Не менее важным было то, что Фукс передал свои неимоверной важности сведения тогда, когда и советский Атомный проект, и сам Курчатов стояли на перепутье, выбирая генеральное направление дальнейшей работы. Недаром в своей записке М.Г. Первухину, курировавшему в самом начале работы по атому, Игорь Васильевич писал 7 марта 1943 года:
Произведенное мной рассмотрение материала показало, что получение его имеет громадное, неоценимое значение для нашего Государства и науки.
С одной стороны, материал показал серьезность и напряженность научно-исследовательской работы в Англии по проблеме урана, с другой, дал возможность получить весьма важные ориентиры для нашего научного исследования, миновать многие весьма трудоемкие фазы разработки проблемы и узнать о новых научных и технических путях ее разрешения. <…>
Барковский Владимир Борисович. [Из открытых источников]
Клаус Фукс.
[Из открытых источников]
Наиболее ценная часть материалов относится к задаче разделения изотопов… Изложенная в материале теоретическая работа по разделению методом диффузии представляет крайне обстоятельное исследование…
Таким образом, данные материалы представляют большой интерес. В них, наряду с разрабатываемыми нами методами и схемами, указаны возможности, которые у нас до сих пор не рассматривались. <…>
Естественно возникает вопрос о том, отражают ли полученные материалы действительный ход научно-исследовательской работы в Англии, а не являются вымыслом, задачей которого явилась бы дезориентация нашей науки? <…>
На основании внимательного ознакомления с материалом у меня осталось впечатление, что он отражает истинное положение вещей. Некоторые выводы, даже по весьма важным разделам работы, мне кажутся сомнительными, некоторые из них – мало обоснованными, но ответственными за это являются английские ученые, а не доброкачественность информации [141, с. 314, 320].
В течение 1942 года русская разведка плотно села на информацию о британском урановом проекте, получившем шифр «Энормоз» («Enormous» – «огромный»). За 9 лет работы на этом направлении было собрано и передано в Москву 17 томов более чем из 300 страниц каждый.
Из записки И.В. Курчатова заместителю председателя СНК М.Г. Первухину. [Предоставлено СВР РФ]
Тогда же стало выясняться, что ядерные исследования из Британии постепенно, но неуклонно перемещаются в США, а английские учёные включаются в американский проект «Манхэттен».
Опять же заглядывая несколько вперёд, можно привести цифры, что всего американцы задействовали в этом проекте более 130 тысяч человек и потратили на него 2 миллиарда долларов. Тех ещё долларов, когда средний доход американцев составлял примерно 515 долларов в год.
В США у советской разведки были куда более значительные проблемы, нежели в Англии. Здесь не было «Кембриджской пятёрки» (и Фукса поначалу), а научно-техническая разведка по линии ГРУ, сама по себе впечатляющая, не была ориентирована на атомную тематику. И.В. Курчатов высказывал соответствующие пожелания, но поскольку «подрядчиком» у него выступал Иностранный отдел госбезопасности, то основные каналы держал в своих руках товарищ Берия. Который с военными не очень дружил. Как и они с ним. Так что ГРУ подключилось к добыче соответствующих сведений не сразу.
Что же до политической разведки по линии ИНО ГУГБ НКВД, то в США она как раз политикой в основном и занималась, отслеживая именно эти аспекты в деятельности американских властей. Ещё бы – в Кремле реально опасались, что правители США могут рассматривать вопрос о признании правительства Керенского (в Америке проживавшего) в случае, если СССР или проиграет Германии, или замирится с нею. В Москве не было секретом подспудное, но массовое (и потому иногда прорывавшееся в словах политиков) стремление американских политических элит устроить так, чтобы русские и немцы подольше убивали друг друга.
Вот на политическое влияние на Вашингтон поначалу и был лично Сталиным нацелен глава легальной резидентуры НКВД в Соединённых Штатах Василий Зарубин («Зубилин», «Купер», «Максим»). Информация по разработке атомного оружия эту резидентуру пока что не интересовала. Во всяком случае, интересовала не так остро, как задача по нейтрализации антисоветских усилий белой эмиграции в США.
Однако после получения первой директивы Фитина/Квасникова работавший под Зарубиным весьма эффективный разведчик Семён Семёнов (Самуил Таубман, оперативный псевдоним «Твен») оперативно занялся вербовкой агентов, имевших отношение к ядерной тематике. В общей сложности он работал с 28 «объектами». Что, в частности, дало ему возможность параллельно получить и переправить в СССР первые образцы пенициллина. Тоже немалое дело.
Именно от Семёнова пришла Курчатову первая информация об успешном проведении в декабре 1942 года в металлургической лаборатории Чикагского университета цепной реакции.
У «Твена» на связи были и знаменито-несчастные впоследствии супруги Юлиус и Этель Розенберг, через которых (именно через Юлиуса) советская разведка получила уже не принципиальные, «теоретические» схемы атомного заряда, переданные в свое время Клаусом Фуксом, а полноценные чертежи первой американской ядерной бомбы. Того самого «Малыша», что был сброшен на Хиросиму 6 августа 1945 года. Их передал сержант Давид Грингласс («Калибр»), брат Этель Розенберг.
Супруги Розенберг.
[Из открытых источников]
Кстати, стоит отметить, что супруги Розенберг также сотрудничали с Советским Союзом на идейной – они были коммунистами – основе. И мужественно приняли смертный приговор за шпионаж и казнь в 1953 году, не поступившись своими убеждениями.
А уж у Альберта Эйнштейна, морального, так сказать, «толкача» проекта, который своим авторитетом сумел ещё в 1939 году убедить президента Рузвельта одобрить создание ядерного оружия, – у Эйнштейна вообще была глубокая и нежная любовь с Маргаритой Конёнковой. Русской родом из Сарапула.
Да, но где Конёнкова и где – тотально засекреченный главный американский атомный проект?
А между тем связь была: жена известного скульптора и светская дама – она же «Лукас» – тихо, но эффективно исполняла роль «агента влияния». Находясь в контакте с женою второго секретаря посольства СССР Василия Зубилина.
Елизавета и Василий Зарубины. 1939 год.
[Из открытых источников]
А Василий Михайлович Зарубин, 1894 года рождения, с 1925 года сотрудник Иностранного отдела ОГПУ, оперативный псевдоним «Зубилин», работал с октября 1941 года руководителем резидентуры в США. Елизавета же Юльевна Зарубина, 1900 года рождения, оперативные псевдонимы «Зубилина», «Эрна», «Горская», «Кочек», «Вардо», сотрудник ИНО ОГПУ с 1929 года, была его оперативным помощником.
Коммуникабельная и умевшая становиться доверенной подругой, Елизавета довольно быстро вошла в контакт с Конёнковой. А затем женщины довольно быстро подружилась.
Насколько втёмную Зарубина играла Маргариту Конёнкову, история и открытые публикации умалчивают. Но именно «последняя любовь Эйнштейна» познакомила её и со своим знаменитым возлюбленным, и с будущим «отцом американской атомной бомбы» Робертом Оппенгеймером. А также с женой последнего Кэтрин. Точнее, через неё знакомство с физиком и произошло. А тот, также пленённый её чарами, принял на работу нескольких сотрудников с левыми взглядами, на разработку которых уже была нацелена агентура Семёна Семёнова.
Если к этому добавить, что Зарубина завербовала также жену бывшего советского физика Георгия Гамова, то перед нашим взором возникает уже целая сеть «агентесс влияния». А если ещё вспомнить, что женщины отрабатывали искусство управлять мужчинами минимум последние 2 миллиона лет, то становится понятно, отчего «отцы американской атомной бомбы» довольно скоро стали завзятыми пацифистами и противниками ядерного оружия.
В 1945 году Конёнковы отправились в Союз. И пароход для возвращения через океан Конёнковым заказал сам Сталин. А когда они после более двух десятилетий эмиграции вернулись на родину, их встретили с триумфом.
И Маргарита потом не побоялась обратиться к самому Лаврентию Берии с просьбой оградить её семью от необоснованных нападок завистников. Художественная интеллигенция ведь почему-то очень нервно воспринимает, когда кому-то из её среды предоставляют мастерскую-студию на улице Горького в центре Москвы. В том самом «Доме под юбкой» на углу с Тверским бульваром. Так что связь между разведкой и Конёнковой (скажем так, общо) явно была. И была она комплементарной.
А Маргарита… Что же, она ещё десять лет получала из Америки письма от тоскующего по ней и по их любви престарелого – за 70! – учёного. До самой его смерти в 1955 году…
Тем не менее вначале погоня за конкретными атомными секретами американцев давалась советской разведке с большим трудом. Генерал Лесли Гровз, руководивший проектом по военно-административной линии, сумел создать вокруг него настолько плотную завесу секретности, что подобраться к ведущимся работам не было, казалось, никакой положительной возможности.
Однако Квасников, опираясь на приданные ему кадры, сумел постепенно выстроить сеть агентуры. Нежно, буквально трепетными пальчиками он сумел влезть в самое сердце «Манхэттенского проекта» город Лос-Аламос. А затем начать кое-что оттуда вытягивать.
Процесс вскрытия «Манхэттенского проекта» значительно облегчил тот самый Клаус Фукс, который в ряду ведущих учёных Англии прибыл в США. Как физик-теоретик он работал в составе группы, вычислявшей критическую для инициирования цепной реакции массу урана. Но при этом пользовался практически неограниченным доверием со стороны Роберта Оппенгеймера. И по его разрешению получил доступ к широкому кругу материалов, к которым по своей работе отношения не имел. И возможно, Оппенгеймер поступил так вовсе не из одной симпатии к Фуксу…
На Фукса советские разведчики выходили через связников. Одним из них был работавший на Советский Союз с 1934 года Гарри Голд («Раймонд»). Ему немецко-британский учёный и передал 25 февраля 1944 года копии своих теоретических работ по «Энормозу».