довательно, ВНИИЭФ не виноват!
«Мы, как и положено серьезной организации, выпускающей серьезную продукцию, — вспоминал Валентин Матвеевич, — не могли не предусмотреть нормальную работу и при возможных непредвиденных обстоятельствах. Сказывалась школа надежности Фишмана…»
Горбачев сразу же улетел на полигон, где к тому времени была получена полная картина температурных полей в макетах скважины. Температура разогрева бетона доходила до 90 °C, в отдельных случаях — даже до 123 °C, и намного превышала допустимую температуру эксплуатации кабелей.
Бетонные пробки были вскрыты, кабели извлечены. В местах крепления резиновыми шкимками кабели были деформированы, и оплетка замыкалась на жилу.
В полигонной работе нет мелочей, и случай с резиновыми шкимками тому пример. По техническому заданию ВНИИЭФ кабели должны были крепиться простой бечевкой. «Внешние» же проектанты решили, что это архаично, а вот резиновые шкимки — куда как хорошо.
«Но, — заключал свой рассказ В.М. Горбачев, — как любил говорить Давид Абрамович: «Лучшее — враг хорошего!». И опыт в скважине 1053 — яркая иллюстрация необходимости жесткого соблюдения нормативных документов, чего всегда неукоснительно добивался Д.А. Фишман».
ВО ВСЕХ отраслях техники обеспечивать качество (надежность, безопасность, долговечность, экономичность, технологичность, воспроизводимость и т. д.) конструкции не проще, чем в зарядостроении. Но «зарядная» система обеспечения качества имеет уникальные особенности. И чем более полно она отвечает своему предназначению, тем более она отличается от своих аналогов в авиакосмостроении, в машиностроении, в электронике и т. д.
Объясняется это тем, что, во-первых, ядерный заряд аттестуется в крайне малом количестве испытаний по сравнению с другими техническими системами, а, во-вторых, поэлементная отработка ядерного заряда не дает того уровня надежности, который может быть достигнут поэлементной отработкой, например, систем космической ракеты или автомобиля. Всесторонне можно проверить качество заряда лишь в прямом опыте, в представительной (как говорят специалисты по надежности) серии экспериментов.
Тем не менее, Давид Абрамович Фишман вместе со своими учениками и соратниками создал такую систему качества, когда при ограниченном объеме прямых испытаний качество надежно и всесторонне обеспечивается за счет своих системных черт. То есть, за счет системы ОСТов, методик и программ отработки, за счет системы документации, за счет принципов авторского надзора в серийном производстве и гарантийного сопровождения войсковой эксплуатации зарядов вплоть до момента их снятия с вооружения, разборки и утилизации.
Читателя-неспециалиста этот перечень может утомить, но, вообще-то, и он далеко неполон. Вот оценка Главного конструктора зарядов во ВНИИЭФ с 2001 по 2010 годы Евгения Дмитриевича Яковлева:
«Настойчивая работа по внедрению системы Фишмана в практику дала прекрасные результаты. Переданные на вооружение отечественные заряды обладают относительно небольшой чувствительностью к изменениям условий производства и эксплуатации, высоко надежны, не создают серьезных проблем при их массовой разборке, которая ведется в настоящее время. За десятилетия эксплуатации большого количества зарядов при их широкой номенклатуре не получено ни одной серьезной рекламации. То, что это — безусловный успех, можно видеть из сравнения нашего опыта с опытом разработчиков ядерного оружия в национальных ядерных лабораториях США: по имеющимся сведениям Министерству обороны США приходилось возвращать отдельные типы зарядов для их полной замены (жирный курсив мой, — С.К.)».
Пожалуй, даже непрофессионалу не надо много объяснять суть и значение последних, жирно выделенных слов! Вот как талантливо, мудро и основательно выстроила Систему Обеспечения Качества в зарядостроении инженерная школа Фишмана.
Глава 3Мирные взрывы, газовые фонтаны и стихи на бланке ресторанного заказа
ОТДЕЛЬНОЙ строкой в жизни Фишмана стала программа мирных ядерных взрывов. Сегодня о ней забыли, а ведь с 1964 года по 1989 год в СССР было проведено 156 (сто пятьдесят шесть) промышленных ядерных взрывов.
Сто пятьдесят шесть — по всей стране, во многих республиках!
Создавались подземные хранилища на газоконденсатных месторождениях, проводилось сейсмическое зондирование земной коры в интересах геологоразведки. Мирные ядерные взрывы помогали «встряхнуть» истощающиеся нефтяные скважины, снимали напряжения в угольных пластах, тушили аварийные газовые фонтаны — о чем позднее.
Мирная ядерная программа была и в США — в 1957 году там начались работы по программе «Плаушер», однако наиболее мощные успехи имел СССР.
Историческая справка
В начале пятидесятых годов известные физики г. Н. Флеров и Д.А. Франк-Каменецкий, работавшие в КБ-11, предложили применить подземный ядерный взрыв для наработки одного из изотопов урана, а тепло разогретой взрывом породы использовать как геотермальный источник. Позднее идея мирного использования энергии ядерного взрыва приобрела более четкий облик, что открыло путь специализированным «чистым» ядерным зарядам для проведения промышленных взрывов с учетом экологических требований.
После заключения 5 августа 1963 Московского договора о запрещении ядерных испытаний в трех средах в СССР была разработана межотраслевая программа по использованию подземных ядерных взрывов в мирных целях. В реализации программы участвовало более десяти союзных министерств, в том числе: Минсредмаш, Мингазпром, Миннефтепром, Минугольпром, Минэнерго, Минцветмет, Минводхоз, Мингео…
В рамках программы отработки промышленных зарядов в СССР было проведено 32 ядерных испытания, в которых была проверена работа 38 ядерных зарядов. Работы в этом направлении были начаты одновременно в КБ-11 (позднее ВНИИЭФ) и в НИИ-1011 (позднее ВНИИП, ВНИИТФ) в 1957–1958 годах.
Три ядерных испытания, проведенные НИИ-1011 в 1958 году, окончились неудачей. Результат ядерного испытания ВНИИЭФ 1961 года тоже оказался отрицательным. Первый работоспособный и эффективный «чистый» промышленный заряд был разработан в КБ-11 в 1962 году, когда были проведены два успешных эксперимента с термоядерными узлами малого энерговыделения.
Со временем на мирных зарядах стал специализироваться, в основном, уральский ядерный центр, однако начиналось все в Сарове, и за много лет советской мирной ядерной программы КБ-11, а затем — ВНИИЭФ, имели ряд громких как по значению, так и по «шумовому» эффекту успехов.
Надо сказать, что на первых порах отношение к идеям широкого использования промышленных взрывов было чересчур радужным. Особые надежды возлагались на так называемые экскавационные взрывы — на выброс грунта. В США намеревались серией направленных взрывов проложить второй Панамский канал. В СССР же предполагалось создание до двадцати искусственных водоемов в засушливых районах Семипалатинской, Кустанайской, Целиноградской, Павлодарской и Гурьевской областей.
Реально в январе 1965 года при помощи подземного ядерного взрыва было создано водохранилище на реке Чаган в Казахстане — озеро Чаган. Не сразу, но с годами сами ядерщики, приезжая на «двойку» — Семипалатинский полигон, ездили на Чаган искупаться и половить рыбку. Тем не менее, от программы создания искусственных озер отказались.
Был успешным и взрыв 70-х годов с кодовым наименованием «Кливаж» на шахте «Юнком» в Донбассе, в Енакиево. Там из-за увеличения горного давления за пятнадцать лет произошло двести тридцать пять выбросов газа и пыли из угольных пластов, погибли шестьдесят шахтеров. Возникла мысль «сбросить» напряжения в наиболее опасных пластах «Девятка» и «Мазур» подземным ядерным взрывом.
В сентябре 1979 года на глубине 903 метров между угольными пластами «Девятка» и «Кирпичевка» был подорван заряд мощностью в 300 тонн тротилового эквивалента. Сейсмическая безопасность шахтных стволов и основных выработок шахты «Юнком» и промышленных и жилых зданий в Енакиево была обеспечена, но поволноваться зарядчикам, как и самому Фишману, пришлось.
Особо же в истории КБ-11 отмечено тушение аварийного фонтана на газовом месторождении «Урта-Булак» в Узбекистане. Тогда ядерным взрывом в специально пробуренной наклонной скважине был пережат ствол аварийной промышленной скважины. Всего в СССР так было потушено 4 аварийных фонтана: кроме «Урта-Булака» еще и на месторождениях «Помук» в Узбекской ССР — 21 мая 1968 года, «Майское» в Туркменской ССР— 11 апреля 1972 года, и «Крестищи» на Украине — 9 июля 1972 года. Однако эпопея с Урта-Булаком была первой.
ПЕРВОГО декабря 1963 года при бурении скважины в газовом пласте с аномальным давлением в 300 атмосфер произошел аварийный выброс газа и начался пожар. Пластовое давление стабилизировалось на уровне в 250 атмосфер. А при давлении в 250 атмосфер на поверхность площадью с ладонь среднего человека будет давить примерно 30 тонн — вес современного основного боевого танка.
Фонтан ревел так, что говорить рядом с ним было невозможно — все забивал ровный мощный гул огня. И этот рев, слышный с расстояния многих километров, не прекращался ни на мгновение день за днем и за ночью ночь.
Почти три года фонтан безуспешно пытались ликвидировать всеми известными нефтяникам и газовикам способами, а в итоге было решено погасить его камуфлетным (без выброса грунта) ядерным взрывом.
С февраля 1966 года по сентябрь 1966 года газовики бурили две наклонные скважины, в одну из которых зарядчики КБ-11 спустили контейнер с зарядом мощностью в 30 килотонн. А 30 сентября 1966 года в 9 часов утра по московскому времени заряд был подорван на глубине в примерно полтора километра.
К месту эксперимента съехалось много высоких чинов, начиная с партийных руководителей Узбекистана и министра среднего машиностроения СССР Ефима Павловича Славского. Всем было интересно посмотреть — что из всего этого выйдет? В мире и до этого ревело немало мощных пылающих фонтанов, но никогда их не пытались тушить столь необычным, столь экзотическим, фантастическим по сути способом. По такому исключительному случаю сюда были допущены даже особо доверенные журналисты, и потом в «Комсомольской правде» появился большой репортаж ее специального корреспондента Владимира Губарева — «Укрощение подземного огня»!