— Ой, — сказала Марина. — Ну вы и тупые! Зачем делать роботов, если могу прекрасно давить сок руками? Ваша промышленность тратить ресурсы совсем нерационально!
Когда суп оказался готов, обо мне уже, кажется знало всё население этой квартиры, если не соседних. Всё время готовки на кухню входили и выходили какие-то люди: и, по-моему, многие из них только для того, чтобы посмотреть, нет ли у девушки из-за железного занавеса рогов, копыт или собачьей головы. В основном глазели молча, избегая приближаться. Лишь под самый конец готовки на кухне появился мальчик лет десяти-одиннадцати и довольно внятно сообщил мне по-английски:
— Добрый день! Меня зовут Дейтерий. Я учусь в пятом классе. Я пионер.
— Он у нас тут отличник, — сказала Марина. — Победитель районных олимпиад по английскому языку.
Я ответила:
— Приятно познакомиться. Я Эвелина.
После этого Дейтерий прочитал сонет Шекспира наизусть. А, заметив мой восторг и удивление, дополнил его ещё и монологом Гамлета.
Поев суп, мы пошли на прогулку. Я уговорила Марину отправиться в книжный магазин в поисках карты Москвы или путеводителя, чтоб посмотреть, где посольство. Ехать в книжный пришлось на трамвае. Внутри него Марина приказала мне молчать, чтобы не привлекать внимания английской речью. Когда же мы вновь оказались на улице, она не выдержала и тихо спросила:
— В ваш город в Америке трамвай есть?
— Нет, — сказала я. — У нас у всех свой транспорт.
— Да, у нас в деревне при царе все тоже на своих телегах ездили, — ответила Марина, кажется, довольная тем, что её представление об Америке подтвердилось. — Ничего, скоро будет.
Карту мы купили. Но вечером, вернувшись, обнаружили, что это карта не настоящей Москвы, а будущей, не реальной, а идеальной. Короче говоря, коммунистической. Это Москва была в два раза больше, не содержала никаких пережитков Средневековья, была полностью газифицирована и невероятно хороша собою. Посольства США в ней не имелось. Видно, издатели этого чуда считали, что ко временам коммунизма Америка будет уже уничтожена. Либо отношения с ней испортят ещё больше, до того, что дипломаты все уедут.
Марина меня утешила, пообещав, что завтра пойдёт на работу и тогда аккуратненько спросит у каких-нибудь туристов из Америки про посольство: уж они, наверно, знают, где оно.
Дальше мы съели суп до конца и уселись смотреть вечерние новости.
В чём-то их новости были похожи на наши: их вёл такой же мрачный мужик в чёрном пиджаке, который смотрел на аудиторию, словно злой учитель на лоботрясов, и докладывал всякие ужасы. Монологи ведущего тоже перемежались сюжетами с мест событий. Главное отличие было в том, что не было рекламы. Кстати, мне это понравилось… Но, конечно, не настолько, чтобы и правда захотеть остаться в России.
Сперва диктор рассказывал об успехах советской экономики. Марина переводила мне: план по темпам перевыполнения плана вышел на рекордный уровень; пущен десятый за этот год реактор на быстрых нейтронах; в ЛунССР отправлен груз урана и оружия; в колхозе таком-то вывели породу свиней повышенной жирности (жир от них отправят голодающим в Экваториальную Африку); карточки на мясо планируют отменить уже через пару лет.
— Ты, наверное, завидуешь тому, как мы живём, — сказала Марина. — Видишь, у нас мясо справедливо разделили, пятьсот грамм на месяц на человек. А у вас его буржуи всё съедают.
Я кивнула, чтоб не обижать гостеприимную хозяйку.
Потом пошли новости мировые. Бои во Вьетнаме, в Корее… Что касается последней, то подробно показали разрушения на Севере, устроенные нашей атомной бомбой.
— СССР вынужденный ответить по Южный, но бить лишь военный объекты, народ не страдает…
Дальше сказали о том, что американцы планируют нападение через надземную часть Берлинской стены, вследствие чего её необходимо нарастить на двадцать метров. Я задумалась о том, сколько это будет — «двадцать метров», но потом сообразила, что ведь эта новость вообще не согласуется с моим представлением о происходящем в мире. Ведь в доме Лже-Элвиса, когда я смотрела новости, говорили, что на германо-германской границе уже вовсю воюют!.. Про новую блокаду Западного Берлина тоже ни слова не было.
Потом диктор начал ругать Пиночета. И снова удивление! Я-то думала, его уже убили. Ну, по крайней мере, так сказали в тех же новостях в доме Лже-Элвиса…
— Марин, — спросила я. — Я что-то слышала о столкновениях с убитыми на Луне… Сейчас там как вообще?..
— Никаких столкновений там не было. Кто тебе так сказал?
— Телевизор в Америке.
— Вам бессовестно врут. На Луне всё спокойно.
Неужели действительно врут?.. Или это в СССР по телевизору не стесняются рассказывать нечто до такой степени далёкое от правды?.. А вдруг врут там и там? Вдруг мир вообще не такой, каким мы и они его представляем?..
Тут Марина мои мысли прервала.
— Ничего себе! — воскликнула она и вперилась в ящик.
— Что? Что там такое?
Она жестом приказала: «Погоди. Сейчас послушаю, потом уж переведу». А через пару минут доложила:
— Сказали про нашу гостиницу. Там нашли двоих американцев: один упал с крыши, расшибся как блин до конца. Говорят, не выдержать того, насколько похорошела Москва при советской власти. А второй с ранением в больнице. В него выстрел. Состояние тяжёлое, но жив… Ну и ну!
— Ну и ну! — только и смогла, что повторить я.
Значит, один из Лже-Элвисов выжил… Это хорошо, потому что так на мне меньше греха. Но это ужасно, потому что его вылечат, и он расскажет всем, что это я!.. О, Господи! А что, если он уже сейчас даёт показания в больнице?! Может, лучше мне отсюда убираться?.. Но куда тогда идти?.. Поди знай, где дадут больший срок за убийство и покушение: у нас или в СССР? У нас можно нанять адвоката… Хотя Советам, может быть, вообще будет наплевать на то, что случилось с американцами…
В общем, я понятия не имела, что мне делать. Только слабость жуткую почувствовала. Вздохнула тяжело.
Марина посмотрела на меня:
— Как ты думаешь, это твой муж?
Я пролепетала:
— Я не знаю…
— Может, он убить себя, что ты ушла?
— Возможно…
— Или эти два американца подрались, убить друг друга?
Я была ни в силах ни обманывать Марину, ни сказать ей всё, как есть. Поэтому сумела лишь помотать головой, сжаться в комок и заплакать бессильно.
Марина меня обняла:
— Не плачь. Мы люди сильные. В обиду не дадим. Все бабы сёстры.
Когда настало время ложиться спать, Марина, несмотря на мои протесты, уступила мне свою кровать, а сама взяла раскладушку у соседей. Она сказала, что утром ей будет удобнее быстро сложить раскладушку, чем собираться, постоянно обходя её боком. Выходила она рано: в шесть утра. Условились, что я пока останусь и буду ждать её дома.
Свет погасили, но мне не спалось ещё долго.
На улице шёл дождь.
Я смотрела в окно на летящие капли в свете уличных фонарей и думала, что теперь не могу прогнозировать свою жизнь даже на сутки вперёд.
Очень хотелось домой, в свою комнату…
Даже в школу я б сходила…
Интересно, как там все ребята? Петси, Пенси, Ронни, Вики?.. Нашёлся ли Сэм? Поменяли ли пластинки в музыкальном автомате в «Реакторе»?..
Я закрыла глаза и попыталась представить себя в любимой закусочной.
Но в место этого разум подсунул мне образ Лжеэлвиса, целящегося в меня из лазерного пистолета… а потом падающего, словно тряпичная кукла.
58. Я торгую одеждой
На следующее утро, пробудившись, я сперва обнаружила, что Марина уже ушла на работу, а затем — оставленный мне на столе кусок хлеба и парочку рыб из консервов. Этот библейский паёк выглядел не очень-то лакомым, но день, я решила, на нём продержусь, не помру…
Однако, стоило мне высунуться из комнаты, как оказалось, что жить до вечера на хлебе и рыбах не придётся. Народу в квартире теперь было ещё больше, чем вчера. И я вскоре заподозрила, что немалая часть его — это не жильцы, а те, кто пришёл поглазеть на американку. Меня провожали взглядами в туалет и из туалета, наблюдали, умоюсь ли я, проследили, как иду на кухню, наливаю себе кружку кипятка… А потом заботливо предложили чаю. Потом пирожок. Потом яблочко. Потом бутерброд с чем-то белым, молочным. Потом немного жареной картошки — но не из фритюра, со сковородки… Чай я к тому времени весь выпила, поэтому налили ещё стакан какой-то кисломолочной штуковины. Звучит это кощунственно, но я чувствовала себя едва ли не младенцем Иисусом, которому волхвы, счастливые лишь от того, что Он появился, тащат подарки.
Дейтерий устроился рядом и всех представлял мне:
— Это тётя Маша. Он вас угощает, желает приятно быть в СССР. Это дядя Слава. Он за мир. Это Радиола Коммунистовна… эту картошку она прошлый год собирать на колхозе «Дорога Ильич».
Я наелась от пуза, но, конечно же, была немало смущена этим вниманием. Поэтому решила сидеть в комнате и по возможности не высовываться.
Оказалось, это бесполезно.
Ко мне почти что сразу постучали. На пороге снова был Дейтерий — в этот раз с каким-то новым мужиком.
— А это Декабрист Вениаминович. Он хочет сказать очень уважает великая американская культура Стейнбек и Драйзер.
Стоило мне, обменявшись несколькими вежливыми словами с Декабристом Вениаминовичем, закрыть дверь, возлечь на койку и расслабиться, как снова постучали.
В этот раз Дейтерий привёл двоих странных ребят. Это были молодые парень с девушкой. Парень был в пиджаке размера на три больше нужного, брюках, из которых явно вырос, в нелепо пёстром галстуке, ботинках на платформе и с причесоном, похожим на рог носорога. Девушка выглядела не настолько безумно, но как-то вызывающе по-праздничному: в жёлтом платье с очень узкой юбкой, на шпильках и ярко накрашена.
Понятия не имею, зачем эти двое так вырядились. Может быть, это был какой-то их русский народный костюм для приёма гостей?.. Или в сталинской Москве просто не было возможности выбрать одежду со вкусом, так что они ухватили, какую придётся?.. Я стала склоняться ко второму варианту, когда эти двое попросили Дейтерия остаться за дверью, а потом жестами объяснили, что хотят купить что-нибудь из моей одежды. Я продала им кофту, которую носила поверх платья. Если не слоняться по ночам, то летом я могу и в одном платье… Дай Бог, это не надолго, я надеюсь, дома скоро буду… А вырученный с продажи кофты рубль отдам Марине как уплату за стол и ночлег.