Однако решать эти задачи можно было, лишь постоянно учась самому и уча других.
Так зарядное КБ-1 при Фишмане и работало.
К НАЧАЛУ 60-х годов относится официальный отзыв Николая Леонидовича Духова о Давиде Абрамовиче:
«Давид Абрамович Фишман…. пришел в КБ-11 сложившимся конструктором с большим опытом работ в области исследования и разработки принципиально новых, сложных по замыслу конструкций.
С 1941 по 1948 год занимался вопросами конструирования в области авиационных и танковых дизелей.
Высокая ответственность, настойчивость, педантичность, последовательная и твердая точка зрения в научно-технических основах разрабатываемых конструкций определили продвижение Д.А. Фишмана в научнотехническом и служебном положении.
…Можно без преувеличения утверждать, что ни одна из конструкций зарядов не создавалась без самого ближайшего, непосредственного участия Д.А.Фишмана. Сюда относятся первые принципиальные обсуждения конструкций, разработка реальной конструкции, консультации на производстве и доводка конструкции в лаборатории и внешних полигонах, ее зачетные и госиспытания и, наконец, освоение в серийном производстве.
Давид Абрамович Фишман — ведущий и видный специалист в области разработки специальных зарядов. На протяжении 1948.62 г.г. он являлся непосредственным участником этих разработок, ему принадлежит ряд основных конструктивных решений в разрабатывании зарядов различного назначения.
Д.А.Фишман занимает видное место в ряду создателей зарядов и их прогрессивных решений.
Давид Абрамович Фишман систематически работает над повышением безопасности, надежности и упрощения эксплуатации».
Написать что-то более конкретное о своем бывшем подчиненном Духов не мог — атомные оружейники были на самом строгом «секретном листе», но и из того, что сказано, можно понять роль зарядчика Фишмана в оружейной работе. А с годами формировалась инженерная школа Фишмана.
Официально Давид Абрамович стал профессором в 1978 году, но к тому времени среди его учеников были уже и доктора наук, и кандидаты, и просто прекрасные специалисты высшей квалификации, ни в чем не уступающие своим «остепененным» коллегам. Одним из ярких учеников Фишмана стал Станислав Николаевич Воронин, Главный конструктор ВНИИЭФ с 1991 по 2001 годы, лауреат Ленинской и Государственной премии СССР. В 2000-е годы, когда Давида Абрамовича давно не было в живых, Воронин писал:
«...только сейчас — по прошествии многих лет, с высоты и собственного опыта, и опыта давних коллег, начинаешь понимать, как важно было для дела именно тогда — в переходный, но очень напряженный и насыщенный большой работой период — иметь некую системную фигуру, соединяющую в себе ряд разнообразных и редких качеств.
Такая фигура должна была не просто обладать необходимым профессиональным и интеллектуальным потенциалом для освоения разнородной информации, но еще и иметь фактически неограниченный режимный допуск ко всему возможному спектру «ядерной» информации. То есть — быть человеком авторитетным и облеченным очень высоким доверием государства.
На комплексной информационной базе этот человек должен был уметь отыскивать верные, удачные (а желательно — пионерские, самобытные) решения — то есть, быть генератором идей. Ему же надо было принять на себя функции и «ревизора», «оценщика» идей — как своих, так и чужих. Причем — чужих и физических идей, и инженерных, конструкторских. Причем не порознь, а в их сочетании и совместимости (или — несовместимости).
Он должен был обладать солидным практическим опытом технолога — то есть, того, кто руководит претворением невесомых мыслей ученого и бумажных чертежей конструктора в осязаемые реальные детали и сборкой этих деталей в работающую «машину».
Далее, такой человек был обязан видеть проблему в целом и во всех ее основных частях. Он должен был уметь мыслить и широко, и конкретно, детально. Уметь видеть и «лес за деревьями», и «деревья». А при необходимости— даже отдельные «ветки» и «листья». Но и это было не все. Ведь итогом нашей работы является не просто некий наукоемкий прибор, аппарат, механизм. В конечном счете, этот «прибор» является оружием. Здесь необходим не просто блеск научных и инженерных решений, а высокая надежность, эксплуатационная пригодность, безопасность. То есть, на самом деле необходимо видеть не одну — пусть даже большую, проблему, а целый узел проблем, каждая из которых велика сама по себе.
Далее, необходимо было быть хорошим организатором и управленцем, а к тому же еще — и дипломатом при контактах с ниже- и, особенно, вышестоящими, да еще и с многочисленными «средмашевскими» и «внешними» смежниками. Необходимо было пользоваться доверием как ученых, так и конструкторов. В период, когда ученый далеко не всегда имел право рассказать и разъяснить все детали рядовому разработчику из конструкторского «куста», это было очень существенно.
Ну и, конечно же, такой человек не мог не быть хорошим практическим психологом, контактным человеком с надежным запасом и жесткости, и личного обаяния.
Каждый, кто хорошо знал Давида Абрамовича, очевидно согласится, что здесь обрисована не просто некая обобщенная синтетическая идеальная модель выдающегося конструкторского руководителя, но и конкретная личность — сам Давид Абрамович Фишман.»
Интересно написал об Учителе и Евгений Георгиевич Малыхин, лауреат Ленинской премии и кавалер ордена Ленина, направленный на «Объект» в 1955 году:
«Я отношу его к техническим руководителям сталинской эпохи, которые начинали свою трудовую деятельность в тяжкие годы Отечественной войны и которые показали себя способными решать сложные научно-технические задачи.
Вглядываясь в прошедшие годы работы с Давидом Абрамовичем, удивляешься его способности вынести нелегкое бремя конструкторских проблем, связанных со становлением новой отрасли, требующей особой профессиональной подготовки. Необходимы были и знания в таких сложных отраслях как электроника и электротехника, химия и технология материалов, газодинамика и прочее.
И невольно задаешься вопросом: «Благодаря каким личным качествам Давид Абрамович Фишман на протяжении многих лет постоянно наращивал потенциал как руководитель и достиг, на мой взгляд, наивысшей человеческой оценки, что выражалось в том, что к нему стали часто обращаться как к мудрому Фишману?»
Думаю, главное в том, что Давид Абрамович обладал уникальным даром конструктора, был бесспорным лидером среди высокопрофессиональных специалистов.
Обращало на себя внимание высокое чувство ответственности Фишмана. Создается боевой блок… Казалось бы, стоят непреодолимые трудности в виде значительного избыточного веса боевого блока. Соответственно, не обеспечивается требуемая дальность полета.
Но это не смущает Фишмана. Его напористость и настойчивость, умение вовлечь сотрудников в поиск выхода из положения помогают найти нужные решения. Решения, которые обеспечили нужную дальность полета, но — ни в коей мере не за счет ухудшения прочности или надежности заряда.»
Когда-то Фишман никак не шел навстречу тому же Королеву в вопросе о снижении веса заряда, но теперь уже — с высоты обретенного опыта, он мог идти и на подобные уступки, очень неохотно делаемые теми, кто создает «летающие» конструкции. Обращусь еще раз к запискам Е.Г. Малыхина:
«Я неоднократно бывал вместе с Д.А. Фишманом в командировках у разработчиков новых ракетных систем: у С.П. Королева, М.К. Янгеля, А.Д. Надирадзе, В.П. Макеева и др. Первые поездки запомнились тем, что в программу посещения всегда входила экскурсия по цехам предприятия. Давид Абрамович очень интересовался технологической стороной производства, побуждаемый вопросом, а не отстаем ли мы в чем-то? Это знакомство носило всегда доброжелательный характер. С какой гордостью рассказывали нам главные лица о производственных и технологических достижениях на своих предприятиях, понимая, что именно технологический уровень производства — ключ к успеху!
Вспоминается и последняя встреча нашей команды во главе с Ю.Б. Харитоном с Королевым. Тогда Сергей Павлович объяснил, что, по существу, он переходит на космическую тематику, но согласился провести совместные исследовательские проработки, связанные с выбором боевого оснащения на случай развития ПРО.»
Имя Королева овеяно легендами и давно знаменито. Но тот же Королев и его подчиненные смотрели на гостей из Сарова как на людей особого сорта, занятых настолько таинственным делом, по сравнению с которым меркли даже секреты самих ракетчиков.
Вот как оно было тогда.
ПОД СТЕКЛОМ на столе в кабинете Фишмана лежали два портрета — Н.Л. Духова и В.Ф. Гречишникова, и он не раз вспоминал их в деловых разговорах. А однажды, на вопрос — был ли Духов, трижды Герой Социалистического Труда (!), выдающимся конструктором, Давид Абрамович ответил необычно. Он сказал, что, да, Духов был талантливым конструктором, но, главное, он был удачливым конструктором.
Что надо понимать под удачливостью конструктора, Давид Абрамович не пояснил, хотя некий скрытый смысл тут имелся. Возможно, Фишман был не склонен вдаваться в пространные рассуждения потому, что сам о себе вряд ли мог говорить как о чересчур удачливом. Его удачи всегда обеспечивались трудом.
И немалым.
Пожалуй, тут надо сказать и вот о чем.
Зарядное КБ-1 ВНИИЭФ и его системное ядро — пятый сектор, из которого потом выделялись более узко специализированные секторы, — это, конечно, детище многих крупных, значительных личностей, а не только Давида Абрамовича. Собственно, настоящее начало конструкторскому «кусту» КБ-11 положил как раз Духов. Фишман взял от Духова многое, как, несомненно, на Фишмана повлиял и Гречишников… Повлиял, хотя бы, в качестве своего рода отправной точки для размышлений о том, как надо конструировать и еще более — как организовывать конструирование, как руководить им. В этом смысле Фишмана можно считать учеником не только Духова, но и своего сверстника Гречишникова. Тем не менее, все ведущие высокопрофессиональные специалисты зарядного КБ-1 так или иначе принадлежат к конструкторской и деловой школе именно Фишмана. Одни — те, что постарше, являются его прямыми учениками, другие — это ученики учеников Фишмана.