. Сахаров и молодые сотрудники теоретического отдела, технологи завода. Это было время, когда КБ-11 приступило к разработке первой термоядерной (водородной) бомбы РДС-6.
Запомнился такой курьезный эпизод. Телефонный звонок. Трубку берет чертежница Роза Скорочкина. Она работает в нашей группе недавно — месяц, другой. Спрашивают Давида Абрамовича. Роза отвечает: его нет. На другом конце провода просят, чтобы он позвонил Харитону. Роза спрашивает: «А как ваша фамилия?» Ответ: «Харитон». Роза: «Я понимаю, что Вы Харитон, а фамилия ваша?».
Мы потом долго все смеялись.
А Розе объяснили, что Харитон — это не имя, а фамилия».
Да, фамилия Харитона тогда мало что говорила кому-либо даже на «Объекте» за пределами ограниченного круга посвященных. В его удостоверении Героя Социалистического Труда не было даже фото — фотографию заменял штамп: «Действительно без фотографии». Позднее такое же — без фото — удостоверение Героя Труда получит и сам Фишман.
Харитон был тщателен и точен, и тон задавал он — «ЮБ». Однако общий психологический и профессиональный фон обеспечивался всеми — уж очень интересным и увлекательным делом занимались они тогда. Возникал местный профессиональный «сленг», формировались понятие «Зоны». «Зона» — это то место, где мы работаем, а все остальное — «Большая Земля».
И хотя жили они не на острове, выражение «Большая Земля» возникло не случайно — высшая секретность отделяла их работу от остальной жизни страны не менее заметно, чем водная гладь отделяет остров от материка. Но это не было некой разновидностью комфортного заключения. Да и вообще тогда далеко не все происходило так, как это пытаются сейчас иногда изображать. А точнее — все тогда происходило не так — даже с пресловутым «использованием труда заключенных» или с якобы «гонениями на кибернетику». Скажем, в еще «сталинско-бериевском» 1953 году в СССР начала работать первая отечественная ЭВМ «Стрела», на которой выполнялись расчеты по РДС-6с. И ничего удивительного в том не было — кибернетика отвергалась в СССР как принцип управления социальными, а не вычислительными процессами.
1953 год для КБ-11 вообще планировался очень насыщенным — кроме испытаний «водородной» бомбы необходимо было обеспечить три испытания новых атомных бомб со сбросом их с самолетов-носителей. Велись работы и по баллистическому корпусу для РДС-6с. Заряд еще не был не то что испытан, а даже изготовлен, а уже готовились первые технические задания на оборудование бомбового отсека дальнего реактивного бомбардировщика Ту-16 под эту супер-бомбу.
Историческая справка
Первый одноступенчатый термоядерный (водородный) заряд РДС-6с был испытан в стационарных условиях на башне 12 августа 1953 года. Это был четвертый по счету ядерный взрыв, произведенный в СССР.
В дальнейшем по той же физической схеме и в тех же габаритах КБ -11 разработало водородный заряд для авиационной бомбы, получивший обозначение РДС-27, который был успешно испытан 6 ноября 1955 года бомбометанием с Ту-16. Авиабомба с зарядом РДС-27 была передана на вооружение ВВС и стала первым войсковым термоядерным боеприпасом.
Опыт разработки РДС-6с имел ключевое значение для дальнейших работ КБ-11. Был создан научно-технический и производственный задел, который обеспечил дальнейший прогресс в области конструирования термоядерного оружия. Большая группа разработчиков РДС-6с во главе с
A. Д. Сахаровым была удостоена звания Героя Социалистического Труда, в том числе — начальник конструкторского отдела В.Ф. Гречишников.
Лауреатами Сталинской премии стали конструкторы А.И. Братухин, Н.В. Бронников, B. Ф. Гречишников, П.А. Есин, И.И. Калашников, г. И. Матвеев, Н.А. Терлецкий, Д.А. Фишман, В.Ф. Шатилов, Б.А. Юрьев. Шестнадцать конструкторов были награждены орденами и медалями СССР.
5 марта 1953 года умер Сталин… Однако жизнь продолжалась, и 3 апреля директор Александров вместе с Харитоном, Щелкиным и Духовым подписали список сотрудников, направляемых на испытание РДС-6с. В группу сборки центральной части под руководством Терлецкого входил Гречишников, группу оборудования «ДАФ» вновь возглавил Фишман.
А в конце мая уже испытанная рекогносцировочная «группа разведки» в составе Ломинского, Негина, Фишмана и Жучихина вылетела на Полигон для выяснения состояния сооружений и зданий, закрепленных за КБ-11. Проверять надо было и площадки, где планировалось испытание «водородной» РДС-6с, и сооружения, которые построили на аэродроме полигона для сборочных работ с «атомными» «изделиями», испытываемыми при сбросе их с самолета с подрывом в воздухе. Последнее касалось аэродромных сооружений «ДАФ-1» и «ДАФ-2». Что же до расположенного на Опытном поле «ДАФа», которому предстояло «испариться» при взрыве РДС-6с, то его еще надо было построить.
Вскоре группа Ломинского вернулась в Саровские леса, но «челночные» полеты Фишмана на полигон и обратно не прекратились. Причем и на этот раз ему пришлось подстраховывать Гречишникова. Вначале Владимир Федорович должен был вылететь 21 июня из Москвы на полигон в группе Негина, где был и Фишман, но потом фамилию Гречишникова из списка вычеркнули. Его пока оставили на «Объекте» со сложным и непредвиденным заданием — срочно понадобилось разработать и изготовить защитные костюмы на случай, если сборку придется вести в токсичной среде. Курировал эти вопросы Гречишников, и он же должен был проверить костюм — еще на «Объекте». Поэтому он остался, и на какое-то время его обязанности дополнительно возложили на Фишмана.
Владимир же Федорович, испытывая костюм в каземате, чуть не задохнулся, но появился на Полигоне бодрым и веселым, с костюмом.
Фишману во всех отношениях стало легче.
ПРИ разработке РДС-6с у конструкторов и технологов было много хлопот, связанных с рядом новых материалов, и от того, как возникшая проблема будет решена, во многом зависела та реальная мощность заряда, которая на бумаге определяется лишь полнотой расчетов и точностью физических констант, а не такой «прозой», как «технология».
Кстати, о технологии. Многолетний Главный технолог ВНИИЭФ Геннадий Григорьевич Савкин в 2007 году, на юбилейном научно-техническом совете ВНИИЭФ, посвященном 90-летию со дня рождения Давида Абрамовича, вспомнил, как он, тогда молодой технолог, пришел в 1953 году к Фишману с непростой «проблемкой».
При прессовании детали РДС-6с, важной для физической схемы, прессовщица случайно уронила в смесь гирьку — совсем маленькую, трехграммовую. Выяснилось это при рентгенографическом контроле.
ЧП!
Что делать?
Огромная деталь весила десятки килограммов, но это был овеществленный элемент физической схемы важнейшего в военно-политическом отношении заряда! К тому же — заряда, еще ни разу не испытанного. Никто не мог заранее знать — скажется ли на работоспособности РДС-6с влияние нескольких граммов злосчастной, случайно попавшей в деталь, стали? Но срывались сроки, и Савкину хотелось бы оставить все, как есть. Он сидел перед Фишманом, а тот смотрел на него, а потом сказал: «Вот на этой гирьке сейчас подвешена вся твоя репутация».