циалисты все более жили житейскими, а не деловыми заботами?
Тем не менее, Давид Абрамович работал по-прежнему много. Но — уже без «куража», как говорят в цирке. Чуть более чем за месяц до своего 73-го дня рождения — 16 января 1990 года, он выписал в дневник турецкую пословицу: «Что легко пришло, то легко уходит».
Через десять дней, 26 января, под этим приписал: «Бисмарк: «Гении задумывают революцию, фанатики ее осуществляют, а подлецы пользуются ее плодами»…».
А еще ниже следует горькая — безысходно, пожалуй, горькая, запись: «УЮБ одна забота — только бы не поцарапать памятник».
Это было написано, конечно, о Юлии Борисовиче Харитоне — стремительно стареющем.
Что ж, констатация нелицеприятная, но, увы, имевшая под собой основания.
А 1 июля 1990 года (это одна из последних записей в дневнике) Фишман записывает новое для себя понятие — одно из тех, на которые была так щедра эпоха «катастройки»: «Толерантность — терпимость, снисходительность к кому-то или к чему-то».
Много тогда было подобных мутных и скользких словечек. Однако об этом «интеллигентском» «политкорректном» словце надо сказать, что оно было не из словаря Фишмана, не из его эпохи, и — не из его судьбы.
ПРОХОДИЛ сумбурный 1990 год, над страной нависало что-то еще не окончательно осознанное, но зловещее. Накрывало пеленой неизвестности и неопределенности и «ядерный» ВНИИЭФ.
Но Давид Абрамович как-то преодолел внутренний кризис — он ведь был бойцом, и, похоже, собирался с силами для того, чтобы выработать в этих зловещих условиях соответствующую линию политики КБ-1 и ВНИИЭФ в целях обеспечения стратегической обороноспособности России.
Год заканчивался…
31 декабря падало на понедельник — день, хотя и укороченный, но рабочий. Конечно, все покидали рабочие комнаты раньше — повод для такого случая был и обычным, и резонным: режимные службы должны были проверить опечатывание дверей, электрики — заблаговременно обесточить помещения и т. д.
В общей веселой, предновогодней толпе сотрудников шел к выходу из здания № 87 («Белого дома») и Давид Абрамович. Он был тоже весел и благодушно отвечал на бесчисленные поздравления и приветствия.
Впереди был Новый год.
Да, Фишман до конца сохранял жизненный и профессиональный тонус. И ушел совершенно неожиданно. Он появился в своем кабинете в первый рабочий день 1991 года — в среду 2 января, а с утра 3-го января по зданию № 87 пополз невероятный слух: Фишман умер.
Где-то к девяти утра все уже знали, что это — не слух.
Он, ровесник Октября, ушел в небытие гражданином еще Советского Союза. И над ним, уже неживым, звучали еще те аккорды, которые были знакомы и близки ему всю его жизнь.
В дни, когда Давид Абрамович так неожиданно и скоропостижно скончался, о нем говорили много и многие — в обстановке официальной и неофициальной, в рабочих комнатах и на кухнях, на улицах и под крышами домов… Люди начинали осмыслять, что теперь жизнь их пойдет уже без Фишмана, что закончилось нечто значительное. И закончилось безвозвратно.
Один из давних сотрудников зарядного КБ-1 выразил тогда в бесхитростных рифмованных строках то, что ощущали сотни и тысячи людей в институте, в городе и далеко за его пределами:
Ушел от нас. Увы! Навечно
Ушел мудрейший Человек.
У нас в сердцах жить будет вечно,
На все имевший свой аспект.
На редкость был он человечным,
И вдохновлял нас в трудный час,
Вот — эталон для тех, кто вечно
Хотел бы жить в людских сердцах!
В людских сердцах он и живет — вот уже третий десяток лет. И будет жить если и не вечно, то — долго.
Хотя.
Если память у человечества станет долгой и умной, то имена, подобные имени Фишмана, займут в истории мира и России намного более прочное место, чем имена многих «президентов» и «премьеров».
Давид Абрамович прожил славную и интереснейшую жизнь — тут и спорить не о чем. С какого-то момента он и получал от жизни и общества много. Но, вообще-то, ему ничего и никогда просто так — за здорово живешь или за «чего изволите?» — не давалось. Ему всегда приходилось непросто, и он всего добивался трудом. Поэтому и чувствовал он себя всегда уверенно.
Он никогда не сидел на двух стульях.
Но в своем кресле сидел прочно и по праву
К СОЖАЛЕНИЮ, Фишман не оставил нам цельных воспоминаний, хотя знакомство с его архивом доказывает, что планы у него на сей счет имелись. Так, некоторые страницы тетрадей имеют заголовки: «Глава «Курьезы», «Глава «Первые шаги». Записей под этими заголовками немного, но слово «главы» говорит о том, что Давид Абрамович предполагал с какого-то момента начать складывать эти наброски — пока лишь намеченные — в книгу.
Увы, не сложилось. Как не сложилась и монография Давида Абрамовича о конструировании ядерных зарядов. А это был бы интересный и, весьма вероятно, в некотором роде уникальный труд. Во всяком случае, мало кто из крупных конструкторов рискнул бы заняться написанием неких «Этюдов об этике конструирования», где Фишман писал:
«Какая связь между этикой конструирования и качеством производственного труда? Что такое этика конструирования? Почему мы сейчас уделяем (вернее вынуждены) уделять [ей] внимание?
Труд конструктора сегодня — это, прежде всего, коллективный труд. Время одиночек (если иметь в виду решение задач по конструированию современных приборов) в наши дни ушло.
Конечно, этика (призывы соблюдать этику в отношениях) не есть «христианство» конструирования— непротивления злу. Наоборот, соблюдение этики не противоречит непримиримости к недостаткам, беспринципности и т. д.
Сегодня вопрос об этике [мы] поднимаем особенно потому, что видим в этом залог и, если хотите — резерв повышения производительности труда. Соблюдение этики — в конечном итоге один из важных компонентов соблюдения (поддержания) творческого климата в конструкторском процессе.
Что же такое этика конструирования? Какой смысл мы вкладываем в эти понятия применительно к процессу конструирования?
Наперед следует оговориться, что абсолютных рецептов в этом плане, которые позволяли бы полностью исчерпать и гарантировать «бесконфликтность», видимо, не существует.
Да это, пожалуй, и не следует рассматривать как самоцель.
Однако некий минимум этических правил и норм поведения для конструкторов, да и вообще сотрудников наших секторов следует сформулировать.
1. Мы идем к коммунизму, к коммунистической форме труда, т. е. стремимся к тому, чтобы труд стал одной из замечательных потребностей в жизнедеятельности человека. Короче, это может случиться тогда, когда трудовая деятельность будет доставлять удовольствие и удовлетворенность каждому из участников трудового процесса коллектива.
2. Труд уже в наше время, а дальше мера этого будет только возрастать— процесс, [дающий] продукт труда. [И это] — результат, главным образом, коллективных усилий.
3. Труд коллективный, равно как и индивидуальный труд, должен правильно оцениваться. Гармоничность полная в этом смысле будет, конечно, в коммунистическом далеко. А сейчас мы должны стремиться к тому, чтобы заложенная в соотношении оценка между коллективным и индивидуальным не носила антагонистических противоречий из-за слишком честолюбивых устремлений некоторых членов коллектива общего творческого процесса труда.
4. Без противоречий, в смысле борьбы мнений, безусловно, нельзя обойтись и более того, вредно. Может быть совершена ошибка, может родиться безразличие— это чуть ли не самое неприятное и опасное».
Задумываются ли о чем-либо подобном сегодня те, кто имеет перед обществом те же системные обязанности, что и Фишман? И отвечает ли хотя бы в малой мере нынешняя социальная атмосфера таким его мыслям, принципам, убеждениям?
Он же задумывался о труде не только как источнике благ, но как о самостоятельном благе, о такой же потребности человека трудиться, как потребность дышать, есть, спать…
Для него и лучших его учеников и товарищей так оно и было! Я написал ранее, что они не работали, чтобы отдыхать, а отдыхали, чтобы потом лучше работать, и это же сейчас повторяю.
В том и было их счастье, которое сегодня доступно так немногим!
Фишман размышлял об этике труда и записывал:
«5. Таким образом, мы приходим к обязательности и необходимости различных подходов при обсуждении, при выработке решений. Как же регулировать этот процесс, и кто это должен делать? Тут мы подходим к особой роли руководства как со стороны научно- технического руководства, так и партийной организации.
Основные рекомендации для поддержания этики:
— помнить, что, прежде всего, нужно относиться с уважением к чужому труду любого ранга;
— критика, как по форме, так и по существу, должна носить деловой и корректный характер;
— заимствование чужих решений должно сопровождаться обязательными и корректными ссылками на авторов чужих работ. Следует рекомендовать получение согласия на заимствование от разработчика, чтобы исключить неправильное использование, а иногда даже — дискредитацию заимствованной конструкции;
— избегать ненужного параллелизма в разработках, особенно когда это связано с непринципиальными решениями или не продиктовано соображениями экономии времени и сил. Лучше в такой ситуации помочь советом или другой формой;
— помнить, что настоящий конструктор или ученый, прежде всего, человек щедрый;
— помнить, что любая конструкторская разработка должна быть подчинена решению или развитию серьезной идеи. Надо помнить, что разработку следует вести не в обеспечение занятости (что, к сожалению, иногда движет некоторыми исполнителями, а в ряде случаев — даже руководителями подразделений);
— демагогия — опасный прием. В лучшем случае может временно увести вопрос (решение) в сторону. Поэтому аргументация всегда должна быть не только качественная, а — по возможности — количественная, исключая вполне очевидные соображения;