Косвенно такую гипотезу подтверждает реакция немецких ученых на бомбардировку японских городов. В своей книге «Миссия Алсос» Гаудсмит рассказывает, как днем 6 августа интернированные немецкие физики узнали о Хиросиме.
Первой их реакцией было недоверие. Они ведь сами несколько лет работали над урановой проблемой и убедились, что получить атомную бомбу за такое короткое время почти невозможно. Как же это могли сделать американцы? Это абсурд! Один из них заявил: «Это не может быть атомной бомбой. Вернее всего, это пропаганда. Может быть, у американцев появилось какое-нибудь новое взрывчатое вещество или необыкновенно большая бомба, которую они решили именовать атомной, но это далеко не то, что можно было бы назвать атомной бомбой. Это не имеет ничего общего с урановой проблемой».
Придя к такому заключению, немецкие ученые спокойно закончили свой обед. В девять часов по радио были переданы новые, значительно более подробные сообщения.
На десятерых немецких ученых эти сообщения произвели сокрушительное действие. Все их мировоззрение рухнуло. Одним ударом все их самомнение разлетелось в пух и прах. Незыблемая уверенность в научном превосходстве сменилась острым чувством отчаяния и пустоты. Если так, то вся их работа за последние шесть лет была проделана впустую; их надежды на блестящее будущее германской науки были не больше чем иллюзией!
Только один человек из всей их группы не был этим задет, по крайней мере лично, – фон Лауэ. Он был просто наблюдателем и не разделял мечтаний физиков о могуществе и об атомной бомбе. Все же остальные считали, что атомная бомба означала могущество не только страны, сумевшей разрешить данную проблему, но и самих физиков, и их науки. Из всех десяти интернированных в этом английском имении фон Лауэ, по-видимому, единственный полностью осознал потрясающий эффект взрыва атомной бомбы над Хиросимой. Во всяком случае, фон Лауэ воспринял новости спокойно.
Герлах расстроился больше всех. Он вел себя подобно потерпевшему поражение генералу. Он, «рейхсмаршал» ядерной физики, не сумел победить! Замечания более молодых ученых он воспринимал как критику именно в его адрес и несколько дней находился в состоянии глубокой депрессии. Коллеги всячески утешали и старались привести в равновесие расстроенного профессора.
Остальные оправились от истерики сами. Они проводили часы, обсуждая научные проблемы, связанные с бомбой, и пытались представить себе механизм ее действия. Но, несмотря на все подробности радиосообщений, немецкие ученые были уверены в том, что на Хиросиму сброшен урановый котел. Неудивительно, что они были сбиты с толку. Конечно, было бы большим достижением поднять в воздух и сбросить целый урановый котел; вряд ли когда-нибудь удастся построить самолеты, способные выполнить такую задачу. Но если бы даже и был такой самолет, то все равно урановый котел никогда бы не смог быть бомбой. Он мог бы только шипеть и свистеть. Но немецкие специалисты не поняли даже этого основного фактора…
«Почему, – удивлялись германские ученые, – газеты и радио уделяют такое внимание разрушению союзниками завода по изготовлению тяжелой воды в Норвегии? Ведь тяжелая вода не имеет ничего общего с изготовлением атомной бомбы. Ее можно использовать для изготовления “урановой машины”, но никак не бомбы! И что такое говорят о плутонии? Что такое плутоний? Немецкие физики были смущены более чем когда-либо. Должно быть, говорили они, эти глупые газетные репортеры и радиокомментаторы опять путают: нет такого вещества – плутония. Может быть, под плутонием они подразумевают полоний или протактиний – давно уже известные радиоактивные элементы? Но какую роль могут они играть в изготовлении атомной бомбы?
Душевные терзания германских ученых приобретали смысл только в одном случае. А именно: если они имели самое непосредственное отношение к А-бомбам, сброшенным на японские города и уничтожившим сотни тысяч мирных жителей. Иначе с какой стати им переживать за содеянное американцами?
В середине мая 1945 года в северо-восточной части залива Мэн эсминец береговой обороны США обнаружил перископ неизвестной субмарины и тут же выпустил по ней серию глубинных бомб. Тут же всплывшая немецкая подводная лодка U-234 была отконвоирована в Портленд. Военная разведка, интернировавшая немецких подводников, без труда выяснила, что на борту U-234 находится важная научно-техническая документация, относящаяся к «Урановому проекту» и непосредственно к таинственному объекту «Локки». Кроме того, в торпедных аппаратах субмарины были заряжены освинцованные контейнеры со слитками металлического урана… Капитан подлодки объяснил, что у него имелся приказ отстрелить контейнеры при угрозе захвата корабля, но он, слушая радио, узнал о капитуляции Германии и решил сдаться береговой обороне США.
Эта находка столь внушительного количества обогащенного урана, да еще и в последние дни войны, сильно смутила экспертов «Манхэттенского проекта», которые незамедлительно подключились к расследованию. Ведь согласно официальной версии, основанной на выводах миссии «Алсос», в Германии такого количества урана быть никак не могло – по причине полного отсутствия действующих урановых котлов. В этом свете весьма показательно отсутствие в архивах США каких-либо сведений о дальнейшей судьбе U-234 и ее команды.
Но и это еще не все – выяснилось, что подводная лодка получила приказ следовать… в Японию! Известно и еще об одной немецкой подводной лодке, которую новость об окончании войны застала буквально на полпути к Японии. Речь идет об U-401 под командованием корветтен-капитана Хазе, которая вышла 25 марта 1945 года из немецкой военно-морской базы курсом в Желтое море, имея на борту несколько свинцовых ящиков с обогащенным ураном-235. После долгих колебаний Хазе принял решение всплыть на поверхность и сдаться береговой охране западного побережья США, после чего был отведен в Сан-Франциско.
Современный американский эксперт в области атомного оружия Чарльз Стоун представил результаты собственного расследования первых ядерных довоенных проектов. Из найденных Стоуном архивных материалов убедительно следует, что в Стране восходящего солнца еще в 30-х годах прошлого века проводились научно-исследовательские работы по поиску путей к созданию ядерных боеприпасов.
После вступления в военно-политическую ось Берлин – Рим – Токио Япония стала получать много стратегических материалов, в том числе и урановую руду, из Германии, а впоследствии и из оккупированной Европы. Когда военное положение стран оси резко ухудшилось, Япония самостоятельно предприняла ряд геологических экспедиций в оккупированные ею страны Юго-Восточной Азии и Китай для поиска месторождений расщепляющихся материалов. Их результат до сих пор неизвестен, но Стоун аргументированно утверждает, что к концу войны японцы обладали вполне достаточным количеством урана для взрыва собственной А-бомбы.
Более того, по словам Стоуна, летом 1945 года, незадолго до вступления в войну против Японии Советского Союза и разгрома Квантунской армии в Маньчжурии и Китае, японские военные инженеры провели испытание каких-то сверхмощных боезапасов. Немногочисленные очевидцы утверждают, что в Японском море, недалеко от северного побережья Кореи, утром 21 июля 1945 года возник километровый огненный шар, переросший в циклопическое грибовидное облако. По очень приблизительным оценкам Стоуна, мощность взрыва могла быть примерно такой же, как и у бомб, сброшенных американцами на Хиросиму и Нагасаки.
Наличие эффективной научно-исследовательской программы японских ученых по атомной и ядерной физике подтверждают и показания майора Теодора Макнелли, служившего в конце войны в аналитическом разведывательном центре американской армии на Тихом океане под командованием генерал Макартура. Согласно сведениям Макнелли, американская разведка располагала данными о крупном ядерном центре в корейском городе Хыннам. Макартуру было известно и о существовании циклотрона в этом корейском научно-исследовательском и промышленном комплексе, где японцы возвели еще секретный завод. Здесь, по мнению Стоуна, и была произведена японская бомба.
Известный американский историк и журналист Джон Дауэр в своей книге о неизвестных событиях Второй мировой войны на Тихом океане рассказывает, что японские военные круги пристально следили за достижениями в области ядерной физики еще задолго до начала военных действий. Первым, кто занялся этим вопросом, был генерал Такео Ясуда, окончивший физический факультет Токийского университета, начальник отдела науки и техники Главного штаба военно-воздушных сил Японии, а позднее начальник Генерального штаба военно-воздушных сил японской армии. Известно, что один из бывших учителей генерала, профессор Риокичи Сагане, во время стажировки в США обратил внимание на статьи в теоретических журналах по физике, где утверждалось, что «цепная реакция, вызванная распадом урана, способна привести к взрыву невиданной мощности».
По возвращении в Японию Сагане написал подробный отчет, из которого следовало, что новейшие открытия в ядерной физике вполне могут быть использованы в военных целях. Идеей создания ядерного оружия заинтересовался будущий премьер-министр, а в тот период военный министр генерал Хидэки Тодзио. Во главе японской ядерной программы он поставил известного физика Ёсио Нисину, проявившего себя способным теоретиком еще во время стажировки в Институте теоретической физики Бора.
В конце 30-х годов он возглавил центральный координационный орган всех исследовательских работ в Японии – Научный совет, будучи уже известным своими статьями в области атомной и ядерной физики, физики космических лучей и ускорительной техники. С 1937 года он руководил строительством первого японского ускорителя элементарных частиц – циклотрона, а впоследствии показал, что торий-232 делится быстрыми нейтронами, и открыл изотоп уран-237. Его заместителем стал выдающийся специалист в области квантовой электродинамики, профессор Токийского университета Синъитиро Томонага, впоследствии удостоенный Нобелевской премии «За фундаментальные работы по квантовой электродинамике, имевшие глубокие последствия для физики элементарных частиц» совместно с Дж. Швингером и Р. Фейнманом.