В принципе!
И не потому, что подчиненные в КБ-1 вели себя тише воды, ниже травы, наоборот: администрирование, как я уже говорил, было не в ходу. Но труд конструктора уважался всеми равно, и шло это от Фишмана. Он не раз заявлял, что уровень Главного конструктора должен быть не выше уровня толкового старшего инженера. И это означало, с одной стороны, что Фишман не поднимал себя выше своих коллег. С другой стороны, это означало, что толковый старший инженер-зарядчик школы Фишмана был обязан мыслить — по крайней мере, в рамках выполняемых им задач, на уровне Главного конструктора!
Так оно и шло в школе Фишмана — из года в год.
Глава 2Звание «50-летний мужчина» и система качества Фишмана
В 1967 году Фишману исполнилось 50 лет. Его юбилейные годы совпадали с юбилеями Большой страны, и как бы предваряли их: у Фишмана день рождения в феврале, у страны— в ноябре. Но к юбилею Октября старались преподносить лишь приятные сюрпризы, а у Фишмана пятидесятый год жизни состоял не только из удач, успехов и достижений. Выпадали и тяжелые моменты — служебные, личные. Будущий лауреат Ленинской премии и Государственной премии СССР Анатолий Сергеевич Россихин, в 1967 году — молодой, но уже маститый специалист, оказался в числе приглашенных на юбилей Фишмана. Много позднее Россихин в мемориальном очерке о Фишмане, писал, что тот «стойко переносил. испытания, не согнулся, не показал виду и на юбилейном вечере был просто великолепен: «Мы можем петь и смеяться, как дети, среди упорной борьбы и труда».»
Как водится, было тогда проведено и торжественное заседание Научно-Технического Совета (НТС) ВНИИЭФ. Хватало памятных адресов, подарков, но главными все же были сказанные в адрес юбиляра слова. Яков Борисович Зельдович — действительный член АН СССР, трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и четырех Сталинских премий, работал во ВНИИЭФ с 1948 года по 1965 год. Точнее, он всю свою Саровскую пору жизни работал в КБ-11, не дотянув года до преобразования КБ-11 во ВНИИЭФ. Но связей с Саровом Зельдович не терял и на юбилей Фишмана приехал.
Зельдович тогда сказал:
— Большой вопрос: на ком жизнь стоит? Где правильная точка зрения? На «сверхчеловеках», которым все позволено, или на нержавеющих винтиках вроде тети Матрены из рассказа Солженицына? Ни то, ни другое — неверно. Жизнь, конечно, строится вот на таких людях, у которых есть и своя яркая индивидуальность, и есть большое чувство собственного достоинства… И в то же время— у которых есть совесть, объективность, которые не считают себя сверхлюдьми, а отдают себя работе по-настоящему. Вот за это мы все ценим Фишмана. Кроме больших способностей, у Фишмана есть настоящая объективность.
В этой оценке что интересно.
Зельдович не удержался от ссылок на модного тогда Солженицына — ну, это ладно! Черт с ним, с не тем будь помянутым Александром Исаевичем. Но любопытно то, что слова «нержавеющие винтики» Зельдович употребил, вообще-то, в положительном смысле — Матрена из «Матрениного двора» Солженицына вызывает сочувствие и уважение. С другой стороны, Зельдович, как и все люди его поколения, прекрасно знал, кому принадлежит сравнение простых людей с винтиками. С винтиками сравнил простых людей Сталин на приеме в честь участников Парада Победы.
Сталинский образ в годы «катастройки» и позднее оболгали, представив дело так, что Сталин якобы рассматривал людей как винтики. Однако люди военной поры, знакомые с тостом Сталина по его публикации в «Правде», знали правду: Сталин сравнил простых людей с такими винтиками, от которых зависит нормальный ход государственного механизма). И, все же, Зельдович в своей речи в честь Фишмана Сталина немного куснул. Да, любопытные, любопытные процессы шли в родной стране уже тогда.
Вернемся, впрочем, в зал, где чествуют Фишмана. Николай Александрович Казаченко, начальник отдела в газодинамическом секторе 03 ВНИИЭФ, обратился к юбиляру так:
— Мы с удовольствием отмечаем у Вас отсутствие остаточных деформаций, несмотря на огромные знакопеременные нагрузки, которым Вы систематически подвергаетесь на посту руководителя. Ваши внутренняя энергия и высокая динамичная прочность дают нам возможность утверждать, что на втором пятидесятилетии Вашей жизни частота появления пиковых значений творческой активности не снизится.
Шутка носила наукообразный характер — это ведь был еще не вечер (юбилейный), а пока что — юбилейный научно-технический совет.
ЮБИЛЕЙНЫЙ ВЕЧЕР проходил еще более весело. Тем, кто был там, он запомнился хорошо, и тот же Анатолий Сергеевич Россихин вспоминал, что кроме традиционных выступлений и тостов в программе было много разных номеров. Скажем, прозвучала в исполнении коллег биография Давида Абрамовича в шуточных стихах и песнях, и если номер не блистал присутствием в нем «звезд» эстрады, то Золотых Звезд Героев в номере хватало.
Один из шуточных конкурсов выиграл Герой Социалистического Труда и лауреат Ленинской премии, будущий академик Юрий Алексеевич Трутнев — он верно назвал наибольшее количество цифр в основании натурального логарифма «е».
Состоялось в тот вечер и еще одно — уникальное — заседание Ученого совета ВНИИЭФ под председательством Ю.Б. Харитона с повесткой дня: «Защита соискателем диссертации на получение звания «50-летний мужчина»».
Были заслушаны:
1. Выступление соискателя Давида Абрамовича Фишмана.
2. Отзывы от различных организаций.
Первым шел отзыв от ГАИ, то есть — Государственной автоинспекции. Он гласил: «Звания не присуждать, так как в лихачестве и нарушении правил дорожного движения уличен не был». Подписал отзыв от ГАИ старшина Сорокин, постоянно дежуривший на главном тогда городском перекрестке.
Вторым шел отзыв от рыбаков: «Звания не присуждать, так как, несмотря на рыбную фамилию («fish» + «тап»: «рыбный человек», «рыбак». — С.К.), рыбу не любит».
Рыбу Фишман действительно ни в каком виде не любил, и это иногда оказывалось причиной курьезов на официальных банкетах, вплоть до кремлевских, куда Давид Абрамович не раз попадал по случаю тех или иных награждений.
Третий отзыв пришел с Урала, с «нового Объекта». Второй ядерный оружейный центр, если читатель помнит, «отпочковался» от КБ-11 вначале в виде НИИ-1011. В 1966 году КБ-11 было переименовано во Всесоюзный НИИ экспериментальной физики, а НИИ-1011
— во Всесоюзный НИИ приборостроения, ВНИИП (уже в 80-е он стал ВНИИ технической физики)… Отзыв оглашался, однако, от лица еще НИИ-1011 (в юбилейных «реквизитах» он был, правда, поименован как «НИИ ни 10, ни 11»). Было публично объявлено, что отзыв отрицательный, «но аргументы стерлись из памяти».
Окончательную оценку соискателю дал председатель — Юлий Борисович Харитон. Он призвал всех присутствующих вспомнить народную мудрость: «Седина в бороду, бес — в ребро», в чем соискатель также не был замечен. Итого соискателю в звании «50-летний мужчина» было Ученым советом единогласно отказано. Давид Абрамович остался «официально» навсегда молодым.
Шутить тогда физики умели, и тогда было произнесено много подобных шутливых речей. И в каждой шутке была доля шутки. Была доля шутки и в ответном слове самого 50-летнего юбиляра:
— Наверное, мой юбилей побил все рекорды. В Грузии празднование юбилея Шота Руставели проходило менее торжественно. И поскольку речь идет о конструкторе, все применили обычный конструкторский прием — все подавать в масштабе. Поэтому я тронут, но, все-таки, не переоцениваю того, о чем здесь говорилось.
Но далее Фишман говорил уже вполне серьезно:
— Нам, конструкторам, приходится, как правило, работать с реализацией идей. Это не должно нас удручать, потому что это — особый способ взаимодействия, творческий способ взаимодействия, когда мы часто дополняем, обогащаем друг друга. Нам приходится часто быть в центре событий, но нужно помнить, что конструктор, находясь в особом положении, прежде всего ценится, если его деятельность не сопряжена с неудачей. Говоря попросту — «вещь» должна быть!
Что ж, здесь все было расставлено по своим местам… В отличие от большинства других конструкторов, конструкторы ядерных зарядов действительно лишь реализуют идеи физиков — «первую скрипку» ведут они, ученые, теоретики. Но «вещь», хотя и вырастает из бесплотной идеи, становится осязаемой только в итоге конструкторской разработки. И становится это возможным лишь при таком особом способе взаимодействия, когда конструкторы дополняют физиков, а физики обогащают конструкторов своим видением проблемы.
С момента появления Фишмана на «Объекте» прошло почти двадцать лет, окинуть взглядом было что, и он признался в тот веселый — несмотря ни на что — вечер:
— Я должен сказать, что по-настоящему я почувствовал, что «становлюсь человеком» (ну не в буквальном смысле слова), только попав сюда. Правда, есть много хорошего, что я могу вспомнить и о таком прекрасном заводе, как Кировский в Ленинграде, и о других, где мне пришлось начинать. Но окончательно я почувствовал себя в такой необыкновенно творческой атмосфере здесь, что греха таить.
И в юбилейной атмосфере он думал о профессии, о ремесле, и это было уже рефлексом — все оценивать через призму дела.
Поэтому люди дела до сих пор его и помнят.
СЛОВА о том, что Фишмана помнят до сих пор — не дежурная фраза. Так было и так есть даже сегодня — более чем через двадцать лет после того, как Фишмана не стало. Да, даже сегодня тема «Фишман» в среде его бывших подчиненных и коллег отнюдь не исчерпана
— она возникает в служебных, полуслужебных и частных беседах и дискуссиях, и не будет натяжкой и преувеличением сказать, что Давид Абрамович по сей день незримо присутствует в стенах родного КБ-1 и ВНИИЭФ.
В одном из недавних таких разговоров, коснувшемся личности Давида Абрамовича, опытный, талантливый конструктор-зарядчик Иван Дмитриевич Чобит вдруг заявил мне:
— Я все более восхищаюсь этой уникальной личностью! В некотором смысле он создал отрасль! Я имею в виду то, что он создал абсолютно самобытную и уникальную — продуманную, разветвленную, многоуровневую, дублированную, перекрещивающуюся систему обеспечения качества зарядов. Все говорят — вот, мол, выдающийся конструктор! Но умение конструировать — это, как я начинаю понимать, более низкий уровень. Создать систему обеспечения качества в такой специфической отрасли как зарядостроение, — задача посложнее.