Такая деловитость показывала, что ядерные заряды вскоре станут оружием в полном смысле этого слова. А это значило, что эксплуатационные требования к ним должны быть все более высокими — в армии ценится то оружие, которое не только эффективно, но еще и неприхотливо. А это предвещало заботы не столько физикам-теоретикам, сколько конструкторам зарядов.
«Под занавес» испытательной «сессии» (так стали называть годичную серию испытаний) 1953 года были испытаны три различных варианта экспериментальных авиационных бомб с обозначениями РДС-5-1, РДС-5-Н и РДС-5-Ш.
Испытания прошли 3-го, 8-го и 10-го сентября. Первые два — в 9.00, а третье — в 11.20 по местному времени. Все три бомбы были сброшены с самолета-носителя Ту-4 и подорваны на высотах менее 300 метров. Заряды, как и ранее, готовились к испытаниям с участием неизменного «хозяина» здания «ДАФ».
И это были для Д.А. Фишмана последние волнения 1953 года.
Глава 3Первый «отказ» и «новый объект» — НИИ-1011
НАЧАЛСЯ 1954 год. Впереди были новые большие работы. В апреле 1954-го в научноконструкторском секторе КБ-11 произошли очередные немаловажные структурные изменения. Отдел Владимира Федоровича Гречишникова — основной отдел-разработчик конструкций зарядов № 43 — был разделен на три отдела.
Владимир Федорович был назначен заместителем начальника НКС по научной части и оставил за собой — по совместительству — отдел по разработке общей сборки заряда и перспективным разработкам № 16.
Отдел № 15 по разработке деталей из химического взрывчатого состава и общей сборке зарядов возглавил Павел Алексеевич Есин.
Давид же Абрамович становится начальником конструкторского отдела № 43 по разработке механических узлов заряда.
Механические узлы современного заряда — это вообще-то и есть во многом конструкция заряда. Однако и в 50-е годы под понятием «механические узлы заряда» понималось примерно то же самое, потому что начинались работы по так называемым «двухступенчатым» зарядам, где вторичная ступень взрывчатки не содержала. То есть, отдел Фишмана по самой логике вещей и характеру работ становился ведущим. А это означало, что некоторый спад общего напряжения (теперь уже всем было ясно, что КБ-11 — это всерьез и надолго) «компенсировался» для Давида Абрамовича возрастанием ответственности и хлопотами по новой должности. Жизнь шла по-прежнему беспокойно, но интересно.
На одном из фото того времени — скорее всего, как раз 1954 года, снята на фоне березок компания в прекрасном настроении: супруги Гречишниковы, супруги Васильевы (Михаил Яковлевич Васильев к тому времени трижды удостаивался Сталинской премии II степени) и супруги Дубицкие (полковник Валентин Викентьевич Дубицкий был директором завода № 3). Есть на фото и Евгения Николаевна Буланова-Фишман, но — одна, потому что фотографировал друзей сам Давид Абрамович.
Потехам, однако, выделялись лишь немногие часы — почти все время суток уходило на дело.
В 1954 году КБ-11 ждал первый отказ на испытаниях… 19 октября на Семипалатинском полигоне неожиданно не сработало «изделие» РДС-9 для торпеды Т-5. Вместо уже привычного огненного шара и могучего грома с вершины 15-метровой башни послышался приглушенный расстоянием хлопок взрыва химического ВВ и появилось небольшое облако.
Историческая справка
В 1954 году началась разработка атомного заряда РДС-9 для торпеды Т-5. Торпеда Т-5 имела стандартный калибр 533 мм, поэтому требовалось существенно— по сравнению с предыдущей разработкой заряда минимального калибра РДС-4 — уменьшить диаметр нового заряда.
Теоретическая разработка заряда велась Е.И.Забабахиным, М.Н. Нечаевым, конструкторская вначале — в отделе № 43 В.Ф. Гречишникова, а затем в отделах, возглавляемых Д.А. Фишманом и Л.А. Есиным. Газодинамическая отработка проводилась под общим руководством В.К. Боболева.
До проведения полигонных испытаний первоначальный вариант заряда прошел полный цикл газодинамической и конструкторской отработки и был допущен к полномасштабному опыту. Испытание состоялось 19 октября 1954 года на Семипалатинском полигоне. Однако оно оказалось неудачным: атомного взрыва не произошло. Это был первый отказ с начала разработок ядерных зарядов.
По распоряжению Министра среднего машиностроения В.А. Малышева для расследования причин отказа заряда была создана специальная комиссия под председательством И.В. Курчатова. В результате ее работы был сделан вывод о том, что причину отказа атомного взрыва с достаточной степенью достоверности установить не представляется возможным. Было записано так: «Прямых данных, указывающих на грубые нарушения процесса работы заряда, не обнаружено».
Таким образом, причина неудачи полигонного испытания первоначального варианта заряда для торпеды не отыскалась. Выдвигался ряд версий, и в лабораторных условиях были проведены соответствующие исследования.
Они также не дали прямого ответа, однако результаты исследований, которые могли способствовать повышению общей надежности работы, использовались при разработке последующих вариантов зарядов.
На основе заряда РДС-9 была также впервые создана боевая часть зенитной управляемой ракеты ЗУР-215. После успешных испытаний на зенитном полигоне 19.01.57 г. боевая часть была передана на вооружение.
Пуск этой ракеты и активный взрыв ядерного заряда явились заключительным этапом государственных летных испытаний. В результате два управляемые по радио самолета-мишени Ил-28, находящиеся на расстоянии примерно 600-1000 м от эпицентра, были уничтожены.
Заряд типа РДС-9 находился также на вооружении тактических пороховых ракет «Марс» и «Луна».
Отказ первого варианта РДС-9 доставил, конечно, много дополнительной нервотрепки. Однако после ряда доработок заряд был успешно испытан в составе торпеды через год -21 сентября 1955 года. Испытание прошло на новом ядерном полигоне «700» на Новой Земле, и это был первый с СССР подводный ядерный взрыв.
Что ж, неудачи — одна из составляющих любой напряженной работы. Верно оцененные неудачи тоже могут давать положительный эффект: они заставляют «подчищать» огрехи, повышать требовательность и искать резервы улучшения дел. Тем временем, вне зависимости от текущих удач или неудач, в образе жизни начальника отдела № 43 назревали серьезные перемены. Иными словами, жизнь Фишмана становится оседлой — с середины 50-х годов он постепенно отходит от забот по полигонным испытаниям. Если ранее он месяцами жил на полигоне, то теперь в экспедиции отправлялся Евгений
Аркадьевич Негин, а Давид Абрамович все более был занят руководством непосредственно конструирования новых зарядов.
Причина была, конечно же, не в усталости и не в том, что почти сорокалетнего Фишмана «укатали крутые горки». С одной стороны, вопросы конструкции росли то ли как снежный ком, то ли — как груды грунта рядом с уже глубоко вырытым котлованом, а на полигоне все шло в отработанном режиме. С другой стороны, все важные конструкторские вопросы «повисали» в КБ-11 теперь не на Гречишникове, а на Фишмане. Объяснялось это тем, что в ядерной оружейной работе возникла принципиально новая ситуация: в апреле 1955 года у КБ-11 появился дублер, НИИ-1011. Так стал называться образованный по постановлению Правительства второй ядерный центр. Дислоцироваться он должен был на Урале, в создаваемом на голом месте «Челябинске»-70 (ныне известен как Снежинск). Позднее НИИ-1011 был преобразован во Всесоюзный ВНИИ приборостроения, а во второй половине 80-х годов переименован во Всесоюзный НИИ технической физики, ВНИИТФ.
Возглавил НИИ-1011 крупный инженер Д.Е. Васильев. Главным конструктором и Научным руководителем «Нового объекта» — как сразу стали называть НИИ-1011, был назначен Кирилл Иванович Щелкин, а вот единственным заместителем Главного конструктора стал с мая 1955 года Гречишников. Саров для свежеиспеченного зам Главного оказывался, естественно, «отрезанным ломтем» — друг Фишмана «Греча» жил уже уральскими заботами. А «разруливать» конструкторские проблемы КБ-11 теперь предстояло Фишману.
Есин тоже переходил к Щелкину, а всего из зарядного конструкторского сектора уходили более двадцати человек. Немало — ведь это были сильные, сложившиеся специалисты, потому что Щелкину и Гречишникову дали право отбора. Полностью оголять «альма матер» Владимир Федорович не мог, но и удержаться от соблазна взять крепких работников сил, конечно же, не было.
О переводе Фишмана речь не шла — он однозначно оставался на старом месте именно потому, что являлся наиболее значительной и сильной конструкторской фигурой КБ-11 после Гречишникова, и нужен был здесь. Однако ряда испытанных, надежных «бойцов» Фишман в одночасье лишался.
Спору нет, организацию-дублера можно было комплектовать специалистами только из КБ-11, потому что кроме как в КБ-11 готовых разработчиков ядерного оружия в СССР более нигде не имелось. Поэтому НИИ-1011 «укрепили» специалистами из КБ-11 — на Урал предстояло уехать тремстам семидесяти опытным научным работникам, экспериментаторам, конструкторам, испытателям, технологам и высококвалифицированным рабочим. Это, конечно, сразу создало кадровые проблемы для «родительского» коллектива КБ-11 и его руководства, к тому же первое время НИИ-1011 работало во все том же Сарове, на «площадях» КБ-11 — пока на Урале строились производственные здания, жилье и т. д.
ХЛОПОТ у Фишмана прибавлялось — с мая 55-го года он назначается заместителем начальника сектора № 5 по научной части вместо Гречишникова. И этот пост Давид Абрамович занимал по май 1958-го года, когда он сменил В.Ф. Шатилова и сам возглавил разрастающийся «пятый сектор».
Заместителем же Шатилова по конструкторской части оставался Терлецкий. То есть то место, куда Фишман по своему «профилю» подходил, вроде бы, больше, было занято. Но переключение на научную сторону проблем конструирования оказалось для Давида Абрамовича весьма удачным и плодотворным. От конструкторских забот он, естественно, так и не отошел, зато появилась возможность посмотреть более спокойно и неспешно на ряд других деликатных